– Извини, приятель, – поправляет шарф Калеб, – но местный явно получше ориентируется в местности. К тому же, еще одни сутки пути по такому холоду мы не потянем.

Юноша двигается вслед за сааллом, а за ним и остальная часть группы, оставляя Ака позади. Он стискивает челюсть, сжимает кулаки, но все же нехотя бредет за ними. Оставаться одному в незнакомом месте, да еще и на вершине горы – не самый безопасный вариант. Ивейнджин подмечает, что чем дольше они спускаются, тем больше Гудмен-младший замыкается в себе и отдаляется от остальных, словно и вовсе желает быть подальше от них. Это ее слегка настораживает.

– Почему Акли так себя ведет? – поднимает она разговор с Кэт – Мы же не виноваты, что снежная буря уничтожила кабинку. А он делает вид, будто это все наша вина.

– Такой уж у него характер. Если нет виновного, Ак выберет его сам.

– Но это несправедливо!

Кэйтин равнодушно пожимает плечами, натягивая шарф. Его край и так уже покрывает смуглую кожу до самой переносицы, открывая лишь линию не менее темных глаз. Но от этого теплее не становится.

– Не понимаю, как ты можешь с этим мириться?

– Ты еще многого не осознаешь, дорогая. Это приходит со временем.

После ее слов у Ивейн остается неприятный осадок, от которого она еще долго не может избавиться. Подруга говорит так, словно Ивейнджин – ребенок, который ничего не понимает и не разбирается в жизни. Но сама Кэт при этом всего на год старше. Тогда к чему вся эта показная мудрость? Иногда ее высокомерие взлетает выше четырехтысячника, с которого им предстоит спуститься, и причина этого, как всегда, одна: Ак.

Когда они с Иви познакомились, Кэйтин была милейшей девушкой, но все это кануло к Лету, когда она встретила Акли Гудмена, к которому сразу же, по непонятной Ивейн причине, прониклась симпатией. Постепенно податливость и стремление соответствовать массе вытеснили приятные черты Кэт, изменив ее до неузнаваемости. Она настолько хотела влиться в коллектив избалованных деньгами и статусом студентов, что это желание граничило с риском потерять себя. Ивейнджин до сих пор не понимает, чем этот самовлюбленный, эгоцентричный, порой жестокий и падкий на лесть грубиян мог ее заинтересовать. Судя по всему, это останется для нее загадкой навсегда.

– Никогда не думала, что поход – такое тяжкое занятие, – выдыхает Кэйт, скидывая с плеча рюкзак. Она тянется к брелоку на лямке, на котором разместился крошечный альтиметр. – Четыре тысячи пять метров. Мы не прошли и километра, а я уже хочу умереть со скуки.

– Споки! Сейчас мы эту проблемку отфиксим, – щелчок фотокамеры, и Джаззи с айфоном выжигающего-глаза-оранжевого цвета уже спешит на помощь. – Ну-ка, помаши фолловерам рученькой!

Брюнетка натянуто улыбается и машет ладонью, хотя больше это напоминает жест защиты, а не приветствия.

– Приветик, коржики мои. В оффстриме ваша любимая булочка. Вы не представляете, как я по вам скучала!

Калеб раздраженно закатывает глаза. Все эти уменьшительно-ласкательные словечки, откровенно говоря, раздражают. Как и привычка всем тыкать свой телефон в лицо. И что это за мода присваивать людям названия кондитерских изделий? Такое ощущение, что она не о путешествиях ведет блог, а о выпечке.

– Мы находимся на верхушке горы загадочного островка Саарге, и вот что я вам скажу. Это просто имба! Не знаю, откуда у саальцев эта лав к двойным буквам, но они встречаются почти в каждом словечке. ОМГ! Почему это местечко такое таинственное? Об этом я чирикну вам чуть позже!

«Монофтонги», – мысленно поправляет Калеб. – «Две одинаковые гласные буквы, идущие подряд, называются монофтонгами, а народ – сааллами». И хотя Джаззи понятия не имеет, как правильно сочетать и выговаривать слова, ее фанатов это, судя по всему, не смущает.

– На сей раз я со своими тиммейтами, о которых вам обязательно прощебечу лейтер. А вот и они! Ну же, кексики, гоу сюда! – ее рука разворачивает смартфон, снимая отдыхающую на рюкзаках группу. Аллестер неловко улыбается, поправляя очки, в то время как Элиот с Акли обмениваются умоляющими взглядом. Нагнувшись, Иви проскальзывает мимо, чтоб не попасть в камеру, и Калеба это не удивляет. С таким видом лучше вообще не светиться перед объективом. Не то чтоб она совсем уж страшная, но полное отсутствие макияжа, густые брови и вечно растрепанные волосы цвета придорожной пыли, словно в двадцать первом веке она до сих пор не подозревает о существовании средств для укладки, придают ее внешности некую неопрятность. А это единственное, чего Калеб терпеть не может.

– Итак, пупсики, что мы имеем? Фолловеры не раз спрашивали меня, как мне удается находить такие кульные споты. Это все сенкс ту развитой интуиции, которая ведет меня в те направления, в которые большинство человечков и не глянет.

– Вернее, меня ведет, детка, – выныривает из-за ее плеча Ак, – ведь это я нашел это место и устроил поездку.

Из губ Кэт срывается сдавленный смешок. Ее всегда поражало, как Акли удается перетянуть одеяло на свою сторону, даже когда его заслуг нет совсем. Ведь, по сути, мысль отправиться на малонаселенный осколок Скандинавского полуострова подала ему она, но это, как всегда, не в счет. Впрочем, Джаззи тоже скромности не занимать.

– Мэйби, Ак мне немного хелпнул, – надувает пухлые губки блогерша, – но этот трип для вас я спланировала собственнолично. Вскоре я выложу видос для влога о своих приключениях посреди Севера. Следите за моими сторис, пироженки, чтоб не упустить пробивной рилс! Биз всем! Лайков и мьюшек!

Акли становится мрачнее тучи.

– Это была моя идея о поездке.

– Плиииз! – отмахивается наманикюренной ручкой рыжеволосая. – Ты только глянь на эту дыру. Гордиться здесь нечем, бро. Без обид, но я не лезу в твои интервью, вот и ты не суй свой белесый носик в мой влог. Оки?

Калеб наблюдает, как Ак провожает Джаззи сверлящим взглядом и качает головой. «Дерутся как собаки за кость. Всегда в центре внимания, прямо как Триа», – думает он и тут же одергивает себя. – «Не нужно вспоминать то, чего уже не вернуть. Пользы это не принесет, а вот старые раны разворошить может запросто. А ведь они и так едва затянулись».

К всеобщему удивлению, Силкэ в представлении участия не принимает. Он вообще любил побыть один и использовал для этого каждый привал. Калеб замечает интересую вещь в поведении местного: как тот периодически склоняется над камнями, как будто что-то на них оставляет. Это длится буквально несколько секунд, и, скорее всего, никто из группы даже не обратил на это внимания, но только не он. Когда мужчина в очередной раз приседает над куском скалы, а затем быстрым шагом отмеряет расстояние к группе, Калеб задерживается у склона и рассматривает странный рисунок на каменной поверхности. Непонятная закорючка, похожая на перевернутые набок песочные часы. Рядом – изображение оленя, вернее, его головы с кривоватыми рогами (видимо аборигены не очень способные художники). Калеб не силен в германских языках, впрочем, как и в скандинавской мифологии, но даже его поверхностных знаний достаточно, чтоб понять: это не обычная каракуля, а руна – древнескандинавский письменный символ. В прошлом они использовались для письма, однако позже приобрели мистическое значение. С древних времен считается, что рунические знаки способны наделять человека различными способностями, а также оберегать его от злого умысла. Юноша в это все, конечно, не верит, но они сейчас находятся на кусочке земли, принадлежащему Скандинавскому полуострову, а значит, высока вероятность, что сааллы используют эти письмена не просто так.

– Вы отличаться любопытством, гер Калеб.

Парень вздрагивает и оборачивается, встречаясь с взглядом голубо-карих глаз. Силкэ не выглядит разгневанным за столь наглое вторжение в его традиции, поэтому юноша решает воспользоваться ситуацией.

– Что это?

– Это есть райхе. Руаны использовать его для уберечься от злой дух. Он скрывать нас от ледяной глаз Владыка гора.

Брови Калеба поднимаются на лоб. Он всегда старался подавлять свой скептицизм или, по крайней мере, не вздымать его до немыслимых высот, но это уже чересчур. Магические иероглифы для защиты от Повелителя горной вершины? Серьезно? Двадцать первый век на дворе, а люди до сих пор верят в подобную чушь. И это неудивительно, ведь Саарге практически отрезан от цивилизации. Может через пару десятков лет, когда люди будут свободно летать на Марс и телепортироваться из одной точки планеты в другую, здесь сааллы до сих пор будут сжигать идолов из сена и приносить коз в жертву великим богам.