Но совершенно беззвучно коснуться поверхности не удалось. Слух у оболочки оказался отличным. Он резко развернулся и ощерил зубы, словно цербер при виде забравшегося на двор чужака.

Он видел, что я одна. И явно не боялся.

Я выпрямилась и поправила чёрные очки. Перехватила поудобнее клинок и шагнула навстречу бывшему магу. Совсем не хотелось смотреть ему в глаза, потому что безумие, плескавшееся там, пугало до дрожи.

«Ты – Ветер, пусть и самый младший, – сказала себе. – А все, кто носят эту славную фамилию, могут справиться с врагом в одиночку».

И тут он бросился на меня.

Навыки, вбитые семьёй и учёбой, сработали быстрее разума. Я поднырнула под его рукой, вильнув вправо, а потом резко довернулась и всадила клинок ему в бок. Вернее, попыталась, потому что оболочка оказался тоже не лыком шит. Он выгнулся, словно играл в вышибалы и пропускал мимо бока мяч, а потом молниеносно крутанулся и двинул меня кулаком в плечо. Метил в голову, но я ушла от удара. Впрочем, досталось мне славно: плечо мигом онемело, и рука повисла плетью. Хорошо, хоть левая.

Я зарычала и снова бросилась на него. А он опять увернулся и тут же пошёл в атаку. Подбил мои ноги ловким ударом ступни – я рухнула на одно колено, едва удержавшись вертикально. И тут же заорала от боли – оболочка схватил меня своей пятернёй за повреждённое плечо и сжал со всей мочи. Перед глазами потемнело, и я из последних сил наугад ткнула клинком.

И попала. Свет полился из отверстия, проделанного моим оружием, и я заметила вспышку даже через пелену боли.

Но почему я не помню из академических занятий информацию, что оболочки не утрачивают подвижность с ранением? Этот светился, умирал, но сумел всей своей тушей протащить меня спиной вперёд. В поясницу больно ударил край ограждения, а затем мы вместе начали заваливаться наружу, в бездну высотой в несколько этажей.

Я изворачивалась, царапала пальцами бетонный парапет, стараясь удержаться. Левая проскальзывала, и я разжала пальцы правой, выпуская клинок. И успела в самый последний момент.

Оболочка, сияя, как витрина в праздники, улетел вниз, а я повисла на краю пропасти. Держаться было неудобно: по широкому краю скользили пальцы. Я заскулила, понимая, что сейчас сорвусь. Попыталась помочь себе левой рукой, с трудом цепляясь за парапет ещё и ей. Но боль от плеча ослабляла силу пальцев, и все эти манипуляции ничуть не помогали. Теперь ограждение вырывалось из обеих рук.

В голову яркой молнией пробилась мысль, что, похоже, самый младший Ветер сегодня опозорит семью. Вряд ли меня соберут даже лучшие целители после такого полёта.

Зажмурилась.

Отчаяние зазвенело в диафрагме, и тут моё запястье схватила уверенная сильная рука. Я вскинула глаза на спасителя. Босли успел снять очки, и теперь в его лице я читала, что конкретно этот опытный ловец имел желание сказать новичку, ослушавшемуся прямого приказа.

За неделю до рейда

Торжественный зал академии был полон. Вокруг много мягкого света, столов с напитками и закусками, элегантными, но плотными, чаще на основе хлеба и мяса – таких, что способны насытить молодые и жадные растущие организмы. Непривычно расслабленные преподаватели резко контрастировали со всё ещё возбуждёнными учениками. Артефакторы, бытовики, безопасники. Они вели себя как хозяева жизни, наконец окончившие тяжёлые поиски и добившиеся долгожданной победы. Но все знали, что главными триумфаторами сегодня являемся мы. Ловцы. Чёрные кители. Первая десятка.

Раз в два года наше отделение выпускало около тридцати ловцов, и это была не учёба – ежедневная битва. Потому что только лучшие десять выпускников сами будут выбирать ловчий отряд, в котором станут служить. Остальные выпускники поступали работать на конкурсной основе в соответствии с резюме и запросами работодателей. И далеко не факт, что в столице или городах первого круга. Мы же решали сами, и поэтому сегодня десятка – герои вечера.

Я была второй. Мы с моей однокурсницей Наоми Барнс-Котт весь последний год шли вровень, и я уступила ей лишь в одной дисциплине – физической. Соперница была высокой атлеткой, сложённой как богиня и сильной как цербер. Я из своих возможностей выжала что могла, опередила всех парней, но вырасти хотя бы на пару лишних сантиметров была не в состоянии. Финальную полосу препятствий взяла Наоми.

Впервые за всю историю академии два верхних места в десятке заняли девушки. Это было невероятно крутое достижение, что немного примиряло меня с серебром.

– Ты пойдёшь в отряд к Ветру? – спросила неожиданно стоящая рядом подруга-артефактор Милли.

Я аж вздрогнула:

– Нет, точно нет!

Она удивлённо задрала брови:

– И за что ты его так не любишь?

Ох, Милли, ты этого не узнаешь, но я его как раз очень люблю. Так, что могла бы отдать за него жизнь и свободу. Ведь Сэм Ветер – мой брат.

Моё настоящее имя Шарлотта Ветер. В академию я поступала как Чарли Дин, всё время обучения сохраняя полное инкогнито. Чарли – это домашнее сокращение, а Дин – девичья фамилия бабушки.

Никто в академии не знает, что я тоже из славной фамилии охотников за оболочками. Мои родители в прошлом – ловцы, но сейчас занимают крупные посты в министерстве внутренней защиты. Мой дядя – ректор ловческого курса в академии Релеана, соседней дружественной страны. Бабушка и дед – когда-то первопроходцы в этом деле, а сейчас почётные магистры с местом в правительстве, которое они, впрочем, дружно игнорируют. Старшая сестра возглавляет крупнейший исследовательский центр, где изучают оболочек. А брат…

Мой брат – Сэм Ветер, командир одного из двух действующих столичных отрядов, звезда академического выпуска восьмилетней давности, тот, из-за кого я решила отказаться от своей фамилии.

Я знала, что буду охотником на оболочки, с детства. Мой ловческий дар вполне соответствовал уровню семьи, и после принятия силы все вздохнули с облегчением: младший Ветер продолжит славные династические традиции.

Но я видела, как учился мой брат и как давило на него наше имя. С одной стороны, ему были открыты все двери, с другой – он должен был постоянно доказывать, что достоин. Ты же Ветер, ты должен знать лучше всех! Ты же Ветер, встань и беги! Ты же Ветер, соблазнил девушку – расстанься подобающе, подари ей кольцо. И заработай на него сам, а не возьми из семейной сокровищницы.

По мере приближения экзаменов в академию, я почти физически ощущала, как весь семейный кордебалет замер в ожидании: как справится наша младшенькая. Где надо будет помочь нашей малышке. К какому педагогу бы её лучше пристроить на курсовую.

Я раздумывала долго, колеблясь. Меня любили как самую маленькую. Опекали как самую низкорослую. Вдохновлялись мной как самым лучшим проектом. Но я решила сделать по-своему.

Мне хотелось добиться всего самой. Поступить без громкой фамилии, стать лучшей потому, что я талантлива и способна, а не потому, что в моём паспорте есть пять волшебных букв. Закрывая глаза, я представляла, что оканчиваю академию непременно Первой, как и мой брат, и тогда раскрываю свою личность. Семья гордится, одноклассники обалдевают, поклонники падают ниц. Картинка была настолько завораживающей, что решение было принято.

– Семья, я решила поступать в академию инкогнито. Назовусь Чарли и возьму фамилию бабушки.

Молчание, которое возникло за столом во время ежемесячного семейного ужина, было таким громким, что мне впервые стало страшно.

Домашняя фея Аглая вышла в коридор и, кажется, упала там в обморок. Во всяком случае, дворецкий метнулся за дверь быстрее молнии.

Отец замер с поднятой вилкой. Брат стиснул кулаки. Дед разинул рот и забыл его затворить. Бабушка прикрыла глаза. Сестра, наоборот, их распахнула в гневном изумлении.

И только мама сохранила присутствие духа. Она медленно положила нож на тарелку, чтобы случайно не лишить кого-нибудь жизни, и сказала:

– Чарли умеет делать сюрпризы.