Просыпаясь, Софья почувствовала желание потянуться, но на мгновение застыла. Обнаружив, что лежит на груди Данилы, она уставилась испуганно в его глаза и тут же отпрянула, прикрывая свою наготу покрывалом...

-Софьюшка,... милая, - ласково молвил Данило, но она широко раскрыла глаза, мотая головой, и залепетала:

-Нет! Это случилось? Это случилось... Уходите, слышите?! Нет, уходите! Оставьте меня!

-Послушай, - хотел всё же что-то сказать Данило, но Софья продолжала прогонять.

Решив оставить её пока одну, он оделся и послушно покинул шалаш, ещё раз оглянувшись на неё, но Софья отвела взгляд и молчала.

-Ай, Протасов, - встретила его тут же уже видимо давно бодрствующая мамка Дина.

Глядя в её глаза, на её насмешливую улыбку, он чувствовал некий подвох и молчал.

-То, что ночь всю здесь провёл, простим. Ты сделал её свободной... Но более чтоб тебя здесь не было.

-Что? - поразился слышать подобное Данило.

-В обиду девочек моих не дам. Я вырастила Софью, как свою дочь! Время трудное, военное, за каждое посещение будешь платить, - лепетала мамка Дина.

Взирая в ответ пронзительно так, что улыбка с лица её исчезла, Данило ничего не ответил. Он отправился к стоящему в стороне Сержу, который ждал там уже некоторое время...

-Все знают, - прошептал тут же друг.

-И что? - усмехнулся Данило. - Я не единственный, поди, кто развлёкся с этими... маркитантками? Надо же, под каким прикрытием служат.

-Но ты же знал, - развёл руками Серж, а об истинных чувствах друга догадался давно и с сожалением смотрел. - Порой, если чуть проще взглянуть, иногда махнуть рукой на что, полезно для тела и души...

Только не нужно было Даниле никакого сочувствия. Он молчаливо завтракал, молчаливо ожидал появления из шалаша Софьи... Долго не выходила она. Долго просидели у неё подруги, но когда вышли, казалось, что ничего не произошло.

Марта и Люси весело что-то рассказывали Софье, а та вскоре улыбалась и, глубже вздохнув, кивала...

-Сергеев! - окликнул Сержа возле Данилы один из гусар и указал в сторону, откуда к их лагерю приближались с повозками и песнями цыгане.

-Целый табор! Погуляем! - радостно восклицали гусары, поправляя на себе красивые чёрные мундиры и головные уборы, на которых от выглянувшего из-за облаков солнца сверкнули серебром изображения Адамовой головы — черепа с двумя крест-накрест лежащими костями.

Заметив оставшегося в стороне Данилу, к нему подошёл один из гусар и сел подле. Данило знал, что рядом сидит Валерий — тот, кто с тех пор, как спасли мамку Дину с её «девочками», был единственным, кто проводил большую часть времени с Мартой...

-Вот напасть, - сразу молвил он взволнованно, уставившись на цыган и пританцовывающих вокруг военных товарищей. - Маркитантки эти столь хороши, хоть сразу под венец, а нельзя.

-Ты серьёзно? - засмеялся вдруг Данило и резко прекратил смех, когда взгляд серьёзного Валерия обратился к нему.

Они оба молчали некоторое время, наблюдая за весельем вокруг и за радостными девушками мамки Дины, пока Валерий не указал в сторону смеющегося с друзьями в стороне гусара. Тот, приглаживая то усы, то длинные бакенбарды, постоянно оглядывался на хихикающих в ответ девушек мамки Дины...

-Слышал, собирается Пётр этой ночью к Софье в гости пойти... с вином, - сказал Валерий. - А Марта отказалась вдруг столько времени проводить со мной... Странные женщины... Но,... как же прекрасны...

Данило некоторое время смотрел на этого самого Петра, на Софью, смущённо отводящую взгляд к подругам и вновь смеющуюся с ними. Только он и знал, какая война горела в нём, какая ярость кричала. Обо всём происходящем в нём можно было догадываться лишь по лицу...

Софья ни разу не взглянула в его сторону с тех пор, как вышла из шалаша. Это терзало Данилу больше всего. Его тянуло схватить её, встряхнуть, увести, поговорить: всё узнать. Да ничего предпринимать пока не смел.

Заметившая его и Валерия угрюмые лица молодая цыганка тут же подошла:

-Что же за тоска у столь отважного полка?! Гусары ли грустят? - весело взяла она их обоих за руки и повела в кибитку.

Уединившиеся с нею друзья были приглашены сесть и поочерёдно показать ладони.

-Гадать будем? - улыбался Валерий. - Вряд ли поможет.

Но цыганка уже рассматривала ладонь Данилы:

-Недолог будет век гусарский твой, увы, но... в памяти останешься у многих, - не договорила она, как Данила отдёрнул руку и указал на друга:

-Может ему повезёт больше?

С безвыходностью вздохнул Валерий и протянул свою ладонь. Цыганка будто на миг растерялась и спросила:

-Узнать более не желаешь?

-Нет, - резко ответил Данило и покинул кибитку.

Через несколько минут к нему вернулся Валерий:

-Не стал и я дослушивать сей бред, - усмехнулся он. - Захотелось лишь кутёж какой устроить... Что-то соскучился.

-Ты прав, - согласился с ним Данило, а внимание вновь занимала Софья, которая сидела уже не среди подруг, а на руках гусара Петра.

Тот, довольный, ей всё что-то нашёптывал, нежно поглаживая по спинке, а она, пряча взгляд, улыбалась, делая вид, что слушает цыганские песни...

-К коням, братья! - воскликнул довольный Серж, вместе с несколькими из гусар, решив прокатиться вокруг лагеря на застоявшихся конях.

Цыгане продолжали петь и танцевать для тех, кто сидел, но многим гусарам будто хотелось ещё чего-то, большего, яркого... Некоторые повскакивали с мест с новыми идеями:

-Ногу в стремя! - радостно воскликнули присоединившиеся к ним, а вместе — и Данило с Валерием.

Надев чёрный меховой ментик* поверх такого же чёрного доломана**, они покрыли седло лошадей попоном и сели верхом. Грациозно вышагивали их кони. Красиво держались чёрные гусары в седле. Словно в парадном строю проезжали они мимо шалашей, костров и обративших на них внимание маркитанток.

Невольно взглянула на Данилу Софья, и вновь будто затаила дыхание. Странно сжалась душа её, вылившись грустью во взгляде, когда он снова посмотрел красотою карих глаз. Настолько красивого, идеального лица Софья не видела ни у кого. Ей казалось, нет в мире совершеннее мужчины, чем он... Но, вспомнив о реальности жизни, о выборе и о том, как и кем воспитана, всё мечтание улетучивалось прочь.

Софья отвернулась вновь и заметила, как к ней стремительно приближается Пётр, который оставлял её всего на несколько минут в окружении подруг. Она вспомнила сразу, как разговор их зашёл об искусстве и о прекрасном её пении, во время которого Люси похвалилась, что Софья умеет так же прекрасно рисовать, что такой талант трудно встретить, а Софья — здесь...

-Вот, - достал из-за спины большой альбом в твёрдой обложке Пётр и протянул Софье. - Как и говорил, имеется при мне всё, чтоб удалось тебе, милая, изобразить меня.

Софья с подругами вновь смеялась, потешаясь видом гордого и усатого перед ними гусара, который столь игрив и столь самовлюблённый...

-Хорошо, - со вздохом улыбнулась Софья, открыв альбом и взяв толстый карандаш, который Пётр достал из кармана:

-Этим и нарисуешь. У французов выкрал из замка, пока вас спасали. Лежал на столе, - улыбался он. - Чудесное изобретение и рисовать им чудно.

-Как мило! - восхитилась Софья, сев на траву, и тут же нанесла несколько штрихов на бумагу. - Рисует, действительно, прекрасно! Может даже лучше угля!

-А после меня изобразишь, - села напротив Марта, поправив шляпку. - Я только у цыган новую одежду прикупила!

Рядом с нею прилёг на траву Пётр, чтобы смотреть на Софью снизу:

-Так может удобнее изобразить меня,... столь счастливого, столь любующегося красотою твоих очей.

Софья промолчала. Она улыбалась, глядя на подмигивающего Петра и старалась как можно точнее нарисовать его лицо. Взглянув в который раз в её сторону, Данило еле сдерживался, чтобы не повернуть коня и не предстать пред ними, прогнав напуганного сей яростью Петра прочь...