Парень сдвинулся с места и направился к Тане. Она отшатнулась и инстинктивно прыгнула за шезлонг, как будто бы он мог защитить ее от потенциального нападения.

– Что вам нужно? – пробормотала она совсем сдавленным от страха голосом. – Я вызову полицию…

Парень все улыбался и медленно приближался к ней. Внутри Тани все похолодело. Сейчас он ударит ее и попытается обчистить дом. Он был все ближе. Она уже представила, как он размахивается и бьет ее в лицо своим мощным кулаком. Но, подойдя к шезлонгу, парень наклонился, поднял ее солнечные очки, протянул их Тане, громко хихикнул, развернулся и побрел к двери, ведущей в дом. У самого входа он оглянулся и тихо сказал по-гречески:

– Τα λέμε…

Таня видела, как он исчез за стеклянной дверью. Его силуэт еще какое-то время скользил где-то в глубине дома и, в конце концов, растворился среди многочисленных предметов. Она стояла как завороженная и все смотрела на свои солнечные очки, сжатые в кулаке. Потом, словно очнувшись от гипнотического сеанса, она побежала в дом, пытаясь нагнать его, но там было тихо, ни шагов, ни голосов. Она бежала по коридору в сторону входной двери, но парня нигде не было. Значит, он уже вышел наружу. Но это было практически невозможно. Прошло не более минуты. За это время человек, плохо знающий дом, не мог так быстро его покинуть. Он непременно запутался бы во всевозможных переходах и комнатах. Дом Курта был особенным. Напоминал лабиринт. Это была старинная вилла, отреставрированная в 2000-х годах, но аутентичная планировка была сохранена архитектором. Значит, подумала Таня, этот пришелец знал дом Курта. Возможно, он был его приятелем. Открыв входную дверь, она вышла на улицу и стала оглядываться по сторонам. Прохожие с удивлением смотрели на нее – взъерошенную, полуодетую и мокрую. Но она не обращала никакого внимания на их сосредоточенные взгляды. Все всматривалась и всматривалась вдаль. Она решила созвониться с Куртом в тот же вечер и уточнить, кто это был и по какому праву он проник в дом, не предупредив ее заранее о визите.

Таня вернулась к бассейну и решила посмотреть, откуда мог появиться ее незваный гость. К бассейну прилегала высокая ограда из кирпича и бетона, заросшая всевозможными ползучими растениями. Таня подошла к ограде и стала внимательно рассматривать ее – нет ли разорванных стеблей, поврежденных стволов, облетевшей листвы или цветов? Она все смотрела и смотрела. Никаких обрывов не наблюдалось. Но не упал же он в этот бассейн прямо с неба? – думала она. Возможно, он вошел через дверь, прямо из дома. Значит, у него были ключи. Это открытие заставило ее поежиться. Но ничего. Курт все объяснит ей сегодня же вечером. Пусть он свяжется с парнем и запретит ему приходить вплоть до ее отъезда!

Она вернулась к бассейну и снова села на шезлонг. Вскоре из дома вышла горничная.

– Добрый день, Таня, – поздоровалась женщина по-английски. Таня, несмотря на свое греческое происхождение, не знала на языке предков ничего кроме «здравствуйте» и «до свидания».

– Добрый день, Катерина.

– Я купила все, что вы заказывали. Могу ли я быть свободной?

– Да… Хотя… Одну минуту…

– Слушаю вас.

– Скажите… Часто ли сюда заходит друг Курта?

– Друг? – женщина была явно удивлена вопросом Тани. – Какой друг?

– Ну такой невысокий брюнет, с карими глазами, спортивного телосложения… Лет двадцати…

– Никогда не видела. Да и никто к Курту не ходит в его отсутствие. Когда он приезжает, то здесь действительно собирается огромное количество народу… Да вы сами знаете. Сколько раз вы с вашим супругом гостили у хозяина. Но в его отсутствие никто не приходит… По крайней мере… при мне…

– Ах вот как… Вы можете быть не в курсе?

– Да. Я ведь ухожу после часа. Перед самой сиестой. Стараюсь, особенно летом, вернуться пораньше домой, до наступления жары.

– Хорошо… Спасибо, Катерина.

– Я могу идти?

– Да.

– До завтра, Таня.

– До завтра!

Прошло примерно полчаса, как Екатерина покинула дом. Таня немного пришла в себя после утреннего приключения и уже стала свыкаться с мыслью о том, что этот парень был дружком Курта. Она со своим, теперь уже практически бывшим, мужем Леоном не одно лето провела на его вилле и видела, какие толпы странных молодых людей здесь собирались на вечеринки. Этот парнишка вполне мог оказаться одним из них. В любом случае вечером она все уладит, и дело с концом.

Она искупалась и решила перекусить. Но только она переоделась, повесив сушиться купальник, как в дверь позвонили. И это был не просто звонок. Кто-то нажал на кнопку и не отпускал ее. Слышался грохот. Этот некто колотил в дверь кулаком и, по всей видимости, еще и хорошенько добавлял ногами. «Ну и денек…» – подумала Таня, взглянув на экран домофона. У двери стоял Санчес. Он явно был не трезв. Его немного покачивало в разные стороны.

– Что тебе надо? – спросила она в домофон.

– Открой, Таня, – ответил Санчес.

– Скажи, что нужно?

– Поговорить само собой.

– Давай в другой раз. Ты совсем не вовремя.

– Открой, Таня! Я не уйду. Буду колотить, пока полиция не приедет.

Она нажала на кнопку. Раздался писк открывающейся двери. Санчес вошел и, не обращая на нее никакого внимания, тут же отправился в гостиную. Его шатало в разные стороны, он спотыкался и цеплялся за встречные предметы, едва не свалив с постамента китайскую вазу, которой так гордился Курт. Таня вовремя поймала ее и зафиксировала в центре постамента.

– Когда ты успел так опьянеть? – спросила она, когда Луис свалился без сил на огромный диван из белой кожи посреди гостиной. – Мы виделись часа три назад. Ты был в полном порядке.

Санчес молчал и пристально смотрел на нее. Затем он достал сигарету и закурил.

– Скажи, Таня, – начал он, с трудом ворочая языком. – Что ты имеешь против меня?

– Честно? – Таня села рядом с ним.

– Да. Честно.

– Ничего.

– Тогда что ты сегодня устроила на площадке? Чего ты хотела от Дика? Когда ты уехала, он был сам не свой. Придирался ко мне по каждому чиху.

– Да неужели?

– Представь себе. Это твои гомофобные штучки… Я знаю…

– Это ложь. Я никогда не была гомофобом. Не смей меня в этом обвинять!

– Тогда что?! Что тебе надо от меня?! – взвизгнул Санчес и, обессилив, упал на спинку дивана.

– Что мне нужно?

– Да. Скажи.

Таня придвинулась к нему и пристально посмотрела Луису в глаза.

– Мне нужно, чтобы ты действительно был Аполлоном. Не комедиантом, изображающим Аполлона, – сказала она, немного повысив голос. – Не шутом! А самим Фебом! Светом! Огнем! Солнцем! Понимаешь?!

Произнося последние слова, Таня перешла на крик. Санчес замер и смотрел на нее во все глаза. Казалось, он с трудом мог дышать. Со лба скатывались капли пота. Весь его тонкий белый льняной костюм пропитался влагой. Он все смотрел и смотрел на Таню. Не мог оторвать глаз. Все думал о чем-то.

– Аполлоном? – прошептал он.

– Да.

– Но я человек… Всего лишь человек… Я знаю, ты помешана на методе Станиславского. Мне говорили об этом. Но я этому не учился. Я пришел в кино прямо со съемочной площадки… сама знаешь, откуда пришел.

– А раз знал, зачем брался?!

– Я не способен чувствовать так, как того хочешь ты. Я не учился чувствовать, вживаться, становиться кем-то.

– Не учился… Но ты все это понимаешь. У тебя получается. Не всегда, но получается.

Санчес завертел головой в знак несогласия.

– Нет. Не получается!

Таня вскочила с дивана и принялась расхаживать из угла в угол.

– Ты должен подумать, – сказала она. – Хорошенько подумать. Либо ты становишься Аполлоном, либо…

– Либо что?

– Либо мы все проиграем.

Едва Санчес, объятый серьезными и глубокими раздумьями, покинул дом, Таня тут же позвонила Курту. Он как раз разрисовывал здание в центре одного небольшого городка в Тироле. Лицо Курта было покрыто респиратором и прозрачными защитными очками. Он сидел в люльке посреди широченной и высокой стены. Над ним расстилалось бесконечное голубое небо без облаков. Где-то вдали летел малюсенький самолет. Внизу колыхались верхушки деревьев в парке. Парк напоминал зеленое озеро, его поверхность едва заметно колыхалась под порывами ветра.