Ричард мог бы ему сказать, что всегда старательно учил материал, не жалея себя, что уснул на лекции лишь однажды и ему действительно стыдно за это, что прогулял нечаянно и тоже сожалел, но упоминание родителей больно срезонировало с разговором с Хеленой, и что-то внутри Ричарда словно надломилось, выпуская наружу все накопленные детские обиды, весь стресс, накопившийся за время обучения, и он просто расплакался и расхохотался одновременно. Он не слышал больше, что говорит профессор, не чувствовал, как его встряхнули и пару раз ударили по щекам, и не видел света, погружаясь в темноту.

Пришел в себя Ричард уже вечером — проснулся в кровати в своей келье. Болела голова и горло, как при простуде.

— Эй, ты как? — рядом с кроватью на стуле сидел Кристофер с учебником по теории снятия порчи. — Вот, сегодня начали новый материал с Кэмпбеллом. Что у вас с ним произошло?

Ричард пожал плечами. Наверно, ничего не произошло. Вернее, не произошло ничего необычного.

— Как я здесь оказался?

— Кэмпбелл принёс. Целители говорят, что у тебя случился нервный срыв, — поведал Кристофер. — Так что всё-таки произошло? Зачем тебя искала Хелена?

— Рассказать мне, что мой отец во мне разочарован, — ответил Ричард. Теперь, когда он сам произнёс это вслух, ему было немного стыдно за то, что он сорвался. В конце концов, он же всегда знал, что до него никому из Грэев нет дела. Просто до этого дня в нём всё же жила какая-то иллюзия, что он всё равно нужен отцу, матери, братьям и сестре. Что вся его жизнь — просто одно большое недопонимание, и что однажды всё наладится. Но нет, не наладится. Посмотрев сегодня в глаза Хелене, он навсегда попрощался с той девочкой, которая когда-то улыбалась ему и подарила милый камушек, как если бы она умерла. — Кристофер, не знаешь, есть ли способ выйти из семьи? Я больше не хочу носить его фамилию. Пожалуй, я тоже в нём разочарован.

— И кем ты тогда будешь?

— Я буду Ричардом. Просто Ричардом.

***

Почти весь второй семестр первого года обучения был посвящен видам порчи и способам её снятия. К счастью, здесь у Ричарда дела пошли в гору, и титул главной бездарности постепенно стал от него отставать. Да и Кэмпбелл после событий в коридоре вёл себя подозрительно тихо: теперь он не обращал на Ричарда совсем никакого внимания и никак не комментировал его неудачи, словно никакого Ричарда не было в аудитории вовсе. И если бы не оценки, неизменно появлявшиеся за выполнение домашних заданий, то Ричард бы решил, что профессор полностью забросил идею чему-нибудь его научить.

Зато не поменяла к нему своего отношения профессор Этвуд.

— Только посмейте выкинуть что-нибудь странное на новом зачёте, — ворчала она, стоя за спиной Ричарда с клюкой наготове, пока он работал в госпитале с солдатом, доставленным с фронта по железной дороге. Молодой парень почти лишился глаз благодаря наложенной на него чернокнижниками порче. — Не спешите и просто остановите её действие, целители сами уберут гной и вылечат повреждённые ткани, ведь вам это, как мы знаем, до сих пор не под силу, — язвила она, словно приняла эстафету у Кэмпбелла. Но Ричард не обращал на неё внимания.

— Вообще-то я думаю, что это нормально, если что-то не получается, — поддержал его солдат, когда Этвуд ушла проверить работу других. — Иногда нельзя уметь всё сразу. Я, например, здорово управляюсь с мечом, но копейщик из меня посредственный: когда я пришёл в латный орден из городской гвардии, то едва сдал по нему зачёт.

Ричард пожал плечами. Он ничего не смыслил в военном ремесле. Знал только, что латный орден — это войска империи. Именно они были на передовой и именно по ним приходились самые частые удары чернокнижников.

— Как там на фронте? — спросил он, чтобы что-то ответить. Солдат перед ним сейчас не мог ничего видеть, и просто так молча лежать ему, должно быть, было просто скучно.

— Ужасно, — улыбнулся тот. — Иногда дико скучаю по гвардии, где было тихо и спокойно. Но скоро и они не останутся в стороне. Говорят, имперский дом собирается объявить всеобщую мобилизацию.

— Всё так плохо? — Ричард слушал его вполуха, сосредоточившись на завершающем процессе. Он уже удалил все «корни», которые успела пустить порча и оголил её ядро — мутное, с фиолетовыми пульсирующими прожилками. Теперь предстояло осторожно удалить его из духовного тела рыцаря, не повредив и не позволив порче прицепиться к кому-нибудь другому.

— Кажется, мы проигрываем, — тихо признался солдат. — Отступники подготовились куда лучше, чем мы думали. Они заручились поддержкой северных земель, и теперь с ними в альянсе ещё алхимики. Слухи хотя разные, но поговаривают, что алхимики — это ещё не самое страшное, что можно встретить в северных землях.

— Алхимики? — Ричард никогда про них не слышал. Порча была полностью успешно удалена и уничтожена, поэтому теперь он мог немного передохнуть и послушать рассказ о войне. В конце концов, если она не закончится до конца его обучения, то станет следующим этапом его жизни. Будет неплохо знать, к чему готовиться. — А это ещё кто такие?

Солдат вздохнул.

— Это люди, не обладающие способностями к магии и не наделённые святыми силами, но каким-то образом они умудряются ими управлять и искажать их. Я не разбираюсь в тонких науках, поэтому тебе лучше узнать подробности у своих наставников. Наверняка они объяснят лучше меня.

— Вы закончили? — к ним подошла одна из целителей госпиталя. — Целитель Этвуд сказала, что здесь потребуется моя помощь.

— Да, я закончил с порчей, — тут же отчитался Ричард и поспешил уступить место у кровати.

— В таком случае, оставьте его на меня, — кивнула целитель, не уточняя, почему Ричард сам не мог до конца вылечить глаза солдата.

Позже он пересказал случившийся диалог Кристоферу и Джеймсу. И если Кристофер при упоминании алхимиков только плечами пожал, то Джеймс встрепенулся:

— Алхимики? Это очень серьёзно. Отец рассказывал, что само их искусство отрицает учения о святых и магах.

— Но кто они такие и откуда взялись? — спросил Кристофер.

Джеймс пожал плечами.

— О них не принято говорить. Как я понял, это что-то даже более худшее, чем отступники, которые просто практикуют запрещённые чары. Магия или святая сила — это врождённые способности, передаваемые от родителей к их детям. Ни тому, ни другому нельзя просто так научиться, руководствуясь только собственным желанием. Однако каким-то образом алхимики — люди, не наделённые такими способностями, — научились ими пользоваться в извращённом варианте. Я слышал, само мироздание стонет, когда они запускают свои механизмы. Они совмещают несовместимое и попирают все известные святые каноны.

Ведомый любопытством, Джеймс написал своему отцу, рассчитывая получить какие-то ответы, но вместо этого барон Спел строго-настрого запретил сыну интересоваться этой темой, обещая летом хорошую взбучку, если он нарушит его наказ и попробует самостоятельно добыть информацию.

«Учись и не поднимай нос из учебников, чтобы попасть на хорошую службу в столице, а не на передовой. Даст бог, и тебе вообще никогда не придётся задумываться о такой чертовщине, как алхимики, как и встречаться с ними», — написал он.

Тем временем наступила весна. Раненых в госпитале прибавлялось с каждым днём, и после обеда на практическом занятии со студентами дежурила не только Этвуд, но и Кэмпбелл, помогая целителям. Ричард в первый раз видел Кэмпбелла за работой, а не в аудитории, среди множества схем и таблиц, и должен был признать, что он хорош. Гораздо лучше Этвуд, которую до сих пор Ричард считал эталоном целителя-практика. Кэмпбелл не задавал лишних вопросов и почти не смотрел в истории пациентов. Казалось, ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что именно случилось с его новым подопечным, секунды на принятие решения, а дальше он просто молниеносно накладывал одно благословение за другим, словно сила духа в его теле была бесконечной. Столкнувшись с порчей, подобной той, с какой работал Ричард уже пятнадцать минут, Кэмпбелл её за секунду играючи, как рукой смахнул, словно это был не сгусток тёмной материи, прицепившийся к духовному телу и высасывающий из него жизнь и здоровье, а обычная дорожная пыль или надоедливая муха.