— Я не допрашивал тебя. Люди приходят ко мне, только сами рассказывая то, что хотят рассказать. Это то место, где нет месту принуждению и козням. Не говори, если не хочешь или не готова, — Саманта выдохнула даже с какой-то благодарностью и стало ей немного стыдно за свои злые вопросы. Но она ещё не готова признать, что была не права или просить прощения.

— Я поняла, — и вслед за её словами, сзади возник какой-то другой голос.

— Пора возвращаться, — сказала медсестра, уже перебирая в руках парочку верёвок, готовая привязать Саманту к себе. Девушка лишь кратко кивнула, бросив на священника прощальный взгляд. Когда две фигуры уже начали отдаляться, священник бросил в спину девушки.

— Ты всегда можешь прийти сюда и рассказать, что пожелаешь. Здесь тебя всегда ждут. Бог с тобой, дитя, — сердце девушки на секунду согрелось добрым словом.

Англия, Лондон. Замок???.

Снизу раздавался железный звон вилок о тарелки, звуки чайной ложки, мешающей сахар в сервизной кружке. В нос бил запах свежеприготовленной еды. Слышались приглушённые голоса где-то отдалённо, а глаза слепили солнечные лучи. Всё было пропитано атмосферой утра. Златовласая женщина спускалась по ступеням белого мрамора витиеватой лестницы. «Я не уверена, стоит ли мне вообще являться к ним» — сомневалась она. Оказавшись внизу, перед ней предстаёт трапезничающая утренним кушаньем семья. Два пустующих стула неприятно укололи сердце.

— О, Элизабет, с добрым утром. Прекрасно выглядишь, — откровенная лесть. Сложно не заметить отчётливо отёкшее лицо, — Прошу, присаживайся, — вежливо предложила женщина средних лет.

— Миссис Беатрис, — натянуто улыбнулась Элизабет, — Благодарю. Всех с добрым утром, — и, как только Элизабет уселась, обмен любезностями между членами семьи продолжился. Правда, сложно было не заметить большую притворность этих разговоров сейчас, чем во все прошлые утра.

— Элизабет, на самом деле мы думали, что ты сегодня не придёшь на завтрак, — сказала миссис Беатрис. Элизабет так и ощущала скрытый укор в каждом слове, обращённом от членов семьи к ней. Очевидно, так все выражали к ней внутреннюю злобу. «Я была права. Никто не хочет видеть меня, — В дверном проёме появилась чёрная макушка, — Ну, вероятно, все, кроме него».

— С добрым утром, бесконечно рад наблюдать всех присутствующих в добром здравии, — поприветствовал зашедший мужчина, и аристократы сразу замолкли. Он был как белая ворона среди Дэвнпортов, единственный имел эти чёрные волосы и грубые черты. А все остальные истинные Дэвнпорты были равны как на подбор, обладали каштановыми волосами, карими глазами, острыми точёными, аристократично-элегантными чертами лица. Мужчина пробежался глазами по сидящим за столом, задержавшись взглядом на Элизабет. На секунду его взор смягчился, но он быстро отвёл глаза от неё, отмечая три пустующих места — Однако Джереми я не наблюдаю, так что сами делайте выводы, — его выпад вся семья тактично пропустила мимо ушей и только Элизабет подала голос.

— Даниил, — она признательно улыбнулась ему, — Даже с утра пораньше ты не изменяешь самому себе. С добрым утром, — мужчина открыл рот в улыбке, готовясь ответить, но его опередила женщина.

— Чтоб ты знал, у Джереми много работы, в отличие от некоторых, — нежданно влезла в разговор миссис Беатрис. Он презрительно повёл бровью.

— У Джереми много самомнения. Уверен, он думает, что семейные завтраки это глупости, недостойные его внимания, — пожав плечами, будто бы непринуждённо говорит Даниил.

— Даниил! Как не стыдно, рассказывать о брате гадости, ещё и в присутствии всей семьи, — возмутилась мать двух сыновей, — Уильям, скажи ему!

— О, миссис Беатрис, нет нужды в беспокойстве, — с толикой театральности произнёс он. Затем как-то саркастично ухмыльнулся, — Я и в лицо ему такое говорю, — и отец встаёт, громко приложив руки к столу.

— Довольно. Ты и семейное времяпровождение в черти что превращаешь, — нарочито грубо начинает он, — Не надоело? Обуздай свой нрав, знай когда, где и что можно говорить. Тем более, сейчас, когда все прибывают в стрессе, — холодно отчитал мистер Уильям, на что Даниил лишь хмыкнул, встал со стула и ушёл прочь из-за стола, только напоследок остановившись у лестницы.

— Ах да, возможно и Джереми не пришёл, чтобы не наблюдать меня лишний раз, учитывая то, насколько кислее прежнего стали ваши лица, как только появился я. Спасибо, позавтракал, — бросил он через плечо, уходя прочь. Элизабет тяжело вздохнула. «И стоило омрачать это утро ещё больше?» — возник немой вопрос. За столом воцарилось напряжённое молчание. Элизабет не лез и кусок в горло, поэтому она поспешила удалиться, под предлогом принести завтрак в кабинет мужа.

— Как его жена, я ведь должна позаботиться о нём, — неловко улыбнувшись, оправдывалась она, — Прошу прощения, что оставляю вас. Всем приятного аппетита, — взяв поднос с едой, направляется к лестнице она. «Какой цирк. Они только и ждали, когда же я поскорее покину их» — поднявшись, Элизабет стучится в дубровую дверь. По ту сторону мужской голос безразлично отвечает «Войдите!». Она тянет ручку, заходя внутрь и застаёт Джереми стоящим у окна, вчитывающимся в неизвестные бумаги. Она подходит ближе, ставя на столик поднос. Он даже не оборачивается.

— Джереми. Я принесла тебе завтрак.

— Да-да. Большое спасибо, можешь поставить, — отмахнулся от неё муж. «…можешь поставить и уйти» — подумала Элизабет, и это и было истинным окончанием его фразы, не сказанным возможно лишь по тому, что он не хочет отвлекаться лишний раз.

— Я не просто так пришла. Нам нужно поговорить, — честно призналась она. Наконец, он поворачивается к ней лицом, отвлекаясь от своих документов.

— Что тебе сейчас надо? Разве ты не видишь, я занят! — сердито произнёс Джереми. Сведённые брови, прищуренные глаза, всё выдавало в нём сдерживание внутреннего гнева.

— Тебе не помешает на пару минут отвлечься от своих бумажек. Это важно, — настояла Элизабет, — Мы не можем оставить её там.

— Элизабет, прекрати. Мы уже всё решили и она не вернётся.

— Джереми. Она наша дочь, мы не можем так поступить, — кротко возразила женщина. На что мужчина взорвался, в ярости посмотрев на даму.

— Наша дочь? Повтори пожалуйста, наша дочь? О нет, нет, нет, — тихо и пугающе произнёс он, ступая вперёд. Он наклонился к ней, кладя свою руку на её плечо и сжимая. Женщина почувствовала боль, — Это твоё отродье и она убила, убила моего сына, единственного наследника! — с тихого тона он внезапно перешёл на крики. Его непредсказуемость пугала Элизабет всегда. Женщина удручённо вздохнула и всё же нашла в себе силы посмотреть на мужа.

— В том и дело! У нас больше нет детей, если она вернётся, мы непременно выдадим её замуж, и она родит ребёнка. Если тот будет мальчиком, то и станет наследником! — отчаянно убеждала его она. Но в ответ он схватил её за руку, до боли сжав запястье.

— Заткнись, глупая женщина, неужели ты не понимаешь? Никаких наследников от этой ошибки! Какой кошмар, у нас же даже больше нет детей, — разочарованно произнёс он, — Потому что ты бракованная женщина, больше не способная родить.

— Джереми, я понимаю, но… — возразила Элизабет.

— Лучше помолчи. Или ты хочешь вновь проверить, способна ли ты родить ещё? — перебил он. Джереми толкнул её к стене. Его рука скользнула вниз к её груди, до боли сжимая. Элизабет в страхе оглянулась на него.

— Не надо… — промолвила она. Джереми проигнорировал. Мужчина грубо расстегнул пуговицы у её платья, обнажая женское тело. Рука мужа легла на шею женщины, сильно сжимая и оставляя багровые следы. Он упивался болью и страхом, который она испытывала. Джереми поднял подолы её платья и притянул тело ближе к себе. Это надо перетерпеть. Она терпит это всю их супружескую жизнь. Однако мерзкое чувство в груди всё равно не покидает её. Ничего не происходит. Это странно. Элизабет чувствует, как её платье опускается, а Джереми отстраняется с охладевшим выражением лица.