Стратегические задачи были теми же, что и в 1277 году. Но их было труднее разрешить, потому что успех Ллевелина на юго-западе расширил площадь боевых действий. В течение июля король прошел путь вдоль побережья от Честера до осажденных замков во Флинте и Рудлане, которые держались с весны против атак Давида. Тем временем Эдуард послал Грея и графа Суррея очистить левый фланг в долине Клуида и изгнать Давида из Четырех кантрефов. Он хотел, обойдя Сноудон с юга, заставить Ллевелина покинуть завоеванные земли в центральном и юго-западном Уэльсе с тем, чтобы спасти княжество.

И вновь морские силы оказались решающими. С сорока кораблями из Лондона и Пяти портов, включая две большие галеры, присланные из Ромни и Уинчилси, каждое судно с командой из пятидесяти человек, учитывая, что обычно личный состав достигал двадцати, Эдуард смог обойти фланг противника с севера. Пока его армия медленно продвигалась сквозь поросшие лесом теснины к Конвею, перевозимое по морю под командованием бывшего сенешаля Гаскони Люка де Тани войско высадилось в Англзи, чтобы пощипать, по словам короля, перышки из хвоста Ллевелина. Потребовался месяц сражений, чтобы очистить остров. В это время валлийцы ожидали удара, но в середине октября де Тани завершил мост из судов через пролив Менай, дабы в решающий момент ударить в тыл врагу в Пенмаенмавре. Ратин и Денби на юге уже пали, а в центральных областях Эдуард достиг Конвея.

Столкнувшись с тройной угрозой в Сноудонии, Ллевелину пришлось свернуть наступательную операцию на юге и спешить обратно, чтобы защитить собственный опорный пункт. Архиепископ Печем также прибыл на арену боевых действий и попытался добиться для валлийцев почетной капитуляции, но Эдуард не поддержал его инициативу. Чувствуя, что теперь они в его власти, король настаивал на том, чтобы мятежники, вместо того, чтобы творить свой закон и взывать к насилию, а не к его справедливости, покорились без всяких условий[149].

Затем, когда победа уже была близка, нетерпение де Тани привело к катастрофе. 6 ноября, в тот самый день, когда Эдуард объявил, что примет только безоговорочную капитуляцию, его помощник, не пожелавший ждать запланированной согласованной атаки, вопреки королевскому приказу в прилив пересек Менай, в надежде застать валлийцев врасплох. Но вместо этого де Тани попал в засаду у Бангора и был разбит, погибнув сам и погубив свое войско, которое пыталось спастись бегством в условиях прилива.

Валлийцам казалось, что Гвинед спасло чудо. Ллевелин, торжествуя победу, возложил командование на севере на своего брата и отправился в карательный рейд против валлийских союзников англичан в марках. Но Эдуард никогда не был столь опасен, чем теперь, когда удача отвернулась от него. Ретировавшись в Рудлан, он решил продолжить кампанию зимой. Набрав рекрутов из графств, а также пятнадцать сотен всадников и профессиональных арбалетчиков из Гаскони, он созвал два парламента в провинциях – один на юге, в Нортгемптоне, второй – в Йорке. «Поскольку Ллевелин, сын Гриффита, – начиналось его предписание шерифам, – а также его сообщники, другие валлийцы, – для нас враги и мятежники, так как во время царствования нас и наших прародителей нарушали мир нашего королевства,...мы приказываем собрать... по четыре рыцаря от каждого графства, наделенных полной властью от лица общин упомянутых графств. Также от каждого города, бурга или торгового поселения по два человека, подобным образом уполномоченных от лица их сообществ, чтобы слушать и выполнять то, что от нашего имени будет разъяснено». Оба собрания проголосовали за тринадцатипроцентный налог, приносящий почти в два раза больше денег, чем добровольные ссуды Керкби. Между тем последнего попросили переслать деньги как можно скорее. «Особенно приложи усилия, чтобы предотвратить такой случай, – приказывал король, – когда мы и наша армия отступили бы сейчас из-за недостатка денег, на которые мы полностью полагаемся».

Шесть недель спустя после неудачи при Бангоре, в то время как король и его люди готовились к зимней кампании в горах Уэльса, пришли драматические известия с устья реки Уай. Воспользовавшись смертью великого маркграфа, барона Роджера Мортимера, одного из ближайших друзей Эдуарда, Ллевелин решил разграбить его земли. Но на него на Оруинском мосту «на земле Буилт» неожиданно напали сыновья магната и Джон Гиффард. 11 декабря 1282 года, когда он совещался с местными вождями, фаланга его копьеносцев была сметена градом стрел лучников Гиффарда, а затем атакована и разбита английскими конниками. Сам валлийский князь был убит, когда спешил на поле битвы, сотенным или лейтенантом шропширской пехоты по имени Стефан де Франктон. Его тело, найденное на следующий день, было доставлено в цистерцианское аббатство в Кум Хир. Голову отвезли королю, который, зная о пророчестве Мерлина, гласящем, что валлийский князь будет коронован в Лондоне диадемой Брута Троянского, приказал пронести ее, коронованную плющом, по улицам столицы и, насадив на копье, поместить у Тауэра.

Со смертью Ллевелина увял дух национального восстания. Давид, претендовавший на его княжество, слишком много времени провел в английском лагере, чтобы занять место в сердцах своих соотечественников. Около полугода он сражался в горах на севере с безжалостно сужавшимся вокруг него кольцом воинов Эдуарда и маркграфов. В июне 1283 года, беглец, прячущийся в бесплодных холмах около Кадер-Айдриса, был предан собственными соотечественниками и выдан Эдуарду, который даже отказался видеть его. Решение его участи возложили на английский парламент, который решил судить мятежника в Шрусбери. За измену королю, который возвел его в рыцари, Давида приговорили растянуть лошадьми, за убийство – повесить, за пролитую кровь на страстную неделю – выпотрошить, за участие в заговоре на королевскую жизнь – четвертовать и выставить части его тела в городах Винчестер, Нортгемптон, Честер и Йорк. Чудовищный приговор был полностью приведен в исполнение, а голова мятежника была выставлена рядом с головой его брата у Тауэра.

Так погибли князья северного Уэльса. Мятеж – именно так называли его Эдуард и все англичане – отнял последнюю надежду на самоуправление Валлийского государства без владения островом. Если бы Ллевелин был фактически князем Уэльса, а не только Гвинеда, это было бы возможно, так как, по Конвейскому договору, Эдуард намеревался предоставить ему фактическое правление в наследственных княжеских доминионах. Но лордами остального Уэльса являлись маркграфы, а не Ллевелин, а по феодальному и английскому закону их права были столь же основательны, сколь и его, и не могли попираться. Именно то, что урожденный валлийский маркграф настаивал на своих правах, спровоцировало Ллевелина на фатальное восстание. И, как показали события, до тех пор, пока существовали два Уэльса, один – полностью валлийский, другой – англизированный, война между ними была неизбежной. На небольшой территории, населенной агрессивными людьми, два независимых правителя едва ли могли сосуществовать без столкновений. И в таких конфликтах слабейший был обречен на поражение.

И именно здесь представления Эдуарда кажутся весьма определенными. Выросший на границе с Уэльсом и впитавший его воинственные традиции, он в большей мере понимал валлийцев, чем его английские подданные. Он оставался в Уэльсе со своим судом Королевской скамьи в течение почти восемнадцати месяцев после победы и посвятил всего себя, с обычной страстью к детальности, обустройству страны. Он не присоединил княжество к Англии, но оберегал его обособленное существование под властью короны и королевского права. В статуте об Уэльсе, вышедшем в марте 1284 года в замке Рудлан, он разделил Гвинед на три графства, по английскому образцу, – Карнарвон, Англзи и Мерионет и назначил столицей Карнарвон, где должен был находиться юстициарий Сноудона и казначейство. В то же время он выделил четвертое графство, Флинтшир, из Четырех кантрефов, поместив его под юрисдикцию юстициария Честера. Два других графства, Кармартеншир и Кардиганшир, уже созданные из бывших фьефов Ллевелина в марках, были обеспечены обычной английской административной иерархией шерифов, бейлифов и коронеров.