Французский авангард появился только в середине дня. Армия шла разделенной на две части под командованием коннетабля и двух маршалов Франции, каждая часть следовала по одной из двух дорог из Пуатье. Левофланговая колонна сначала имела успех, пробившись через пролом в изгороди, пока не была отброшена контратакой отряда графа Солсбери. До того как она достигла вершины, правая колонна уже была разбита на части лучниками, которые двигаясь вниз с превосходящей военной дисциплиной по болотистой почве с фланга противника, осыпали таким градом стрел, направляемых особенно в лошадиные крупы, что почти каждый всадник падал на землю, а маршал, командовавший колонной, был захвачен в плен. На обоих флангах выжившие в замешательстве бежали с поля боя. Английская дисциплина была настолько железной, что ни один воин не дрогнул.

Теперь же подходила основная часть французского войска, разделенная на три последовательные колонны под командованием дофина, молодого герцога Орлеанского и короля лично. Каждая часть при своем появлении казалась одинаковой по размерам со всей английской армией. По предложению ветерана шотландских войн, Уильяма Дугласа, который служил французам, рыцари и тяжеловооруженные воины оставили своих коней в Пуатье. Но длинный переход и тяжесть вооружения явились причиной их разброда, и к тому времени, как они достигли поля боя, между колоннами образовался довольно большой промежуток.

Колонна дофина атаковала первой. Несмотря на огонь, а стрелы к настоящему моменту стали подходить к концу, она достигла изгороди. Здесь состоялась длинная и отчаянная стычка. «Они подошли к ней храбро с обеих сторон, – написал Джеффри ле Бейкер, – с криками „Святой Георг“ или „Сен Дени“, которые поднимались к небесам». Но французские рыцари, которые по совету Дугласа обрезали свои двадцатифутовые копья до шести футов, не привыкли драться без лошадей и вскоре начали уставать. В конце они также отступили в замешательстве.

После их отхода образовалась долгая пауза. К счастью, для англичан, колонна герцога Орлеанского вообще не дошла до поля боя, но либо из-за оплошности, либо из-за осознания, что битва проиграна, колонна направилась не в том направлении. А пока вымотанные защитники меняли свои сломанные копья, пополняли запасы стрел и ходили за водой к реке у долины, унося наиболее серьезно раненных в тыл и размещали их под кустами и изгородями. «Не было никого, – написал хронист, – кто не был бы ранен или не измотан тяжелым трудом».

И вот здесь, когда англичане начали думать, что битва окончена, самая большая и последняя французская колонна под командованием короля Иоанна появилась на хребте по другую сторону долины. Эффект, который это огромное войско, сверкая сталью и знаменами, произвело на уставших защитников, был ошеломляющим. Почти все, кроме командиров, осознали, что битва проиграна. Колеблющиеся стали покидать поле, во главе с ранеными, а остальные стали готовиться к смерти. «Затем, – пишет хронист, – появилась грозная орда арбалетчиков, закрывшая небо плотным облаком стрел, посылаемых ими, по они были отражены веселым штурмом английских стрел, потому что лучники пришли в состояние злобного исступления от безысходности. На них летели стрелы смерти, которые остановили французов, когда те подошли достаточно близко, но французское войско, состоявшее из плотных отрядов, защитилось щитами, выставив их перед собой близко друг к другу и спрятав свои лица за ними».

Но как только они начали идти вверх по холму, Черный Принц показал, что он действительно был великим полководцем. Вместо того чтобы ждать, когда подойдет превосходящий противник, он решил атаковать по всему фронту. Приказав привести боевых лошадей из арьергарда, он заставил своих измотанных рыцарей и тяжеловооруженных всадников сесть на коней и с криком «Знамя, покрытое именем Господа и Святого Георга» выстроил их в открытую линию против врага, встав во главе. Одновременно он послал небольшой отряд конницы, который находился в резерве, обойти врага с левого фланга, под командованием гасконца каптала[400] де Буша, одного из рыцарей – основателей Ордена Подвязки.

Лучники отбросили свои луки и присоединились к рукопашной, поражая французов своими короткими мечами. Внезапно, в решающий момент схватки, отряд де Буша ударил француза в тыл. Результат был разрушительным. Зажатые с обеих сторон и сражающиеся на неровной земле против конных воинов, французы пустились в бегство, преследуемые английскими рыцарями, убивавшими их до самых стен Пуатье. «Фортуна повернула свое стремительное колесо, и принц Уэльский вломился в ряды врага и, подобно льву в благородной ярости, щадил низших, но низвергал сильных и взял в плен короля Франции». С ним были один из его младших сыновей, архиепископ, 13 графов, 5 виконтов, 21 барон и почти две тысячи рыцарей. Такого богатого потенциального выкупа еще никто не получал. Еще две с половиной тысячи рыцарей и тяжеловооруженных воинов были найдены мертвыми на поле боя перед английскими позициями, там нашли еще двух герцогов. Только орифламма – самый священный знак Франции – была спасена.

Тем вечером победитель принимал у себя в шатре за ужином короля Франции, который прислуживал ему, стоя на перевязанном колене со словами, что «он не настолько достоин, чтобы сидеть за столом с таким великим принцем». С утонченной вежливостью тот успокоил его, восхваляя его галантность. «Вы получили, – сказал он, – величайшую известность и в этот день превзошли в бесстрашии всех других в своем войске». Как-то во время пира принц был вызван теми, кто подбирал умерших и раненых, и сказал, что они принесли сэра Джеймса Одли, одного из героев дня, которого нашли раненым на поле. Принц-рыцарь пожаловал ему ежегодную ренту в пять сотен марок, а когда он узнал, что Одли, рыцарь Подвязки, передал его четырем чеширским оруженосцам (сквайрам), которые очень мужественно сражались бок о бок с ним – Даттону из Даттона, Делвзу из Доддингтона, Фулхерсту из Бартомли и Хокстону из Райнхилла, – он удвоил награду.

Когда новости о Пуатье и пленении французского короля достигли Англии, беспокойство сменилось радостью. Победа, одержанная принцем, превзошла даже Креси. «Самый доблестный принц во всем этом свете, – таким он показался современнику, – который когда-либо существовал со времен Юлия Цезаря и короля Артура». Англия сама по себе поднялась на новую ступень славы. Иностранцы отмечали: «англичане везде имеют гордый вид»; «когда благородный Эдуард получил Англию в молодые годы, – писал льежский хронист Жан ле Бель, – все были не высокого мнения об англичанах, никто не говорил об их могуществе или храбрости... Теперь они самые лучшие и достойные воины, известные человечеству». Найдя то, что казалось надежным путем к победе над почти любым войском, они видели перед собой бесконечные возможности получения выкупов, добычи и других выгод. Земля Франции была для них закрыта, пока английский длинный лук не отворил ее.

Ибо выигранное богатство было чрезмерным. Цена, установленная за короля Франции, равнялась 300 тыс. крон. «Я такой могущественный господин, – сказал принц своим офицерам после Пуатье, – что я вас всех сделаю богатыми». Даже самые последние солдаты вернулись, имея на продажу боевых коней, мечи, драгоценности, платья и меха. Вряд ли по всей Англии можно было найти женщину, как говорили, без какого-либо украшения, кубка или куска тончайшего льна, принесенного домой завоевателями. Те, кто был достаточно удачлив и взял в плен крупного магната, сам стал лордом. Сэру Томасу Дагуорту было предложено 4900 фунтов – огромные деньги – в качестве выкупа за Карла Блуасского. Оруженосец (сквайр) из северного графства, взявший в плен короля Давида при Невиллз Кроссе, получил годовую ренту в 500 фунтов – что равняется годовому доходу в 20000 фунтов сегодня – и ранг знаменосца.

Возможно, наиболее романтичным было приобретение состояния на французском поле боя Томасом Холландом, младшим сыном из весьма незнатной ланкаширской семьи. Он, довольно рано завоевав благосклонность дам на турнирах, но не богатство, стал миллионером, как теперь это можно назвать, взяв в плен графа О при штурме Кана в 1346 году. Однако его успех на этом не закончился. Поощряемый своим богатством, он стал претендовать на руку – а сердцем он уже владел – красавицы принцессы Джоанны Кентской, с которой, еще когда она была девочкой 12 лет, он заключил тайный брак, о котором она побоялась объявить, когда ее кузен, король, заставлял ее выйти замуж за графа Солсбери. И, хотя случился большой скандал, а ее муж заточил ее в темницу, богатства Холланда оказалось достаточно, чтобы получить папский декрет, аннулирующий ее второй брак, вернуть ее Холланду и вместе с ней титул графов Кентских.