«Ничто не происходит с каламами, если это не угодно Атаргатис», – вдруг пронзила Адониса мысль. Сколько раз эти слова повторял старик Ур? Неужели сын вождя сам по себе заговорил на чужом языке? Неужели он самостоятельно смог преодолеть священный Садаф и очутиться, как сказала незнакомка, на острове? Неужели своей волей сумел лишиться прекрасного хвоста? Так, может, на волю Атаргатис и положиться? Или хотя бы на ее милость…

Воздух, которым он только что дышал, оставался рядом, над близкой поверхностью воды. И свет, и его источник – солнце – тоже были там. Пара гребков, и Адонис мог бы подняться над волнами и вдохнуть полной грудью. Но он лишь повторил имя богини, открыл рот и впустил в себя воду. В глазах померкло…

Когда молодой калам очнулся, свет по-прежнему наполнял все вокруг. Значит, он просто лишился чувств. И вряд ли дольше, чем на несколько мгновений, раз не успел ни всплыть, ни уйти на глубину. Но теперь сын вождя снова дышал водой. Теплые струи ласкали его гортань и выходили через жабры, что вновь открылись над ключицами. И хвост… Слава богине, он опять стал тем, кем был всю свою жизнь – вместо жалких ног к нему вернулся сильный и красивый хвост!

– Атаргатис! – засмеялся молодой калам. – Прости, что легенды о тебе я считал выдумкой!

Мгновенным порывом, захватившим Адониса, было взмахнуть хвостом, подняться к поверхности и даже взлететь над ней, чтобы рассмотреть оставшийся за спиной остров и девушку на берегу, но он сдержал себя. Приключений было предостаточно. Теперь надо возвращаться домой, тем более что все произошедшее следовало обдумать. Хвост слушался, разве что странная усталость поселилась в теле, и захотелось подкрепиться. Парочка крабов не помешала бы, даже больше; он словно не ел несколько дней! Но все потом. Осталось понять, где искать дом: вряд ли его выбросило куда-нибудь далеко от Садафа и Тиспурама…

Адонис еще раз шевельнул хвостом, вспомнил ноги девушки и подумал, что Лили выглядела вовсе не уродливо. Даже наоборот, очень привлекательно. И не только лицом и тонким станом. Ноги ее определенно украшали. Возможно, не меньше, чем хвост украшал Адониса. Интересно, не сочла бы она его хвост уродством?

– Лили… – повторил имя девушки сын вождя, и не смог сдержать улыбку. Отчего-то даже звучание этого слова наполняло грудь теплом. Затем он посмотрел вверх, зажмурился от яркости солнечных лучей, пронзающих воду, взглянул вниз на близкое, местами заросшее кораллами дно, на стайки разноцветных рыб, танцующих в солнечных лучах, пожалел, что мама Меса не может видеть этого великолепия, и поплыл прочь от берега.

И мать, и отец, и даже Дириг, что учил Адониса и Авариса, да и прочих подростков управляться с мечом, повторяли, что каждому каламу воздается сверх обычных способностей что-то свое. К примеру, ловкость, выносливость, настойчивость, любопытство, сила доставались всем. Понятно, что у некоторых та же настойчивость обращалась в упрямство, но порой Атаргатис наделяла калама и чем-то необычным. В случае Адониса это было чутье. Кто, как не он, всегда угадывал, где укрыться от Байула или Дирига, чтобы избежать утомительных наставлений? Кто мог почувствовать через весь Тиспурам, что мама Меса разделала краба и даже смешала его мякоть с давлеными волокнами губки? Кто с закрытыми глазами отыскивал проходы в коралловых стенах? Так неужели он не найдет собственный дом?..

Плыть пришлось не слишком далеко. Вскоре дно начало круто понижаться. Адонис вспомнил коралловый склон на окраине Тиспурама и собрался последовать в глубину, как вдруг почувствовал запах крови, и поплыл прямо на него.

Окровавленные останки плавали у самой поверхности, вокруг изуродованной туши не слишком большой рифовой акулы сновали стайки рыбьей мелочи. Неподалеку бултыхались в воде куски тела еще какой-то твари. Обрывки плоти начинали медленно опускаться в глубину.

Адонис настороженно озирался. Похоже, это было глупостью – оставлять мечи на крыше дома отлучаясь. А если на пути появится действительно серьезный враг?

Наполненная солнцем теплая вода, возможно, таила новые опасности. Кровь рано или поздно могла привлечь акул покрупнее. Следовало поторопиться. Сын вождя подплыл к первой туше и с удивлением обнаружил на ней следы присосок. Вот уж про что он не слышал, так это чтобы спрут нападал на акул. К тому же вряд ли головоногий был таким уж крупным. Отметки на коже акулы не превышали в поперечнике толщины полутора пальцев, то есть спрут был не больше воина-калама, конечно же, не считая длины щупальцев. Вместе с тем голова акулы оказалась почти отсечена, и часть хвоста как будто оторвана. Вот этого спрут сделать точно не мог. Да и следы присосок… не только вырезанные роговыми зубцами кольца, но и странные дыры в центре этих кругов. Возникало ощущение, что внутри каждой присоски таилась крохотная, но жадная зубастая пасть…

Адонис снял с пояса нож и с некоторым трудом вырезал кусок кожи с наиболее отчетливым следом. Затем поплыл к другой жертве. Ею оказалась гигантская манта. Она была растерзана или рассечена на части. Сын вождя вспомнил кусок плавника, что не так давно показывал отцу. Кто-то обладающий подобием меча справился и с огромной мантой, причем та явно не предназначалась ему в пищу.

Адонис оглянулся. Было что-то непостижимо ужасное в сочетании кровоточащей плоти и теплой, пронзаемой солнечными лучами воды. Внезапно его внимание привлекла искра или вспышка света. Снова и снова… Сын вождя пригляделся и обнаружил в куске плавника что-то вроде короткого зазубренного ножа с маленькой рукоятью. На ее оголовке имелся выступ, напоминающий прозрачный камень или рыбий глаз. Он-то и вспыхивал через равные промежутки.

Адонис выдернул оружие, перевернул его. На металлической плоскости выделялись три знака – IGE. Они ничем не напоминали клинопись, покрывающую колонны храма в Тиспураме… Ощущение близкой опасности сдавило обручем голову. Сын вождя огляделся. В отдалении показались едва различимые тени. Акулы! Надо убираться… Молодой калам взмахнул хвостом и поплыл вниз.

Чем глубже он уходил, чем бледнее становился свет, и все более явственно накатывала тоска. В какой-то момент Адонис даже задумался: а не вернуться ли обратно? Приблизиться к берегу, поднять голову над волнами и посмотреть еще раз на небо, солнце, дно без воды, и на Лили, которая собиралась что-то нарисовать… Что это значит – нарисовать?

Присутствие Садафа Адонис почувствовал, как и прежде, еще за несколько гребков до барьера. Но в этот раз никакого мерцания он не увидел. Вокруг была только тьма. Не полная, но достаточная, чтобы принять черноту перед лицом за непроглядное дно. Но ощущения не могли обманывать. Адонис почувствовал жжение в пальцах, однако решительно взмахнул руками, ударил хвостом – и пересек барьер.

Ничего не произошло. Разве что странный нож или наконечник неизвестного оружия словно зацепился за что-то и даже слегка нагрелся, но и он остался в руке Адониса. А сам Садаф переливался всеми цветами над головой у калама.

– Брат! – послышался испуганный оклик Авариса. – Слава Атаргатис! Я уже и… не надеялся! Где ты был?

– У поверхности, – ответил Адонис, пряча находку за поясом под костяным ножом.

– Почему так долго? – вскричал Аварис. – Время обеда прошло! Нас могли хватиться! У какой поверхности?

– Там, где кончается вода, – сын вождя поймал встревоженный взгляд названого брата. – Там много крови. Убитая акула, разорванная или посеченная на части большая манта. Я, правда, не увидел монстра, который это сотворил…

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.