Это довольно сложная техника, но Лили уверенно владела ею. Под кистью художницы эскизы словно оживали, обретая нежность, воздушность, изящество, тонкую палитру оттенков – не только цвета, но и отраженного в портрете характера человека, его эмоций и чувств.
Девушка нередко слышала от восхищенных заказчиков, которым довелось позировать перед ее мольбертом, что она сотворила на листе бумаги настоящее волшебство. Лили с каждым днем становилась все популярнее и теперь могла не тратить время на подработку официанткой, съехала от подружки и сняла небольшую квартиру-студию. Иногда приходила на набережную пораньше, до потока туристов, и рисовала пейзажи.
Порой там появлялся отец. Глядя на ее работу, восхищенно покашливал, качал головой, подходил, передавал новости о матери, которая, разумеется, очень переживает из-за неуемной самостоятельности дочери, пытался передать деньги. Лили вставала, обнимала отца, но доллары не брала. В очередной его визит она показала извещение о зачислении в колледж искусств и дизайна Ринглинга и сказала, что скоро переезжает в Сарасоту.
– Это недалеко, – обрадовался отец.
– Гораздо ближе, чем Пенсильвания, – кивнула Лили. – Почему мать не приходит?
– Она такая же упрямая, как и ты, – смутился отец.
Мать встретилась с дочерью через пару лет, когда Лили исполнилось двадцать, и у нее состоялась первая выставка. И даже не в Сарасоте, а в Майами. Нельзя сказать, что за эти два года Лили прославилась, но ее имя – Делила Уилсон – появилось не только на афише одного из лучших выставочных залов, но и в благожелательных отзывах большинства местных газет и сетевых ресурсов.
– Мы здесь с мамой, – прошептал отец, подходя к Лили в вестибюле. – Она сейчас смотрит твои работы.
– Почему не подошла ко мне? – спросила Лили.
– Ей надо пережить еще одну обиду, – вздохнул отец, пряча улыбку. – На афише не указано, что родители талантливой художницы – Эмма и Уильям Уилсон.
– Так не принято, – Лили улыбку не сдерживала.
– Я пытался это объяснить, – развел руками Уильям.
Мать подошла через десять минут, замерла на пару мгновений в пяти шагах от дочери, так что Лили успела увидеть в зеркалах и себя, и ее, и отметить, что они очень похожи. Обе высокие, стройные, темноволосые. И обе красивые. Правда, одна на двадцать пять лет старше. Да, из этой мизансцены могла получиться неплохая картина.
А потом Эмма Уилсон подошла, обняла дочь и заплакала. Успокоившись, сказала, что быть хорошим художником ничем не хуже, чем хорошим биологом или генетиком. И добавила, что Лили может вернуться.
– Я привыкла так, – прошептала дочь
Но мать замотала головой. – Кое-что изменилось, – вздохнула она и обернулась, чтобы посмотреть на отца, который переминался с ноги на ногу неподалеку с довольной физиономией. – Мы уезжаем. Мне предложили очень хорошее место. По моей специальности. Институт частный, но с солидным финансированием. Занимается глобальной экологией и генетическими мутациями. Так что придется на время расстаться с Флоридой. Пока контракт на десять лет, а там… посмотрим. Отец, кстати, тоже без работы не останется. Для него нашлось место в центре изучения археологии, биологии, геологии и морских наук неподалеку. Правда, не научным работником.
– Администратором, – усмехнулся, приблизившись, отец. – Если точно – инспектором и наблюдателем за состоянием окружающей среды. Исследовательский центр Джераче!
– Где это? – спросила Лили.
– Тут недалеко, – стал серьезным отец. – Сан-Сальвадор. Багамы. Бермудский треугольник!
– Ничего не скажу о треугольнике, а виды там замечательные, – заметила мать. – Я слетала туда, приняла коттедж и лабораторию. Приезжай к нам, когда захочешь.
Погостить у родителей Лили удалось только через год. Она собрала в дорогу небольшой багаж, в том числе этюдник, краски, пачку ватмана, и отправилась делать эскизы на Багамы – со странным предчувствием чего-то важного…
Прилетела в аэропорт Нью-Провиденса, провела пару часов в скучном кафе, ожидая пересадки в маленький самолет местных авиалиний, и совсем скоро была в аэропорту Сан-Сальвадора.
С высоты остров показался Лили зеленым изъеденным гусеницей листом дерева, брошенным в океан. Большую его часть занимали озера. То есть вода была и снаружи, и изнутри. Вот, значит, с чего Христофор Колумб начал освоение Америки. Интересно, что может предложить остров молодой художнице?
Мать, которая встретила ее в аэропорту и даже наняла носильщика, хотя дочь и уверяла, что справится с багажом сама, сказала Лили, что на острове почти нет машин, жители обходятся байками, но помочь вызвался сын директора института – и взглядом показала на роскошный «кадиллак» у входа в зал прилета.
– Кристиан Харрис, или Крис, хотя его отец – Леонард Харрис – зовет своего сына Гуль, – сообщила она.
– Гуль?.. Что за странное имя?
– Кажется, что-то восточное, – предположила мать. – Но близкие и самого Леонарда зовут не Лео, а Лугаль. Возможно, это память предков. Они откуда-то… оттуда.
Крис оказался довольно учтивым молодым человеком, и в его облике действительно проглядывали восточные черты. Если бы Лили встретила его в Майями, то сочла бы персом или ассирийцем. Но здесь, на острове, он выглядел как потомок индейских аборигенов. К сожалению, его учтивость странным образом совпадала с пронзительным и бесцеремонным взглядом, который он часто бросал на девушку, на миг отвлекаясь от управления машиной.
Мама рассказывала про достопримечательности острова, а Лили думала, что посмотрит их позже. На Багамах ей предстояло провести два месяца, и не в отдыхе. Но она поняла, что основные туристические объекты расположены на западном берегу, папина работа и Институт глобальной экологии – на северном, а коттедж – чуть южнее, но по восточному берегу, где гораздо меньше народу и можно вообще никого не встретить на пляже.
– Почему так? – спросила Лили.
– Океан, – пояснила мама. – Ветры, Антильское течение, чуть холоднее вода, на берегу встречается мусор. Его приносит как раз течением. Но виды от этого не страдают.
Виды действительно были замечательные. Народу на восточном берегу оказалось в самом деле немного, хотя и мусор тоже в глаза не бросался. Досаждал Лили только тот самый Крис, или Гуль. Посидев в первый день после прилета во дворе уютного небольшого коттеджа за столом с отцом и матерью и некоторым количеством обретенных ими на острове друзей, со второго дня Лили стала прогуливаться по окрестностям поселка, подбирая натуру для эскизов, и почти каждый день наталкивалась на сына директора института. Крис оказывал ей знаки внимания самым настойчивым образом – заводил разговор, намекал на какие-то «дружеские» подарки, приглашал прокатиться вокруг острова на скоростном катере. Лили благодарила, но отнекивалась. Крис мог бы показаться обаятельным, даже красивым, но его взгляд слишком откровенно выдавал намерения парня. Нет, становиться чьей-либо игрушкой Лили не собиралась. Поэтому, чтобы не натыкаться на островного обожателя, она стала выходить из дома в разное время, и не вышагивала по тропам, а сразу ныряла в заросли, из которых выбиралась прямо на белый песок пляжа.
Так было и в тот день. Лили выглянула в окно, увидела через два дома знакомый «кадиллак», подхватила этюдник, сумку с полотенцем, печеньем и питьевой водой и, пригнувшись, нырнула в кусты за задним двором. Да, пробираться через заросли было не простым делом, зато через полчаса она сможет заняться тем, что привлекало ее в последние годы больше всего – попытаться отразить на листе бумаги восхищение тем, что видит. И никто ей не сможет помешать.
Лили выбралась из зарослей, поправила шляпу с широкими полями и подумала, что сначала надо искупаться. К счастью, в этот раз она не забыла взять резиновые тапочки – отец предупреждал ее, что на здешних пляжах много морских ежей. Но о купании Лили тут же забыла – в полосе прибоя лежал человек. Набегающая волна подталкивала его к берегу, откатывала назад и снова будто пыталась вынести безвольное тело на белый песок.
