Он смотрел на вырезанное из коралла изображение Атаргатис, что украшало их двор. Чем богиня отличалась от обычной каламки? Такие же руки, голова, грудь, хвост, волосы. И пустой, едва намеченный древним резчиком взгляд.
– Она следит за нами, – сказала Меса, заметив, куда смотрит сын. Ее голубые глаза сияли ярче обычного, и, кажется, слезы наполняли их. Когда-то отец уверял, что слезы Месы солонее, чем вода в море.
– Ты веришь в такое? – удивился Адонис. – Я не ощущаю ее взора.
– Она создала священный купол, – прошептала мать. – Мерцающую завесу, что накрывает наше селение и изрядную часть дна вокруг. Назвала его Садафом и наказала чтить его пределы. Это защита.
– Или загон для каламов.
– Когда-то Байул бормотал нечто похожее, – улыбнулась Меса.
– Мама, почему мы должны проводить всю жизнь под куполом? Это же… клетка!
– Ты слишком горяч, – покачала она головой. – Чему я учила тебя?
– Терпению, – вздохнул Адонис.
– Вот, – снова улыбнулась мать. – Запомни главное – все, о чем говорится в древних легендах – не сказки. И Садаф – не клетка. Это наша крепость…
– Оставим мечи здесь, – предложил Адонис. – Дириг говорил, что клинки должны сверкать над крышами. Они и будут сверкать. А мы сплаваем.
– Зачем? – спросил Аварис.
Адонис задумался. Садаф словно рыбьим пузырем накрывал весь Тиспурам и храм неподалеку. Собственно, только купол и служил подтверждением тому, что божественная сила не рассеялась в веках, что Атаргатис – не выдумка.
Будучи детьми, когда присмотр за ними был куда более строгим, юные каламы не могли подняться к куполу, но не раз подплывали к его основанию. Упираясь в дно, Садаф становился почти непроглядным, его мерцание бледнело, но он все равно не давал к себе прикоснуться, обжигал пальцы.
– Что такое Садаф, дедушка Ур? – не раз спрашивали у старика дети. – Байул говорит, что это защита.
– И защита тоже, – кивал Ур.
– Тоже? – удивлялся Адонис. – Но как же так? Смотри – рыбы, дельфины, даже акулы легко проплывают через Садаф! Не пропускает он только нас!
– Садаф не пропускает зло, – шептал Ур. – И глупость. Зло не пускает снаружи, укрывая при этом нас от злого взора. А глупость – изнутри.
– Что такое зло? – недоумевал Адонис. – Разве акулы не зло?
– О том, что такое настоящее зло, вы узнаете, когда вырастете, – вздыхал Ур. – А зачем от него отгораживаться?.. Из-за этого!
Старик взмахивал хвостом и показывал на тонущие в холодной тьме гранитные колонны храма, на стены, где были высечены изображения богини, на вырезанные из камня врата.
– Зачем злу камни? – добавлял вопрос Адонис, но старик в ответ бормотал что-то непонятное, мол, дело не в камнях, а в том, что скрывается за ними.
Сын вождя так и не понял, что старик имел в виду. То, о чем юным каламам рассказывали наставники, скорее напоминало торжественные гимны, которые приходилось заучивать наизусть. На всякий случай неразлучная троица облазила древний храм со всех сторон, от оголовков колонн до илистого дна, но не нашла ничего заслуживающего внимания.
С тех пор прошло много лет, а Садаф так и остался тайной. Сколько раз Адонису удавалось подплыть к нему почти вплотную… Нет, не для того чтобы преодолеть барьер, запрет есть запрет. Просто он ощущал возле Садафа что-то особенное. Тот как будто манил его.
– Дили говорила с отцом, – подал голос Аварис. – Дириг признался ей, что все каламы детьми мечтали преодолеть барьер, несмотря на запрет. Но гнев Атаргатис останавливал их.
– Как он проявлялся? – спросил Адонис.
– Наверное, как страх. А еще Дириг сказал, что Садаф не просто защищает. Он… укрывает. Нас не видно.
– Не сходится, – покачал головой сын вождя. – Кто это мог увидеть, если никто не преодолевал Садаф? К тому же он мерцает!
– Может быть, он мерцает только в нашу сторону?.. – неуверенно предположил Аварис. – Знаешь, о чем я подумал? А что, если морских тварей терзает часть того же зла, что заточено за теми каменными дверями? Может быть, наше место именно здесь?
Адонис нахмурился. А ведь действительно, стражи Тиспурама охраняли не само селение, а прежде всего храм. И висели они в темных водах скорее над древними колоннами, а не над деревней. А то так бы и дали любопытным прогуляться к куполу. Что там говорилось в древних легендах? Землю захватило такое могучее зло, что Атаргатис не смогла уничтожить его, поэтому она низвергла врага в бездну, в проклятый мир, отправилась вслед за ним и прикрыла вход в бездну каменными воротами. А каламам наказала охранять их с этой стороны. Наверное, заодно и накрыла Тиспурам Садафом…
– Что такое земля? – спросил Аварис.
Ну точно, брат думал о том же самом.
– Ты не слушал Ура, – вздохнул Адонис. – Опять любовался Дили. Старик же говорил… Земля – это дно, над которым нет воды.
– А что же над ним есть, если нет воды? – удивился Аварис.
– Наверное, ничего, – предположил сын вождя. – Или вот это.
Он открыл рот и выпустил пузырь воздуха, который тут же помчался наверх. К Садафу. Пузыри барьер тоже не задерживал.
– А про зло Ур что-нибудь говорил? – поинтересовался брат.
– Он сказал, что всему свое время, – ответил Адонис. – И что это время еще не пришло… Послушай, а что, если преодолеть Садаф только рукой? Помнишь, как в детстве? Если попробовать?
– Зачем? – не понял Аварис.
– Это как с мечом, – объяснил сын вождя. – Чтобы противостоять с ним акуле, сначала упражняются с мечом против воды. Надо пробовать. Слушай, я быстро.
– Адонис!!!
– Я быстро!
Стоило чуть подняться, как Тиспурам таял во мраке. Нельзя было ничего разглядеть – ни коралловых крыш домов, ни морских звезд, ни камней. Зачем же тогда, спрашивается, все это прятать?
Адонис закрыл и снова открыл глаза, не почувствовал разницы, все тонуло во тьме; поднес к лицу ладони, которые едва заметно светились, выпустил в них пузырь воздуха, проследил за ним, чтобы понять, куда плыть.
Садаф не заметить нельзя. Мало того, что мерцание разбегалось во все стороны. Барьер напоминал невидимые объятия. Путы. Он мягко останавливал Адониса еще за пару взмахов хвостом до себя. Теперь был совсем рядом. Далеко вверху что-то брезжило. Значит, дно без воды? И зло? Что там еще есть?
Адонис протянул руку и почувствовал обжигающую боль. Садаф как будто предупреждал. Одновременно с этим откуда-то издалека донесся истошный крик. Байул рассказывал, что брачный зов китов разносится на огромные расстояния, но этот звук казался другим. И в нем не было зова, только боль.
– Брат! – послышалось сзади.
Он обернулся. За его спиной подрагивал силуэт Авариса.
– Ты слышал крик? – спросил Адонис.
– Нет, – ответил брат. – Но он прозвучит, если ослушаешься отца.
– О чем ты? – усмехнулся сын вождя. – Это всего лишь барьер. Посмотри, насколько он прекрасен и… безжалостен. В чем-то подобен темнице… А что, если сама Атаргатис зовет меня?
– Брат, – подплыл ближе Аварис. – Придет время, и ты будешь поступать так, как тебе заблагорассудится. Но не теперь!
– Я должен попробовать, – мотнул головой Адонис. – Хотя бы прикоснуться…
– Нет, – обнял его одноухий. – Я не дам тебе совершить глупость.
– А вот это решать только мне, – и Адонис оттолкнул брата.
Ему показалось, или с рукой Авариса что-то произошло из-за толчка? Она как будто растворилась в воде, а в следующее мгновение Адонис почувствовал боль, и одновременно с этим на лице его названого брата появился испуг.
«Что это?..» – подумал сын вождя, но еще через мгновение забыл обо всем: ведь оттолкнув брата, и сам не остался на месте – его спину обожгло, он попытался вывернуться, отплыть от Садафа, но бездна поглотила его с головой.
Глава вторая
Знакомство
Лили всегда боялась огорчить родителей и считалась домашним ребенком, но, когда мать предложила пойти по ее стопам, то есть получить образование в Пенсильванском университете и стать генетиком и микробиологом, отказалась наотрез. Дело дошло до скандала, и девушка ушла из дома. Жила у подруги, подрабатывала официанткой в закусочной, выходила на набережную Оушен Драйв и рисовала портреты туристов, что съезжались в Майами со всего мира. В отличие от большинства здешних художников, среди которых попадались и талантливые, делала портреты акварелью.
