— Спасибо, не надо. Такое у меня есть. Мне нужен мозг!

Вовчик впоследствии клялся, что последняя фраза прозвучала почти кровожадно.

«… Сама эта идея была вполне безумной, как я полагаю, Она возникла от скачка напряжения, пробоя фильтров. Можно было бы, скажешь ты, и дальше пользоваться этим методом, но это озарение стоило мне нескольких банков с чрезвычайно ценной информацией. Больше тридцати лет я посылал людишек на поиски медицинского оборудования, и сумел-таки создать операционную, которой ты скоро воспользуешься. Можешь мне поверить, такого оборудования нет даже у твоих разлюбезных питерцев…»

— Есть и такое, — обрадовался Вовчик. — Сам видел… Точнее, человека видел, которому сделали две пересадки костного мозга. Думаю, это не проще…

— Это значительно проще. Тебе как неспециалисту этого не понять.

«… три года назад я начал эксперименты. В самом начале работ мне очень повезло, один из моих людишек, мародерствуя в Городе, нашел карты флэш-памяти[97] с гранками «Журнала Медицинского Сообщества» и «Вестника нейрофизиологии» за 1998–2062 годы. То есть, до самой Войны…»

— Можно, я продолжу? — встрял неугомонный Вовчик. — Значит, ты вооружился великим знанием, почерпнутым из писулек трехвековой давности, и принялся кромсать всяких бандитов, благо тюрьма полная… О-о! так вот зачем ты нашего брата-ведьмака ловить повелел! Вот сукин сын

— Что, только сейчас дошло? Туповат ты. Ну так будут критические соображения? Даю шанс: разубедишь меня — будешь жить.

— Ну, спасибо… Хоть подумать можно?

— У тебя была целая неделя. Сколько ещё можно думать?!

Вовчик прилежно сосредоточился. Первая мысль была — вовсе-таки и не спешат на выручку из города транспорты с доблестными десантниками. Сай торопится — значит, успевает. Это плохо. Дальше… Слабые места. К логике придраться трудно, она — его сильное место. Можно попробовать запутать, затянуть время… Чем запутать-то, пиписькой потрясти по сложной траектории, благо разбинтовали? Дохло. Направо твою налево…

Ну допустим, ОН, понимаете ли, не прав. ОН. ОНА, ОНО, ОНЕ. Видимо, проблемы сохранения отдельно существующей головы (или отдельно взятого мозга?), отторжения тканей, нейроинтерфейсов, совмещения сигнальных систем в принципе решены. Как — неважно, но решены, потому что если бы да кабы, то зачем так стараться ради рядового подопытного: расходный материал, полно такого по полям страны бродит. Лечить его, чтобы потом голову отрезать? Нелогично как-то. Но тогда… зачем вообще лечить?

Ну ладно, допустим, надо было зачем-то вылечить. Скажем, надо было подождать, что с предыдущим получится. Контрольный срок эксперимента, слышали про такое? Вылечил. Спасибо. Дальше что — секир-башка? О-о, да, господин, вы излечили меня от смертельной лихорадки, примите в виде моей признательности голову. Не смешно.

Итак, мой мозг является уже рабочим материалом, и это дает определенные основания для гордости. Но шутки в сторону, зачем ему именно мой? Чем я отличаюсь от… от других? Образованием? Воспитанием? Общественным положением? С механической проблемой подключения ещё одной «ячейки памяти» это мало коррелирует. Правда, в этих делах я чайник. Или этот напыженный гад сказал не всё? Но что ещё, дьявол? И зачем этот фильм… Не понимаю. Можно было просто объяснить, словами, а не шарадами…

Так. Тупик. Попробуем иначе. Допустим, некое различие всё же существует. Мутация, может быть. Тогда… Первое, что приходит в голову, это возможность саботажа со стороны живого мозга. Хорошо, допустим… можно создать для него виртуальную среду… Но мозг взрослого человека для этого не годится, слишком много информации о мире накоплено… да и не потянуть саю такую задачу. Пукнет и надорвётся. Значит, он уверен, что саботажа не будет. Дальше. Более вероятно, что он просто перегрузит себя и не справится с поступающей от мозга информацией. Да, это возможно. Что ещё?..

— Ты не заснул?

— Сука ты. Дай мозгами-то пораскинуть, в последний-то раз!

— Что надумал?

— У, падла, надумаешь с тобой… А что, если твой… элемент неформальной логики начнёт тебе лепить сплошную чернуху? Я бы точно залепил.

— И пусть его лепит. Для меня будет важно, что он хоть что-то думает по поводу предложенной проблемы. Это внесёт определенную степень случайности в процесс принятия решения. Абсолютно несущественно, что именно он будет думать.

— Да?.. А как это? Впрочем, понимаю… Ну ты и говно. Ладно, пункт следующий, философский. А не случится ли так, что… Перегрузки не боишься?

— Не боюсь. Хотя это разумный довод. Я много думал и решил эту проблему. Мне не нужно получать весь слепок с мозга; мне нужен только один набор импульсов, соответствующих реакции на поставленную задачу.

— Да я не о том, тебе же придется обеспечивать его всей текущей информацией постоянно.

— Не придётся. Всё продумано. На вход подается вводная, максимально упрощенная, с выхода снимается сигнал. Всё. Возможна система поощрений и наказаний для выработки условного рефлекса предвидения, но это в будущем.

— В каком будущем, черт тебя побери, — закричал Вовчик, — Но они же, черт тебя возьми, от информационного голода будут дохнуть, как мухи!!!

— Ну и пусть дохнут. Зря я, что ли, столько вашего брата наловил?

Ну что на это было сказать?!

— Если тебе интересно, почему всё происходит именно так, как происходит…

Интересно, не интересно… Вовчик наконец-то почувствовал край пропасти, и имя ей было — апатия. Почти что трупное окоченение, разница всего в несколько часов, или в несколько взмахов скальпеля…

— Ну, расскажи.

— Мой предыдущий подопытный мозг погиб. Он работал уже четыре месяца, но болван-техник случайно отравил физиологический раствор, и их обоих пришлось отправить на свалку. Я мог бы промариновать тебя в камере ещё лет пять, но раз уж такая оказия, доводить лечение до конца не имеет смысла. Всё уже готово для ампутации. Кстати, твои дружки из города, похоже, собрались тебя спасать, несколько их грузовиков как раз сейчас пересекают Неву. Но здесь они будут не раньше, чем через два часа, а ты к тому времени уже будешь в банке. А горожан мои солдаты всё равно прикончат…

Вовчик слушал сая вполуха. Единственная важная вещь, про которую поведал сай, была цифра: два часа. Нужно протянуть время. Как? Думай! На что у тебя думалка!?

В голову ничего не приходило. А сай продолжал распространяться о том, как именно его солдаты смешают с дерьмом возомнивших о себе городских засранцев.

— Чего ты хочешь, — сказал Вовчик. — Ты меня утомил.

— Я ничего не хочу. Ты просил описать ситуацию. Я описываю.

Описатель. От слова «опи'саться». Вивисектор фигов.

— А к чему был тот разговор о евгенике? — вспомнил вдруг Вовчик. — Раз уж наша любовь заканчивается, просветил бы напоследок.

— Завтра узнаешь, — зловеще пообещал сай.

В комнату вошли фараоны.

И снова — операционная, лампы, каталка, жлобы и мат-перемат. Интраскоп приветливо светился, по срезу трубы бегали кругом прямоугольные огоньки. Один ремень, на левой лодыжке, был затянут кое-как, но что проку: что одна нога свободна, что ни одной — куда убежишь? Разве что в лоб дать кому-нибудь — если получится дотянуться.

А рядом со столом — зловещий агрегат, огромная банка с бульоном, снизу к ней подходят трубки, провода, шланги… по бокам — винтовые зажимы по типу Бертильоновских, упорчики, подушечки… как раз под размер чьей-то головы. Не надо долго думать, чтобы понять — чьей.

— Сай, — прорычал Вовчик через перетянувшую рот резиновую полоску. Убери этих пидоров. Я сам…

— Хер тебе, — сострил санитар, — ты не специалист.

— Быстрее! — рявкнул вдруг оповеститель над дверью. — Работайте быстрее. Мы атакованы, может отключиться электричество. Заканчивайте и переводите его на автономное энергоснабжение.