Глава 153.
Любовь к женщине… Что может сравниться с этим чувством? Оно дает осознание своей силы, всемогущества, бесконечной веры в себя.
Это любовь уберегает тебя от падения. Она поднимает тебя из ничтожества падения. Она не позволяет человеку быть жалким и грязным. Она делает тебя красивым.
Это любовь дает великое чувство отцовства.
Бесплодна, засушенно-черства жизнь без любви. Все чувства – недоразвитые стебли чувств, размытая тень настоящих чувств.
Я думаю, человек не пройдет и ничтожной части назначенного пути без любви к женщине. Он не выживет, отступит. В горестях, усталости, боли он предаст себя и свои цели. Это огненно-нежное чувство напоминает всем о таких "химерах", как честь, необходимость отказа от себя, презрение к себялюбию. Именно это чувство дает мужество увидеть себя в истинном свете… нередко достойным презрения. Благословенна любовь! Пусть каждый шаг осеняет страсть!
Ни возраст, ни увядание, ни все приметы старости не имеют власти над любовью
. Благословенны, благотворны, солнечно пронизаны все дни и часы любви к женщине – месяцы, годы, жизнь…
Любовь заколдовывает время, и оно, время, теряет власть над чувствами: любовь остается любовью, только это чувство с возрастом становится чище и нерасторжимей. И уже все в любимой женщине кажется великим даром.
Ты прав: что может быть важней
На свете женщины прекрасной…
Глава 154.
После победы Норба в двух первых упражнениях многие репортеры поспешили оповестить редакции о моей несостоятельности. На эпитеты в заголовках не скупились. Еще бы, я должен был начинать последнее упражнение с 200 кг, а в то время их могли поднять всего три человека, считая и меня.
Несправедливые отчеты о борьбе оскорбляли. Верно, человек удивительно защищен против жары, стужи, микробов, но беззащитен перед завистью, ограниченностью, жестокостью. Те газеты, те люди, которые писали самые проникновенные слова, теперь не стеснялись. Я, по их разумению, выдохся, навсегда выдохся, и вообще не атлет, а тряпка. Потому нечего стесняться. Но ведь большой спорт глубже зрелища. Это целая жизнь, это знания, поиск, право на ошибки. Нельзя, чтобы он сходил только за зрелище.
Чувство зла. Носить его невыносимо. Я не могу взять в толк не само чувство ненависти – оно может быть. Но природу постоянного зла, устройство этого чувства я не в состоянии понять.
Обиды. Они оставались, но это другие, от несправедливостей.
Да, на соревнованиях меня охватывала неприязнь. Это от неприятия соперника. Это в природе борьбы. И уже после третьего, и последнего, подхода в толчковом упражнении – им заканчивается соревнование – я оказывался пуст для этого чувства.
В большом спорте меня угнетала власть людей вообще – их право судить, вмешиваться. Я понимал неизбежность этого. Ты уже не есть ты. Ты для всех. И все же…
Будапешт. Тяжелая игра, даже, пожалуй, чересчур… Но я многому научился. Я не знал очень многого. Будь спорт лишь игрой в превосходство, в торжество самых выдрессированных мышц, давно бы забросил "железо". Недаром я испытывал эту потерю смысла после Рима и завис тогда в бездействии сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль. Считай, год надо восстанавливаться, только восстанавливаться, а соперники не ждут, уходят вперед…
Точно это передал Джек Лондон в повести "Первобытный зверь":
"– Вначале меня бокс не интересовал.
– Видите ли, это было для него слишком пустяковым делом,– прервал его Стьюбенер.
– Но потом,– продолжал Пэт,– когда пришлось состязаться с хорошими бойцами, настоящими и крупными боксерами, дело показалось мне более…
– Достойным вас? – подсказала она.
– Да, вы верно поняли,– более достойным меня. Я увидел, что дорожу своей победой… да, действительно дорожу. Но все же бокс поглощает меня целиком. Видите ли, каждый матч является задачей, которую я должен разрешить своим мозгом и мускулами, хотя до сих пор я ни разу не сомневался в исходе состязания…" (Лондон Д. Полн. собр. соч., М., 1928, т. 6. С. 68-69).
Все так, но я не мог позволить себе быть увлеченным одним спортом. Впрочем, и Пэт Глэндон шел к осознанию и других ценностей жизни…
Хоффман после соревнований сказал мне: "Вы были похожи на тигра, которого долго дразнили и выпустили из клетки".
В напряженной обстановке я действую, наверное, как и все: я могу колебаться, даже уклоняться от борьбы, но только до определенного предела, когда меня, 'что называется, не загонят в угол, то есть до определенной взве-денности чувств, потом я вдруг разом теряю к себе жалость и готов сделать с собой все, что угодно, но подчинить себе обстоятельства и настигнуть цель, решить ее. В такие мгновения, часы, дни для меня теряют значение боль, страх, последствия и вообще любые тяжести преодолений, к сожалению – и благоразумие. Холодная ярость ведет меня к цели. Только цель – больше для меня ничто не существует. И ни возраст, ни опыт не изменили этой особенности. Она такая, какой была в юности. Только в этой ярости я перестал терять себя. Зло и беспощадно пробиваюсь к цели, не утрачивая способности слышать и воспринимать мир вне себя.
Журналисты подхватили слова Хоффмана. Не знаю, на кого я был похож, но я едва не проиграл, это факт. Впервые после соревнований я чувствовал себя совершенно опустошенным. Более четырех часов испытания, казалось, вколотили меня в землю. Надо было их пережить. Ведь в мире нет другого спорта, где поединок ведется столько часов и один на один с соперником и с предельным напряжением… (Сейчас, с отменой жима и введением двоеборья, выступления и тренировки значительно упростились).
Глава 155.
Однако ж все эти испытания я вынес, окрепнув, хотя они, можно сказать, по-своему искалечили меня. И вынес не из одной восторженной любви к будущему, ради этого будущего – того будущего, в котором я смогу делать свое первородно-дорогое дело – писать. Я мостил путь к этому будущему годами учения, оплаченными годами тяжелых профессиональных тренировок.
Нет, я очень любил силу. Это была преданная, нежная страсть, насытиться которой я так и не сумел во всю жизнь. И сейчас, уже на пороге старости, я предан силе, как в юности, если не горячей. И свои нынешние тренировки (не боюсь быть дешево-выспренным) я пью с таким же наслаждением, как в те далекие годы, когда я жаждал великих свершений, женской любви и непобедимости силы, неустрашимости силы, гордости силы.
Всю жизнь я был очарован силой.
Я не щадил себя и расшифровывал ее письмена, расшифровывал…
Справедливость силы…
Глава 156.
Первые шесть мест среди атлетов тяжелого веса заняли: Ю. Власов (СССР) – 540 кг; Н. Шемански (США)-537,5; Г. Губнер (США)-497,5; К. Эчер (Венгрия) –482,5; М. Ибрагим (Египет) –477,5; И. Веселинов (Болгария) – 470 кг.
Победила команда СССР – 39 очков. На второе место вышла команда Венгрии – 26 очков, на третье – команда США – 26 очков.
В порядке весовых категорий чемпионами мира стали: И. Мияке (Япония), Е. Минаев (СССР), В. Каплунов (СССР), А. Курынов (СССР), Д. Вереш (Венгрия), Л. Мартин (Великобритания), Ю. Власов (СССР). Спустя три месяца к медалям чемпиона мира и Европы 1962 года прибавился приз "Комсомольской правды". Этот приз – фигура льва из красного дерева – мне присудили по результатам читательской анкеты как "советскому спортсмену, который проявил в соревнованиях максимальную волю к победе".
…А тогда мы с Наташей постарались поскорей остаться одни. Вернулись в номер. Заснуть ни я, ни она не могли. Снова и снова окатывали нас мгновения поединка. Восторга не было.
Мы мечтали о радости отказа от всего того, что называют славой. Нами владела спокойная уверенность в достоинстве освоения того, что мы считали своим назначением. И в то же время мы сознавали, что не готовы к будущему. Еще выиграть время, спортом выиграть. Необходимо выиграть… Так я считал и чувствовал….
