Глава четвёртая
На следующее утро в барак, где была Альма, вошли охранники, среди которых был она узнала Фридриха. Он с нескрываемой злобой и ненавистью посмотрел на неё, она, не испугавшись, посмотрела смело прямо ему в глаза и отвернулась, усмехнувшись, Фридрих был немного растерян такой её реакции на него, он ждал, что она испугается его. Последней вошла молодая белокурая девушка, которую Альма видела на перроне. Это была одна из старших комендантов женского лагеря Аушвиц – Ирма Грезе. Когда она вошла она громким голосом скомандовала:
– Всем встать! И по одной выйти на улицу!
Женщины начали подниматься со своих мест и идти на улицу. Альма шла последней. Она подошла к Ирме и спросила:
– Куда вы нас ведете, в газовую камеру?
– На вас у меня нет приказа. – ответила она ей и продолжила говорить с улыбкой на лице. – Вы должны остаться здесь так распорядилась наша главный комендант – Мария Мандель. А на них у меня есть приказ. Я не могу сказать вам куда они идут.
Альма подошла к ней вплотную и прикоснувшись её рукава, спросила её шепотом:
– Не лукавьте, ведь вы их ведете в газовую камеру, а со мной решили расправиться по-другому. Ведь я нахожусь в самом страшном бараке, бараке №10, из которого никто не возвращается живым.
Ирма наклонилась к уху Альмы и тоже шепотом ответила ей:
– Я вам сказала чистую правду. Вы должны остаться здесь, если вы не сделаете этого добровольно, то мы применим силу. Для вас личный приказ от Марии Мандель: вам нужно остаться здесь и играть на скрипке, узникам, которые придут сюда, чтобы они не сильно нервничали. Она сама не могла прийти к вам, потому что она на утреннем построении. Надеюсь, вы меня поняли и не станете делать глупости.
Альма поняла, что другого выхода у неё нет как подчиниться Ирме и остаться. Она отошла от неё и села на свое место на полу, взяв в руки скрипку, она тяжело вздохнула, потому что поняла скрипка и есть её – смерть.
Ирма с охранниками вышла на улицу, где женщины из барака стояли, выстроившись в шеренгу и ждали покорно своей участи. Увидев, что Ирма вышла одна без Альмы, среди них пробежал недовольный ропот:
– Почему её оставили?
– Нас значит убьют, а она будет – жить!
– За какие, интересно такие заслуги её помиловали?
– Наверно из-за скрипки её дурацкой!
– Скажешь тоже, наверное, кого-нибудь сдала этим фашистам проклятым! Вот они её и пожалели!
Ирма, подойдя к ним, крикнула на них:
– Заткнулись все! Направо! Всем идти за нами и не отставать!
Женщины послушно последовали за ней, гадая, что же с ними сделают, какая смерть их ждет. Их привели к зданию, с трубами из которых выносили человеческие трупы и обгоревшие человеческие кости. Страх пробежал между женщинами, кто-то даже перекрестился. Все в этот момент подумали: «Неужели это конец?». Их не повели туда, откуда выносили кости, а повели в здание, которое было рядом. Оно было прямоугольной формы, построено было из темного кирпича. Окон у него не было. Снаружи была массивная железная дверь, которая с трудом закрывалась и открывалась.
Один из охранников, по приказу Ирмы, взял мешок, который стоял рядом с зданием, надев противогаз он вошел с мешком во внутрь, он раскидывал по полу белый непонятный порошок. Когда он вышел Ирма приказала, чтобы женщины зашли туда, но они начали сопротивляться, умоляя солдат пощадить их, кто-то даже упал перед ними на колени. Но эсэсовцы остались непреклонны. Они с силой загнали их туда, избивая их автоматами по голове и плечам.
Когда они попали во внутрь их оглушила тишина, несмотря, на то, что в помещении ничего не было, они не слышали даже эхо от своих голосов. По началу они просто стояли и ничего с ними не происходило, они с любопытством рассматривали белый порошок на полу. Кто-то даже взял его в руки, чтобы рассмотреть его поближе. В помещении было ужасно сыро и по углам везде валялись: дохлые крысы, детские соски и какие-то тряпки. Увидев дохлых крыс, женщины поняли, что порошок – это яд. Их ужасу не было предела, кто-то начал стучать в дверь, чтобы их выпустили, но никто не ответил им.
Через несколько минут из-за сырости порошок начал растворяться, выделяя ужасный запах похожий на газ. Все начали задыхаться и кашлять. Через пять минут у многих побежала кровь из ушей и носа. Они начали кашлять кровью вперемешку с легкими. Одна женщина упала на пол у неё с рук и ног начала слезать кожа, как только она задела порошок. Другая, чтобы вздохнуть воздух начала срывать с себя одежду и не заметила, как расчесала себе всю грудь в кровь. Она хотела содрать с себя кожу, потому что думала, что та ей мешает дышать. Третья уже билась в конвульсиях. У некоторых начало жечь глаза, и они расчесали их в кровь. Крики стояли ужасные их было слышно на улице. Но охранники не обращали на них внимания, весело рассказывая, друг другу анекдоты и, прикуривая сигареты.
Кошмар в камере продлился ещё немного, и все начали затихать. Кто-то уже был мертв, кто-то ещё готовился отправиться в мир иной. Были и те, кто продолжал слабо стучать в двери надеясь, что все-таки над ними смилостивятся и выпустят наружу. Прошло ещё пять минут и все уже стихли, их души покинули свои тела и были на пути в другой мир. В котором было тихо и спокойно, не было войны, в котором тебе ничего не угрожало в котором был – воздух.
Когда внутри камеры стихли стоны и крики Ирма, которая с несколькими солдатами оставалась снаружи и наблюдала за происходящим. Среди солдат был Фридрих, он был угрюмее обычного, что сразу его сослуживцам бросилось в глаза. Они поначалу, пытались узнать, что с ним случилось, но на все их попытки, он либо огрызался, либо молчал. И они перестали с ним разговаривать. У одного из них была губная гармошка и он, что-то пытался на ней сыграть, но так и не сыграл, потому что его товарищи рассказывали друг другу пошлые анекдоты, и он из-за смеха постоянно срывался и никак не мог доиграть свою мелодию.
Как только крики женщин прекратились Ирма приказала Фридриху, чтобы тот проверил остался ли кто-то живой и добавила к приказу, что если кто-то подает признаки жизни, то нужно просто добить их из автомата, потому что народу сегодня много, а если по два раза гонять камеру, то просто не успеют со всеми разобраться, да и газа уйдет много впустую. Фридрих пошел выполнять приказ, позвав с собой одного из остальных охранников, они надели противогазы и начали открывать дверь. Сразу же возле дверей они увидели несколько женщин, которые распластались на полу в невероятных позах. Рядом с ними были лужи крови с примесью легких, которые они выкашливали вместе с кровью. По сути, их легкие просто разорвались и частично вышли наружу. У одной зияла на груди огромная рана, из которой виднелись внутренние органы. Она нанесла её себе сама, потому что расцарапала грудь, думая, что та мешает ей дышать. У третьей рядом с лицом лежало глазное яблоко.
Фридрих с другим солдатом переступили через них, потому что они были мертвы и добивать их было не нужно. Они тщательно осмотрели всех, кто был внутри, убедившись, что все мертвы, они вышли наружу. Фридрих подозвал мужчин, которые были заключенными этого же концлагеря, но работали они в крематории, они сжигали трупы, таскали трупы из газовой камеры в крематорий и чистили печи крематория. Потому что солдаты СС считали это грязной работой и сами этого не делали. Их было шесть человек они зашли во внутрь и начали убирать трупы женщин, унося их в крематорий. Где они положили каждую в печь, похожую на холодильник в морге и сожгли.
Альма тем временем оставалась одна в бараке. Она сыграла на скрипке несколько мелодий Вивальди. Она это сделала, во-первых, для разминки, чтобы вспомнить как играть, потому что она не играла уже как полгода. Во-вторых, потому что она была одна, и чтобы как-то скоротать время, она начала играть.
К вечеру двери в барак распахнулись и конвой ввел туда женщин. Это была новая партия женщин из Франции, Австрии и среди них были две женщины из СССР. Большинство из них были еврейками, также среди них были австрийки, француженки и две женщины из СССР были украинки. Охранники грубо втолкнули их в барак, закрыли двери и ушли.
