Дела на работе забирали и загружали меня целиком. По дороге домой появлялись размышления о том, что мне нужно как-то устраивать жизнь по-другому, обзаводиться семьей, детьми. Надо было что-то делать, чтобы жизнь обрела крепость и набрала равновесие, которое складывалось из удовлетворительной работы, благополучной семьи и радости от гармоничного их сочетания. В моем окружении имелась еще одна молодая дама с ребенком и мужем, которую я не брал в рассмотрение из-за замужества. И еще имелись молодые девушки и особы, которых я тоже почему-то не брал в рассмотрение.

Непонятно почему, но первой, о ком я подумал серьезно, оказалась Галина. Мне показалось, что, прежде всего, я должен был отдать долг жизни именно ей. Слишком продолжительное время этот человек пытался связать со мной жизнь, тогда, как я к этому не был готов. В памяти все время крутился эпизод, когда она встретила меня по пути на работу и счастливая сказала: «Пойдем со мной…» На что я ответил: «Не могу». И попытался ее обойти. Тогда она достала из кармана ключ от квартиры и показала мне: «Вот, у меня ключ!.. Ключ!..» И она вся сияла от счастья, что мы можем с ней остаться одни в квартире, которую откроем этим ключом. «Пойдем со мной!» – она повела меня в ближайший подъезд. Мы зашли, и она начала мне рассказывать, как она выпросила этот ключ у знакомой. Но я, весь закрытый, обращенный в себя и погруженный в мысли о надвигающейся беде, вырвался от нее и поспешил на работу. Она же в истерике и слезах осталась в подъезде. И какой-то мужчина принялся ее успокаивать. Потом она мне говорила, что хотела броситься под трамвай. Да, мне нужно было сначала ей отдать долг жизни, чтобы компенсировать ей все, что она пережила. После смерти материя я несколько раз пытался к ней подойти и поговорить. В тот первый раз она ложилась в больницу на операцию и ей было не до меня. И потом все время как-то не складывалось. То я вдруг останавливал на ней взгляд, а она проходило холодно мимо. То она обращалась ко мне по работе, а я соблюдал принятую дистанцию. Между нами существовал барьер боли, который не давал ей и мне просто поговорить. Все пережитое словно всплывало из глубин памяти и заставляло мучиться. И все же, вспоминая ту Галю, которую я знал, иногда мне хотелось с ней поговорить, просто поговорить по душам, как когда-то не думая, что могу быть неправильно понят. Тогда между нами не было запретов и не было непонимания. Сейчас я отводил от нее взгляд, чтобы не смущать ее и не теребить прошлое, которое уснуло, казалось навсегда. Я не знал, как она жила и чем жила. Не знал о ее жизни ничего. Как-то, когда мы только расстались и случайно встретились у проходной, она неожиданно сказала: «Я развелась… У нас на Кавказе в Армавире считается, если женщина в разводе, то это плохо. Поэтому у нас не разводятся». С тех пор прошло, кажется, много лет. Я потерял мать. Она тоже потеряла отца и мать. И сейчас мы ходим с ней рядом так, будто друг друга не знаем. Смотрим сквозь, равнодушно, источаем холод, как будто давно-давно замерзли и не можем оттаять, разморозиться. Мы рядом и в то же время далеко друг от друга. Однажды я встретил женщину, которая удалялась от меня по тротуару. Между нами образовалось расстояние, которое не позволяло утвердиться в своих ощущениях. Но мне почему-то показалось, что это шла она. Мне так показалось. И я сказал себе, что этого не может быть. Хотя женщина от меня удалялась знакомой походкой, внешне, по фигуре, она выглядела иначе. Эта женщина обладала полной фигурой, тогда как Галя всегда следила за собой и держала талию. На этой женщине было надето джинсовое платье. Кажется, такое я когда-то видел на Гале. Только туфли на высоком каблуке под десять сантиметров являлись принадлежностью той Гали. Тогда как фигура мне представлялась слишком полной. И я не мог понять, как может быть, чтобы шея у женщины оказалась такой полной. И как она может быть такой же, какой когда-то была ее талия. Я так и остался в неведении, была это она или нет. Я не поднимал на нее глаза, когда она проходила мимо. Не рассматривал ее платье. Едва заслышав стук ее каблуков, отворачивался и старался уйти с ее пути. Да, нас преследовал барьер боли, который мы не могли преодолеть.

Под Новый Год я улетел в командировку. До командировки и во время командировки я думал от том, что ищу своего человека, который меня поймет и который обо мне многое знает и который со мной многое пережил. И мне казалось, что таким человеком является Галя.

В это время я часто летал в Когалым. Этот город произвел на меня сильное впечатление. Город нефтяников и крепких надежных людей. Я его полюбил. И мне хотелось в него возвращаться. Находясь под впечатлением от него, я ходил по городу, работал на базе и месторождениях, и все время напевал строчки, которые крутились у меня в голове.

Когалым, Когалым, Когалым.

Черная кровь под нами.

Неожиданно к этим двум строчкам добавились еще две. И теперь я ходил и напевал сам себе.

Когалым, Когалым, Когалым.

Черная кровь под нами.

Мы качаем ее сердцами страны,

Приближая заветные дали.

Из командировки я вернулся к праздничному столу. Стояла наряженной елка, висели гирлянды и блестел серебристый дождь. Все сотрудники ходили наряженными. Я приехал на работу в рабочей одежде прямо с самолета. Мы сели к столу говорили тосты, шутили смеялись. Я, изрядно выпив, поднялся и неожиданно для себя предложил спеть свою песню про Когалым.

– Хотите, я вам спою песню про Когалым? – спросил я.

Кто-то сказал:

– Хотим.

И я запел песню…

Когалым

Минус сорок и плюс пятьдесят -

Здесь закалка дается погодой.

И трудиться частенько нельзя,

Но приходится спорить с природой.

Когалым, Когалым, Когалым.

Черная кровь под нами.

Мы качаем ее сердцами страны,

Приближая заветные дали.

Здесь дороги, как реки, озера – поля

Небо низко, а то высоко.

И надейся всегда, помогут друзья,

Если стало вдруг тяжело.

Когалым, Когалым, Когалым.

Черная кровь под нами.

Мы качаем ее сердцами страны,

Приближая заветные дали.

Ветер с Севера, ветер с Юга.

Вахта с запада, вахта с востока.

Здесь встречаются, чтобы делать дела

И трудиться до самого пота.

Когалым, Когалым, Когалым.

Черная кровь под нами.

Мы качаем ее сердцами страны,

Приближая заветные дали.

Мы с тобой Когалым! Мы с тобой!

К тебе тянет, тянет и тянет.

Исправляешь характер людей.

Жизнь стучаться в тебе не устанет.

Когалым, Когалым, Когалым.

Черная кровь под нами.

Мы качаем ее сердцами страны,

Приближая заветные дали.

Все были на эмоциональном подъеме и песня понравилась. Даже генеральный директор Павлинов ходил около стола и напевал: «Когалым, Когалым, Когалым…»

Начались танцы. Места между составленными столами оказалось не так много, но этого оказалось достаточно. Я вышел из-за стола и сел в кресло. Дорога домой из командировки и выпитое спиртное подействовали на меня так, что я откинулся в кресле головой назад и задремал. Очнулся от того, что Танька Леткина стояла рядом со мной и гладила по голове, стараясь привести в сознание. Я открыл глаза и посмотрел на нее.

– Ну что, тебе лучше? – спросила она с улыбкой.

– Да, – сказал я и улыбнулся в ответ.

– Я сейчас, – сказала она и удалилась, потому что ее кто-то позвал.

В это время мимо проходила Галина Леонидовна.

– Здравствуйте, – поздоровался я, и она остановилась. – Надо же мы с вами даже не здороваемся и ведем себя как незнакомые и чужие люди.