Честно говоря, я долгое время считал симургов выдумкой, пока года полтора назад не увидел одного из них воочию. Как сейчас помню – я дежурил в паре с Циклопом, которому рассказывал о своих похождениях. Ясная и относительно безветренная погода развязывала языки почище любой выпивки. Я, как и Гуччи, никогда не скрывал от сослуживцев своего преступного прошлого. Вся эта липа про «капитана космофлота Вука Обрановича» была предназначена исключительно для фараонов и особистов, а на Сиротке я был тем, кем я был на самом деле: ловкачом и мошенником Пронырой, который поймал судьбу за хвост, но так и не смог удержать. И вдруг мой рассказ прервал крик Циклопа: «Проныра, смотри!». Он показал пальцем на крышу Форта. Там сидело существо, напоминавшее горгулью, словно сошедшую со средневековых гравюр. Этой горгульей и оказался симург. Какое-то время птерозавр сидел неподвижно, а потом резко взмахнул крыльями и улетел.

А как же восприняли новость об огнях в небе мои сослуживцы? Все они разом уверовали в то, что это был долгожданный звездолет, до отказа набитый продовольствием и нашими сменщиками. Другие версии даже не обсуждались.

– Мои молитвы услышаны, – сказал отец Никон и размашисто перекрестился.

Гуччи пустил скупую слезу и немедленно полез за фляжкой, а Мира молча пожала мне руку. Даже унылая Ксюха как-то вся разом приободрилась и разулыбалась.

Но больше всех отличился Арчил – он наконец прервал свой обет молчания.

– У меня тут припрятано немного тушенки. Я приберег ее для особого случая. И… – было видно, что слова давались ему с трудом. – И вот он настал!

У нас были пушки и боеприпасы, шесть фляг с питьевой водой, гора протеиновых батончиков, медикаменты, три палатки, способные выдержать падение метеорита, фонари, теплые одеяла… Короче говоря, все, что нужно для семейного похода.

Но прогулочное настроение отсутствовало напрочь. Когда мои сослуживцы узнали, что за рыбкой, то есть за звездолетом, придется лезть в прорубь, в смысле – отправляться на его поиски, их энтузиазм слегка поутих. Единственный, кто с радостью встретил свое назначение, был отец Никон. Капеллан заметно повеселел и охотно принимал участие в сборах.

– Ишь как скачет, а ведь еще за завтраком жаловался на радикулит, – съязвил Гуччи.

Услышав его слова, отец Никон озорно улыбнулся и сказал:

– Молитва и пост творят чудеса, сын мой!

А вот Циклоп воспринял приказ голема в штыки.

– Никуда я не пойду. Не хочу и не пойду, так и передай Коменданту, – упорствовал он.

– Думаешь, это что-то изменит? – хмыкнул я.

– А что, если в лапы к пыжам попадем?

– Не попадем.

– А вдруг?

– Давай без вдруг.

Циклоп немного помолчал и выдал:

– Проныра, ты меня хорошо знаешь. Я не боюсь трудностей. И если уж на то пошло, и смерти не боюсь. А в плен попасть – страшно. Ты про Цирк в Поселухе слышал? В курсе, что они там вытворяют?

Я кивнул:

– Слыхал, конечно.

Цирк. На Сиротке это слово носило зловещий характер. Так пыжи называли местный аналог Колизея. Это было полуразрушенное бетонное здание, внутри которого проводились кровавые представления: публичные пытки, казни и жестокие бои со смертельным исходом.

– Раз я не такой, как вы, то уже не человек, что ли? Не мужик? Значит, и мнения моего спрашивать не надо? Не хочу и не пойду! – не желал успокаиваться Циклоп.

В эту минуту я вспомнил Сапога с этим его: «Я – мужик!», и язвительная улыбка проползла по моим губам.

– Что лыбишься?

– Так, просто… Вспомнил один анекдот, – отмахнулся я.

Мутант мне не поверил:

– Давай, рассказывай, вместе посмеемся.

– Да ну его, – скривился я и резко перескочил на другую тему. – Думаешь, мне охота куда-то переться? Думаешь, я не боюсь? Но приказ есть приказ. Или, как любит говорить наш Комендант…

– Приказы не обсуждаются – приказы выполняются, – закончил фразу Циклоп.

– То-то же.

Мутант шмыгнул ноздрями и с надеждой в голосе спросил:

– Проныра, а может, все обойдется? У нас ведь с пыжами что-то вроде нейтралитета.

– Ну да, ну да, – закивал я.

Но Циклопа ждал еще один неприятный сюрприз. Комендант запретил ему брать с собой «Герду».

– Тебе больше подойдет плазмамет. Он компактней и легче, чем твоя орясина, – пояснил свое решение начальник.

Они немного поспорили, и компромисс был найден. Комендант согласился на уговоры мутанта, но при одном условии: непомерно длинный ствол энерговинтовки необходимо обрезать.

После завершения процесса подготовки снаряжения Комендант провел с личным составом инструктаж, толкнул короткую пафосную речь и приказал всем явиться на пятиминутное богослужение в часовню. Тут же раздались возгласы недовольства, но голем, прежде не вмешивавшийся в духовную жизнь подчиненных, на сей раз был категоричен:

– Явка обязательна.

– Делать мне больше нечего, как поповские сказки слушать, – фыркнул Сапог.

– Явка обязательна, – повторил Комендант.

Сапог сложил руки на груди и сплюнул на землю:

– А то что?

– Удавлю, – сказал, как отрезал, Комендант.

Сапог было открыл рот, чтобы сказать еще одну глупость, но благоразумно передумал.

Отец Никон, взволнованный тем, что в кои-то веки ему удалось собрать под одной крышей всю свою паству, вложил душу и сердце в эту коротенькую службу. Хотя вряд ли кто-то из присутствующих слушал его слова. Все мы были погружены в себя. Кто о чем думал, догадаться нетрудно.

Гуччи очень хотел приложится к своей фляжке. Арчил прикидывал меню праздничного ужина, которым он будет угощать наших гостей. Ксюха вела тихий диалог со своими внутренними демонами. Сапог про себя крыл матом Коменданта, а заодно и всех остальных. Комендант редактировал блок походных острот и делал пометки в личных делах своих подчиненных. А вот Циклопа на службе не было. Мы не решились пригласить его, опасаясь за душевное здоровье Ксюхи. Неизвестно, какой фортель она могла выкинуть при виде одноглазого мутанта, а отъезд был уже на носу.

А о чем думал я? Даю подсказку – не о еде. Правильно – о дамочках! О, сколько у меня их было! Стройных, полненьких, молодых и в возрасте, блондинок и брюнеток, чернобровых и лишенных бровей. Была даже одна монашка… Думать о таких вещах в Божьем доме, мягко говоря, неприлично, но я ничего не мог с собой поделать. Похотливые мысли так и лезли мне в голову. И не было от них спасу.

А что за мысли роились в чернявой головке Миры? Поди пойми. Эта девушка для меня по-прежнему оставалась загадкой. Маленькая и худенькая, с короткой стрижкой под мальчика и теплыми глазами косули, она представлялась мне юнгой, по ошибке попавшим на пиратскую шхуну. Информацию о себе Мира держала в строгом секрете, а всплывших за те годы, что мы ее знали, фактов биографии едва бы хватило на некролог. Полное имя – Альмира Аль-Захра Фатхи. Работала врачом-терапевтом в дорогой частной клинике на Ио. За проявленную халатность, повлекшую смерть пациента, лишилась лицензии. Единственная вакансия, которую ей смогли предложить, учитывая все обстоятельства, – фельдшер на Сиротке.

Мира выглядела как типичная «серая мышка», которую не замечали и о которой тут же забывали, стоило ей покинуть комнату. При этом она была прекрасным специалистом, не только искусно накладывавшим швы и мастерски удалявшим зубы, но и всегда имевшим в запасе доброе слово и обладавшим просто фантастическим запасом терпения. И я знал об этом не понаслышке. Стройная, миниатюрная и молчаливая девушка стала моим верным соратником в борьбе с пагубной привычкой, переросшей в зависимость.

Именно здесь, на Сиротке, я понял, что должен раз и навсегда завязать с выпивкой и наркотиками. Под благовидным предлогом выпросил у Коменданта неделю за свой счет и, выбросив весь свой запас обезболивающих, которые принимал после операции, заперся в собственной каморе, а для надежности пристегнул себя наручниками к батарее. Ключи же от каморы и наручников я отдал Мире. В те моменты, когда боль была нестерпимой, когда я орал, как ненормальный, корчился от ломки и бился головой о стену, она всегда была рядом со мной. Мира стоически сносила все мои оскорбления и угрозы, приносила воду и еду, меняла судно. Она прошла весь этот путь со мной до конца. За что я ей буду благодарен, пока жив.