V — 4

* * *

Российская Империя.

Санкт-Петербург,

Дворцовая площадь.

Матвей никогда не бывал в столице Российской Империи. Он и Москву-то покидал всего пару раз, когда вместе с приятелями уехал на дачном поезде куда-то за Мытищи, где они, расположившись в рощице, на травке, пели революционные песни и закусывали снедью из большой корзины. Где-то сейчас его тогдашние товарищи — и что бы они сказали, узнав испытаниях, выпавших за этот год на долю самого обычного московского гимназиста? И уж наверняка юные борцы с царизмом не одобрили бы сегодняшних его планов.

Отсюда, из цитадели самодержавия (так, кажется, выражался его старый знакомец Аристарх?) прежняя, московская жизнь видится иначе. Разве можно сравнивать грязноватые, тесные улочки Первопрестольной с широкими, прямыми как стрела, проспектами Града Петрова? А колонна Александрийского столпа, Дворцовая площадь, окружённая великолепными фасадами Зимнего Дворца и Главного Штаба? А Адмиралтейская игла, описанная Пушкиным в «Медном Всаднике» — вот она, пронзает небо, как и шпиль Петропавловского собора на противоположной стороне Невы…

— Ну вот, мы и пришли. — Остелецкий положил ему руку на плечо. — Да ты не волнуйся, не съедят тебя там. Держись естественно, спросят — отвечай, только думай прежде, что говоришь. Граф — человек в общем, незлой, только дураков на дух не переносит.

Уточнять, что этот незлой человек возглавляет одну из самых мощных секретных служб Российской Империи, Остелецкий не стал.

Они подошли к боковому подъезду Адмиралтейства, по бокам которого громоздились связки больших, выше человеческого роста, якорей. Лощёный швейцар распахнул высоченные дубовые двери и Матвей с замиранием сердца стал подниматься по мраморной лестнице — на второй этаж, где располагался департамент военно-морской разведки.

— Полагаю, юноша, вы уже в курсе, какими делами занимается наше ведомство? — спросил Юлдашев. Он принял посетителей в своём кабинете, усадил остелецкого и чрезвычайно смущённого Матвея на стулья вокруг журнального столика в углу, и веел адъютанту принести самовар.

— Мир теперь, меняется чрезвычайно быстро, и ваши с господином Остелецким похождения тому прямое свидетельство. Судьбы держав будут решаться не только в прямых столкновениях армий и флотов, но и тайными операциями, осуществляемыми специально обученными людьми. И чтобы их готовить таких вот особых сотрудников, решено создать при нашем департаменте своего рода секретные классы, куда будут брать подходящих людей — из армии, флота, даже гражданских ведомств, скажем, полиции. Я предлагаю вам присоединиться к ним.

Сказать, что Матвей был огорошен — значило сильно преуменьшить впечатление, произведённое словами графа.

— Но ведь я даже не закончил даже гимназию…

— Не беда, сдадите экстерном. С этим… — Юлдашев показал на гражданский знак ордена св. Анны, который Матвей привинтил к новенькой, ещё не обмятой гимназической куртке, специально для этого приобретённой в магазине на Литейном, — с этим проблем с экзаменами у вас не будет. Только имейте в виду: рассказать кому-нибудь правду о том, за что вы его получили, вы не сможете не скоро… если вообще когда-нибудь сможете. Так что извольте позаботиться о подходящем объяснении.

Займёмся. — коротко сказал Остелецкий. Матвей торопливо закивал.

— Опыта, причём именно такого, который нам нужен, у вас побольше иных прочих. — продолжал граф. — Придётся, конечно, подучиться: насколько я понимаю, вы собирались поступать в Университет?

— Матвей снова закивал — подобно фарфоровому китайскому болванчику, который он купил в Люйшуне в подарок матери.

Моё департамент даст вам стипендию. Параллельно с учёбой в Университете будете посещать занятия в наших классах. Только уговор — никаких больше революций и бомб — кроме как по долгу службы!

Матвей поперхнулся чаем.

— Да я… честное слово, я и не думал…

— А вы подумайте, дело полезное… — Граф улыбнулся. — А как получите диплом — добро пожаловать в мой департамент!

Он встал, давая понять, что аудиенция закончена. Матвей торопливо вскочил, едва не опрокинув стул — ужасно смутился своей неловкости и покраснел до корней волос.

Что ж, ступайте, поручик вас проводит. — Юлдашев нажал на колпачок звонка, вызывая адьютанта. — Надеюсь, вам есть, где остановиться?

Поживёт пока у меня, на Литейном. — ответил за Матвей остелецкий. — А там подыщем что-нибудь.

Вот и хорошо. — кивнул граф. — Мы ещё встретимся, юноша. А вас, Вениамин Палыч, я попрошу задержаться. Есть одно незаконченное дело, надо бы обсудить…

Этот ваш Бёртон поведал массу чрезвычайно любопытных вещей. — говорил Юлдашев. — Его даже припугивать не понадобилось — сразу понял, что ничего иного ему не остаётся.

— Да, чрезвычайно сообразительный господин… — согласился Кухарев. Он появился в кабинете сразу после ухода Матвея. — Особенно, когда идёт речь о его голове.

— По информации, полученной от Бёртона, предстоит очень много работы, и работы серьёзной. И займётесь этим вы, господа. России с Англией ещё предстоит столкнуться — в том числе и по линии нашего департамента.

Остелецкий и ротмистр переглянулись — и одновременно качнули головами в знак согласия.

— Что ж, Евгений Петрович, мы готовы. — ответил за обоих Вениамин. — Не всё же англичанке гадить по углам да переулкам — должно им и в ответ прилететь в кои-то веки!

Конец четвёртой части

Эпилог

Российская Империя,

Кронштадт.

— Как тебе, Гревочка, орденок китайский? — спросил Вениамин. — Впечатляет?

— Орденок-то? — барон покосился на свою грудь.– Ничего, нарядный.

На кителе Остелецкого тоже красовались большая семилучевая звезда и тёмно-синяя, с золотой каймой и пёстрой вышивкой, лента — награды, полученная за люйшуньскую баталию. Регалии ордена Двойного Дракона, высшей награды империи Цинь, разрешённой к вручению иностранным подданным, нагнали Остелецкого Греве и Повалишина только здесь, в Петербурге — и сейчас они впервые надели их в торжественной, официальной даже официальной.

— А ты, Серёжа, висюльки китайской не получил. — сказал Греве. — Несправедливость, однако!

— А мне-то за что? — удивился Казанков. — Я в Китае ничем не отметился — так, заглянул проездом, за что ж тут награждать?

— А ваши речные дела в Тонкине, набег этот на Сайгон фанфаронский? Они ведь тоже были на руку китайцам — без них лягушатники нипочём не стали бы такими сговорчивыми!

— Думай, что говоришь, Гревочка! — Остелецкий поднял палец и посмотрел на собеседника поверх стёкол отсутствующих очков. — точь-в-точь преподаватель, делающий выговор нерадивому ученику. — Не маленький, сам понимать должен: тамошние дела нашего Серёжи сплошь государственные секреты, для чужих ушей не предназначенные — тем более, для китайцев!

— Вот и отблагодарного отечества мы наград и почестей не дождёмся…. — проворчал барон. — Официально-то ничего как бы и не было

— Не ной ты, Гревочка, сколько можно? — возмутился Вениамин. — За Богом молитва….

— … а за Царём служба не пропадёт — знаю, слыхал. Но я, как ты не раз имел случай убедиться, тщеславен: желаю однажды появиться на приёме у бельгийского короля Леопольда при всех регалиях, включая перуанскую звезду, и этих вот змиев…

И щёлкнул ногтем по орденской ленте, где скалили зубы два вышитых китайских дракона.