— Так и появишься, кто тебе мешает? А одной звездой больше, одной меньше — кто их считать-то будет? А что крестик мимо пролетел — ну так такое наше дело, сугубо секретное. Мало тебе личной благодарности Государя?
— Не мало, конечно… — Греве вздохнул. — К ней, кстати, и шпага золотая прилагается — тоже красивая вещица. С анненским крестиком на рукояти и «клюквой» будет смотреться вполне комильфо.
Трое друзей стояли на мостике, над их головами трещала на балтийском ветру гирлянда флагов расцвечивания. «Луиза-Мария» стояла на якоре в окружении многочисленных судов, с борта которых петербуржцы наблюдали за Большим Императорским Смотром — ждали появления яхты «Держава», на которой Государь обойдёт строй боевых кораблей.
Палубы нарядно украшенных прогулочных пароходиков были до отказа полны светскими дамами в пышных нарядах — расфуфыренные, что твои клумбы, по бестактному выражению Греве, — конногвардейцами с палашами в зеркально отполированных ножнах, солидными статскими советниками и товарищами начальников департаментов, нацепившими по случаю торжеств все свои звёзды. На посудинах поскромнее и публика была соответствующая — мелкие чиновники, армейские офицеры, мелкие торговцы. Приказчики, мастеровые и прочий простой люд, теснились в гребныхлодочках и облепили пристани и набережные.
Дальше, вдоль Морского канала (работы по его углублению завершились всего месяц назад, несколько раньше срока) выстроилась шеренга боевых кораблей Балтийского Флота. Здесь были и заслуженные старички вроде «Первенца» и «Адмирала Чичагова», и грозные ветераны, «Владимир Мономах» и «Князь Пожарский»; чуть дальше, в общем строю стояли «Клеопатра» и прочие британский трофеи. А дальше — новые, совсем недавно вошедшие в состав флота броненосные фрегаты и корветы: «Адмирал Нахимов», «Рында», «Витязь»…
Казанков вынул сигару, повертел в пальцах, спрятал обратно — раскуривать гавану на пронзительном ветру было бы задачей нетривиальной.
— Кстати, о почестях. Мне давеча в Морском министерстве предложили вернуться во Вьетнам, но уже в должности военно-морского атташе при нашем посольстве.
— И что, согласился? — оживился барон. — Из Вениамина дипломата не вышло, в шпионы пошёл — так может у тебя получится?
— Не в шпионы, Гревочка, сколько тебе повторять? — возмутился Остелецкий. Наш департамент занимается по большей части секретной аналитикой… а, чего тебе объяснять!
Он отвернулся и стал рассматривать броненосец «Пётр Великий», стоящий кабельтовых в пяти от «Луизы-Марии».
— Нет, Гревочка, от должности я отказался. — ответил Казанков. Короткой перепалки, случившейся между его друзьями, он как бы и не заметил. — Через месяц в состав Эскадры Проливов войдёт бронепалубный крейсер, построенный по новейшему проекту. Меня прочат в командиры.
Греве хмыкнул.
— Эскадра Проливов, говоришь? — удивился барон. — Впервые слышу. Это что же, на аглицкий манер? У них, помнится, тоже есть Флот Канала с базой в Портсмуте…
— Да, и стоять она будет на острове Мармара, в Мраморном море — его, если помнишь, выкупили у турок сразу после войны.
Барон хмыкнул.
— Могли бы и так занять, османы бы не пикнули.
Казанков пожал плечами
— Ну, господам из МИДа, полагаю, виднее. Новая эскадра поначалу входила в состав Черноморского флота, но потом передали в подчинение лично наместнику Южной Славии Великому князю Константину Николаевич. Сделали это, чтобы не дразнить средиземноморские державы, Австро-Венгрию, Италию, Францию, да и турок тоже. Уж очень они опасаются растущей мощи России.
— Ничего, пусть привыкают… — сказал Остелецкий. — Слава богу, этим балканским играм в независимость пришёл конец: сегодняшний смотр и объявлен по случаю полного вхождения Южной Славии в состав Российской империи, А Великий Князь из наместников станет оберегателем града святого Константина!
— Именно так. — согласился Казанков. — А пока на Мармаре строят базу флота — туда-то мы и отправимся.
Греве недоуменно вздёрнул бровь.
— Мы? Ты что же, собираешься и семейство своё перевезти в это захолустье?-
— Это сейчас там захолустье, а когда появится флот, всё переменится. Вот и Ачива обрадуется — она на сносях, и будет рада возможности перебраться поближе к солнцу, фруктам и тёплому морю. Очень уж ей в слякотном, стылом Петербурге не по душе…
— А ты, значит, засядешь в луже Мраморного моря — и прощай, океаны?
Казанков пожал плечами.
— Да, пора бы уж — тянет, понимаешь ли, к спокойной, размеренной жизни.
— Это у командира корабля-то спокойная жизнь? — хохотнул Греве.
— По сравнению со всеми этими секретными эскападами — разумеется. Подъём флага, аврал, учения минные, артиллерийские, большой смотр, малый смотр — всё по расписанию, заранее известно. Благодать, да и только!
— Ну, дело твоё, конечно. Как говаривал наш боцман на «Крейсере»: 'Хозяин-барин, хочет — живёт, а хочет — удавится. А только сдаётся мне, Серёженька, что ты через полгода, самое большее, взвоешь от скуки и побежишь к нашему другу Вениамину умолять, чтобы он подыскал тебе что-нибудь в стиле ваших тонкинских похождений!
Казанков посмотрел на собеседника долгим, испытующим взглядом. Тот не выдержал и отвёл глаза.
— Только не говори, Гревочка, что и тебя не тянет на мостик!
— Так я туда и встану! Мы с Камиллой решили из Петербурга отправиться в Южную Америку, навестить тамошние филиалы нашей пароходной компании. Заодно вот и Ивана Фёдоровича доставим на его разлюбезный остров Пасхи.
А как же дитё? — удивился Остелецкий. — Двухмесячному младенцу не рановато ли по морям путешествовать?
Барон помотал головой.
— Всё предусмотрено, господин шпион… прошу прощения, господин секретный аналитик. Я на 'Луизе-Марии для него отдельную каюту обставил — кроватка детская, качалка, плитка керосиновая, молоко подогревать — короче, всё, что положено. А смежную — для няньки и кормилицы.
— Солидно, ничего не скажешь. — согласился Вениамин. И всё же — растишь будущего адмирала?
— Ну, адмирала — не адмирала… — Греве неопределённо пошевелил пальцами в воздухе. — Мой сын, чтоб вы знали, господин капитан первого ранга, унаследует не только титул и поместье в Курляндии, но и пароходную компанию вместе с филиалами по всему миру. А как тут без путешествий? Пусть заранее привыкает — глядишь и морская болезнь его обойдёт, не придётся маяться, как иные прочие? А то — как Сабельников из третьей группы…
— Это которого выставили после практического плавания? — припомнил Казанков. — Да, не повезло парню: кровь с молоком, в учёбе из первых — а в первом же переходе из Кронштадта в Гельсингфорс всю дорогу провисел на леере. А по возвращении — вылетел, как пробка, из корпуса, и никакие уговоры не помогли…
— Вот и я о чём. — кивнул барон. — Я тут беседовал с одним учёным доктором, так он уверял, что…
Что именно говорило светило медицинской науки — барон рассказать не успел. Вдалеке ударил выстрел — и загрохотало, покатилось, ближе, ближе, словно сопровождая орудийными громами и клубами порохового дыма длинное, изящно выгнутое судно, с двумя трубами и мачтами, слегка откинутыми к корме — оно хлопало красными плицами гребных колёс, вспарывая острым «клиперским» форштевнем воду вдоль корабельного строя. Самодержец приветствовал свой победоносный Флот, и броненосные фрегаты, корветы, мониторы отвечали ему громами салютов. Оркестр на пирсе заиграл «Марш Гвардейского Флотского Экипажа»; зрители на берегу и на судах восторженно закричали,в воздух полетели шляпы, картузы, фуражки — а вдоль бортов боевых кораблей ослепительно белели шеренги форменок, полоскались ленточки бескозырок, флаги расцвечивания, вымпела, гюйсы…
— Ты ведь, Вениамин, единственным из нас всех отметился в тех краях? — барон провожал взглядом императорскую яхту. — На Балканах, я имею в виду, в Константинополе. Мы-то всё больше в Океанах, или вон, на Балтике, как Серёжка с адмиралом
«Адмиралом» друзья промеж себя стали называть Повалишина. Обычай этот установился недавно, с тех пор, как Греве, все уши им прожужжал, как тот был хорош в парадном перуанском мундире, при всех положенных к нему регалиях.
