− Джеймс, расслабься, − я вздрагиваю от нового обращения и того, что брат снова со мной разговаривает.
− Я расслаблен.
− Ты ведь о Михаэле думаешь? Уверен, он в порядке. Не такой уж наш брат и трусишка, каким кажется. Нырнул же под кровать, в конце концов. Вот вызволим его и махнём домой. − Паша замолкает на какое-то время и смотрит на меня этим своим «мамским» взглядом. − И больше никаких шуток над ним.
Я согласно киваю, скрипя зубами. Ему ведь тоже было смешно! Как и каждый день до этого. Тоже мне, правильный.
Вопреки раздражению приходят воспоминания. Все те дни, когда мы втроём весело дурачились. Догоняли друг друга и Юльку из соседнего дома, выслеживали скучного вегетарианца Вячеслава Борисовича, когда он покупал мясо. А как мы похоронили во дворе мамины дорогущие духи? Пропажа обнаружилась тем же вечером. Пришлось идти и при свете фонаря выкапывать. Правда, провозились мы несколько часов, потом и папа с лопатой подошёл. Ветром унесло нашу веточку, которая обозначала клад. Ух и влетело нам тогда. А губы отчего-то сами растягиваются в слабую улыбку. Вернуться бы домой…
Возможно, тоже вспоминая детство, Паша молча смотрит в небо. Точнее, в листья. Уловить хоть кусочек облаков среди непроглядных джунглей практически невозможно. Насколько же здесь густой лес? И как много лет прошло с тех пор, как мы всей семьёй смотрели в телескоп на звёзды? Мишка смеялся и говорил что-то про мух в кроватках, которые спят на небе, Пашка рассказывал ему про небесные тела, а я… меня там будто не существовало.
− Слушай, Томас… − я пытаюсь спросить о самом важном, но меня перебивает голос Каи. Вот почему она так бесшумно ходит?!
− Вы бы хоть спиной к спине сели, чтобы исключить нападение сзади, герои, − она говорит с усмешкой, но почему-то мне кажется, что это был совет, а не очередная попытка задеть.
− Как обстановка? – быстро спрашивает Пашка, не давая мне открыть рот.
− Тут идти две минуты, с вами не больше пяти. Проблем быть не должно, уж с небольшой прогулкой вы явно справитесь.
− Ты робот, что ли? Почему ты совсем не устаёшь?! − всё же не удерживаюсь я.
− Я выживаю в Подкроватии много лет. Мне просто нельзя быть нюней вроде вас, − категорично отрезает девчонка, даже не пытаясь смягчить удар по моему самолюбию.
Паша, кажется, ничуть не обижается, признавая её правоту. Да что происходит между этими двумя? Когда они успели стать лучшими друзьями?
− А как научилась ты? Ты ведь тоже родилась в нашем мире, да?
− Нет, − и это весь ответ.
− Ты здесь всё время жила одна? Или тебе кто-то помогал?
Пашкин локоть врезается мне под рёбра, но возмутиться я не успеваю.
− У меня не было здесь ни учителей, ни наставников, никого, кто помог бы. В Подкроватии ты либо учишься выживать, либо пропадаешь навсегда. Ты теряешься во времени, забываешь считать, сколько часов прошло в реальности, а потом понимаешь, что нет у тебя больше иной реальности, кроме этой. Джунгли, монстры, рынок, Кошмария – сотни мест, тысяча миров, созданных воображением. Молитесь, чтобы ваш брат оказался в этом, а не в любом другом. Молитесь, чтобы ему попалась такая же добрая душа, желающая помочь. Молитесь, чтобы ваши родители утром увидели своих прелестных детишек спящими в мягких постельках.
Слова Каи звенят скрежетом мела о доску, оставаясь неприятным осадком в душе. На каждое предложение − шаг в мою сторону, пока её тонкий палец не начинает тыкать мне в грудь. Родилась ли она здесь? Что за глупый вопрос, я просто идиот. Она не хочет вернуться? Или… не может?
− Прости, − мой голос звучит немного хрипло, надтреснуто, словно и вовсе не мой. Я сглатываю, чувствуя, как сжимается желудок. Что, если мы… не вернёмся?
Мои слова остаются без ответа, и даже Паша молчит, глядя куда-то в сторону. Иногда я завидую, что он умный и знает, когда промолчать. Как сморозить глупость, так я всегда первый. Догоняю ушедших вперед «друзей».
– Зараза! – шиплю, получая лианой по лицу и почти врезаясь в дерево.
Нет, это прям Дерево. Гигантское дерево, раскинувшее свои ветви во все стороны. Оно кажется одновременно и обычным, и самым странным из всех, которые я видел. Лучи солнца обнимают его собой, укутывают в свет, заставляют искриться и сиять. Я выглядываю Каю с Пашей, но их больше нет рядом. Рука так и тянется к коре, чтобы приласкать, погладить. Какие глупости в голову приходят! Я, наверное, просто ударился и лежу в отключке.
Мурашки бегают по моим рукам и ногам, зарываются прямо в сердце, когда дерево касается меня первым. Сотни травяных нитей спускаются с веток, раздвигают листья, щекочут шею, щёки, руки. И с каждым прикосновением я слышу сотни разных голосов. Они шепчут, шелестят, что-то пытаются сказать мне, донести мудрость. Пальцы наконец добираются до желаемого.
Ствол чуть шершавый, нежный, поросший мягким изумрудным мхом. Я зарываюсь в него и чувствую биение чужого сердца. Дерево тёплое, почти горячее, как нагретый солнцем песок. Я прижимаюсь к пушистому мху лбом. Мне кажется, что я одновременно везде и нигде, растворился во всём мире, стал каждым листочком в джунглях. Вдыхаю свежесть этого мира, впитываю в себя всю мудрость и все знания.
− Верни себя. Спаси миры, − шуршит скрипучая ветка, выворачивая мою душу наизнанку.
− Как? − удивлённо шепчу я. − Разве я себя терял?
− Верни себя… − шелестит вновь листва, и меня откидывает от ствола мощным ударом. Я лечу на землю, прямо под ноги Паше.
− Джеймс, где ты был?! − Пашка трясёт меня за плечи, рычит сквозь зубы и обеспокоенно всматривается мне в глаза.
− Дерево. Со мной разговаривало дерево! Просило спасти миры и всё такое, − я говорю растерянно, сам не веря в произошедшее.
− Что за глупости ты опять выдумал? Мы зря теряем время!
Мне кажется или Пашка в бешенстве? Наверное, я никогда не видел его злым, и тем более злым настолько. День неприятных открытий прям.
− Ты был у Ухлаканиф?! − шипит мне в лицо Кая, разрывая на части одним взглядом.
− Ухо кого?! Да почему все на меня орут?! − не выдерживаю я и кричу в ответ.
− К Дереву жизни попадают только те, кто может изменить один из Подкроватных миров. Гортек там был, − Кая складывает руки на груди, пробегаясь по мне оценивающим взглядом. Судя по нему, я такое же ничтожество, как и неизвестный Гортек. − Уж ты-то там явно оказался случайно. Вместо Тома.
А вот сейчас было обидно. Я, между прочим, тоже кое-что умею! Или это Пашка всегда всех вытягивает из неприятностей? Пашка защищает девочек в классе от старшеклассников? Пашка не даёт Ваське обижать малышей на детской площадке? Пашка всегда перед родителями берёт на себя вину за наши проказы? Или, может, это Пашка спас двух тонущих малышей и щенка?
− Я оказался там, потому что меня выбрали!
− Тебе повезло!
− Ах так…
− Прекратите оба. Оказался и оказался. Сейчас нам нужно спасти Михаэля, всё остальное потом. Кая, куда нам идти?
− В южной части рынка держат особо ценные Таланты, но он может оказаться и у Чтецов, поэтому придётся проверить всех торговцев. На всякий случай.
Мы с Пашей переглядываемся с одинаковым вопросом на лицах. Что ещё за чтецы?
− Ну и лица! Хоть портреты пиши! – Девчонка хохочет во весь голос, хватаясь за живот. – Вы думали, тут таких, как вы, на плантации продают клуторусы собирать?
− Ты так спокойно обо всём говор… м-м-м! − Ледяная ладонь Тома закрывает мне рот, но поздно.
− Меня продавали на этом рынке двенадцать раз. Циркачи нынче популярны. Впрочем, добро пожаловать на самый огромный рынок всего и ничего в Подкроватии!
Кая говорит без тени улыбки, вызывая в груди неприятное копошение сотни сомнений.
Цветастые шатры проглядывают сквозь кусты и манят, обещают хорошую и долгую жизнь. Если до самого рынка нам шагать ещё пару минут, то до его края… Доберёмся ли за неделю? От самого обрыва и до горизонта палатки, шатры, открытые прилавки и люди, люди, люди… Пёстрые флаги, стремящиеся в свободное от листвы небо, лишь добавляют в эту какофонию цвета аляповатых пятен. Гомон то и дело заглушают громкие хлопки вылетающих с разных сторон фейерверков, громкие визги животных и птиц. Сколько же их там?! Джунгли теперь кажутся тихими, ласковыми и спокойными.