Глубокий вдох, и улыбка приклеивается к моим губам мощнее, чем на суперклей. Кая уже спорит о чём-то с первым продавцом, Пашка исчезает в глубине. Подальше от меня согласно плану. И никто совсем не догадается, что мы с ним знакомы, мы ведь совсем не похожи, ага.

Дети играют. Они смеются, бегают, оживлённо болтают и спорят. А сзади, судя по звукам, кто-то устроил конкурс талантов: слышится пение, подбадривающие крики, общий смех и радость. Они улыбаются. Никто не сидит в слезах, никто не кричит, не пытается сбежать. Кажется даже, что если бы их всех вдруг освободили, то они бы не знали, куда идти. Каждый ребёнок одет в такие же мешки, как и у нас, но разных цветов. Только у одних ребят одежды изрисованы красивыми пейзажами. Наверное, художники.

Они ничего не понимают? Им приказали веселиться? Запудрили головы? Не могли же все разом сойти с ума и добровольно пойти в рабство!

− Вы кого-то ищете? Вам приглянулся кто-то из наших? – весёлый голос тараторит мне прямо в ухо, и я оборачиваюсь. Рядом со мной стоит девушка лет семнадцати. Её улыбка сияет, как мамина новая заколка, и дарит какое-то чувство безопасности. Я улыбаюсь в ответ. Почему то, что должно быть злом, на зло не похоже?

− Да. Мой господин хотел приобрести мальчика, младше десяти лет. Обязательно светловолосого, тёмненьких у него достаточно, а рыжих он не любит. Как-то раз одна рыжая девчонка нагло обокрала его и уволокла несколько его Талантов на рынок, обманом выманив имена. − Я вежливо склоняю голову, радуясь про себя, что не ляпнул глупость.

Или ляпнул. Девушка с волосами рыжее моркови смотрит пристально, словно пытаясь прочитать ответ на все свои вопросы в моих глазах. Я сглатываю отсутствующую слюну. Она притопывает ногой, пока я думаю, как выкручиваться.

− Как хорошо, что это была не я, − рыжая потирает ладошки и с улыбкой показывает рукой себе за спину. − У нас много светленьких. Какие Таланты его интересуют?

− Он не выразил никакого конкретного желания, поэтому я готов посмотреть все варианты, какие у вас есть! – с облегчением чеканю я заготовленную фразу и ныряю в этот омут с головой.

Уже прошла целая вечность, как мы на рынке, а Мишки так и не видно. Сколько раз я рассказывал историю про шторы и блондинов? От песен, стихов, картин и прочего уже подташнивает. Хочется всё бросить, прямо сейчас пойти и как научиться чему-нибудь. Эх, был бы у меня талант, я бы его как развил, чтобы прям ух!

Я, конечно, сильный, постоянно попадаю в первую тройку на соревнованиях, но… разве это талант? Мне фехтовать с воображаемым соперником? Пинать мячик, которого здесь может и не быть, на потеху гостям? Кидать снаряд через всю комнату? Делать стойку на руках? Какая разница, насколько ты силён и ловок, если ты не можешь ничего, кроме как выглядеть нелепо, выступая перед другими?

Пашка вон умный, он и смастерить что-то может, и провести какие-то эксперименты, как он обычно делал это дома. Ему достаточно найти палки в лесу, несколько прочных травинок, и он уже строит мини-штаб, ловушки, рогатки… Станет здесь великим учёным, заработает состояние и будет жить припеваючи. А я? Телохранителем его буду? Тьфу. Даже Мишка стал Талантом! Как вернусь домой, сразу начну заниматься чем-то полезным!

− Вам кто-нибудь приглянулся? – противный угодливый голосок толстого торговца напоминает мне, что я всё ещё здесь и по-прежнему ищу брата, а не пытаюсь заодно продать себя. Мне кажется или здесь стало как-то громко?

− Недурно, знаете ли, но моему господину нужны только элитные Таланты. Что-то такое необычное, удивительное, − я воодушевлённо машу руками, стараясь говорить как можно увереннее. Приходится повышать голос, чтобы меня услышали. Да что за шум-то?!

− Необычное? Есть у нас тут кое-что на такой изысканный вкус! – толстяк потирает руки и улыбается, обнажая кривые зубы. Зубы, которых во рту явно не хватает. Когтистые пальцы впиваются в плечо.

− Как насчёт прогулки на Оке Элу? Там живут редчайшие Таланты, − его шёпот проникает в каждую клеточку, а зловонное дыхание обжигает ухо.

− Где это место? – переспрашиваю я, не услышав продолжения. Крики за спиной какие-то тревожные, тело напряжено, и всё кричит об опасности. Но я должен узнать об Оке Элу!

− Ах вы мерзкая шайка! – торговец грубо хватает меня за руку, заламывая её. – Думал отвлечь меня, гадёныш? Да я сам тебя продам завтра же! Талант он ищет, как же!

Вот же кошка лысая! Не раздумывая я бью этого то ли Галлиха, то ли Малеха с колена в живот, ощущая, как оно погружается в мягкие складки его тела. Да он как желе! Я прыгаю всем своим весом на его левую ступню, чтобы хоть как-то заставить разжать пальцы. Торговец верещит, как маленький поросёнок, но этого никто не замечает.

Свобода! Я срываюсь и бегу куда-нибудь подальше от этого психа. И бегу здесь не я один – весь шатёр колышется, движется, раскачивается, рябит в глазах. В этой толпе невозможно увидеть ни Каю, ни Пашу.

Со всех сторон меня толкают и хватают небольшие фигурки в шкурах, за которыми даже лиц не видно. Только руки и ноги, наносящие удары вокруг. Длинные копья едва не вспарывают мне плечо и бок. Если бы не оружие и хождение на двух ногах, я бы решил, что на нас напала стая диких зверей.

− Что, лешего на брёвна, здесь происходит? – я проталкиваюсь к помосту, чтобы разглядеть хоть что-то. Интуиция вопит, что нужно бежать, торопиться на волю. Что-то очень лёгкое, но крупное сносит меня на землю.

− Держите, держите этих двоих! – всё, что удаётся мне расслышать сквозь ватную завесу.

Голова гудит от удара, но я медленно поднимаюсь. Какие-то люди бегут в мою сторону, кто-то истошно вопит. Один из «шкурных» вцепляется в меня. Его пальцы на моём запястье тоненькие, как у маленького ребёнка. Дети! В шкурах дети! Я поражённо замираю и вижу, как налётчики высвобождают одного за другим Таланты и подталкивают их к прорезанным в шатре выходам.

Какая-то сила отрывает меня от земли. Нельзя, нельзя было отвлекаться! Я пинаю воздух, тихо рыча. Голова постепенно проясняется, а ноги раз за разом врезаются во что-то твёрдое, отдаваясь глухим стуком. Кажется, этот здоровяк даже не чувствует мои удары. Вот же мужлан толстокожий!

Маленький шкурёныш бьёт громилу куда-то между ног. Громкий вскрик и ослабшая хватка говорят о том, что удар был действительно болезненным. Я выскальзываю из захвата и перекатываюсь по земле в сторону, успевая отбить удар, который предназначался не мне. Щуплый парнишка, один из торговцев, с воем хватается за руку. Пусть я не талантлив, но в обиду товарищей не дам!

− Джеймс!

Пашка! Наконец-то! Я не успеваю обернуться, как на меня наваливаются ещё трое. Увернуться, присесть, ударить в живот, чуть наклониться, чужой удар вскользь проходит по боку. Снова выпад, резко опуститься на землю и ногой подбить стоящего справа. Он валится на землю, и у меня есть несколько секунд передышки. В мою спину тут же что-то упирается, и я отскакиваю, занося локоть для удара.

Шкурёныш! Этот ребёнок отбивается от двух противников весьма умело, но всё равно отступает. Я резво обхожу его и оказываюсь спереди. Рука ноет от ударов, на боку наливается синяк, но сейчас не до этого. Я снова бью, но ни один из кулаков не достигает цели. Ловкие ребята! От трёх из пяти выпадов мне удаётся увернуться. Эти двое сильнее, чем те, которых я уложил ранее. Оглядываться на то, что происходит за спиной, нет времени. Я делаю шаг назад, тут же понимая свою ошибку. Не успею увернуться!

Когда на плечо обрушивается массивный кусок дерева, я в отчаянном прыжке пинаю одного из противников в коленку. Пока незадачливый торговец прыгает на одной ноге, крича неизвестные ругательства, второй уже склоняется надо мной. Верёвка плотно оплетает кисти. Мои пинки либо блокируются, либо попадают в твёрдую куртку.