Так, Витька, не трусь и прекращай тянуть время! Я делаю шаг дрожащей ногой. Становится очень зябко, когда я представляю огромную волосатую лапищу, тянущуюся ко мне.

Ещё шаг. Некстати вспоминается, что недавно точно так же крался к кровати и Миша. Я сильный, смелый, монстров не существует, это всё дурацкий розыгрыш. Сейчас я найду Мишку в шкафу и… В четыре широких шага я подхожу к серому шкафу-купе и резко дёргаю дверь! Идеально сложенные ряды футболок и штанов насмешливо фыркают на моё появление. Конечно, никто бы не полез в отдел Паши. Он же потом ещё час будет всё заново складывать и ныть, что ему порушили какой-то дзен. В моём бардаке из закатанных в рулеты вещей и мятой кучи спортивной формы никого нет. На аккуратно развешанную по цветам Мишкину одежду я смотрю уже без энтузиазма. Чёрт! Неужели и правда пропал?

Мне не остаётся ничего, кроме как вернуться к кровати. К чертовски мрачной, холодной и злобной кровати. Мурашки табунами скачут по коже, заставляя пальцы трястись. В одеяло, свисающее с краю Пашиной кровати, я вцепляюсь так, будто оно задушит в своих объятиях любого врага. Ну, или меня, чтоб не мучился. Глубокий вдох, с трудом разжимаю пальцы – и длинный выдох.

Быстро приседаю, как на тренировке, и провожу разведку боем. Нога не встречает сопротивления, и я расслабляюсь, позволяя себе заглянуть под кровать. Темнота не смотрит на меня двумя любопытными глазами. Фух. Всё же монстров не существует!

Я начинаю отползать назад, когда нос щекочет странный запах сырости. Воду пролили, что ли? Надо бы протереть, чтобы не влетело. Ой, а там не мой попрыгунчик? Я же его три дня ищу! Пальцы скользят по прохладному шершавому линолеуму, но заветный бок скрипучего шарика не попадается. Зато попадается что-то мягкое, скользкое и прочное. Оно обвивает мою кисть, обдаёт лицо зловонным дыханием и заставляет дрожать. Затылок встречается с перекладинами, когда я изо всех сил пытаюсь выползти и не завизжать как девчонка.

Прижимая руку к себе, я откатываюсь как можно дальше от языка чудовища. Ладони беспорядочно шарят вокруг, пытаясь найти что-то, чем можно защищаться. Моя тренировочная шпага! Лучшая защита – это нападение, по крайней мере, так всегда говорит тренер. Поэтому, мысленно издав призывный крик индейцев, я бросаюсь с оружием прямо на мерзкого монстра.

Выпад, взмах, удар, ещё удар! Неистово размахивая своим дрожащим клинком, я рублю чудовище на кусочки, крепко зажмурив глаза. Пол подо мной начинает исчезать, грудь проваливается всё ниже, и сквозь плотно сжатые веки пробивается зеленоватый свет. Хлопок двери и щелчок выключателя едва слышны за многоголосым гулом.

− Витька! Я спасу тебя!

Паша одним рывком вытягивает меня за ноги из логова ужаса. Съехавшие очки, чуть приоткрытый рот, сдавленный полувсхлип и вздох облегчения встречают меня «снаружи». По шее скользит мерзкий язык, пытаясь задушить, утащить с собой. Я открываю рот, чтобы заорать, но Паша вдруг двумя пальцами с лёгкостью снимает мерзость с моей шеи.

− Что это? – зелёный и сильно потрёпанный широкий лист уныло свисает в Пашкиных руках. Страх немного отступает, и я чувствую запах скошенной травы.

− Это что получается? Я с цветком боролся?! – возмущению моему нет предела. Я же самый старший! Мне нельзя бояться, а тут какой-то травинки-вреднинки испугался. Тоже мне, смельчак. Тьфу!

− Думаешь, мама принесла его в нашу комнату и убрала под кровать? Цветы же свет любят. Да и на цветок не похоже… Это же монстера! Я вчера смотрел по телевизору с папой передачу про джунгли, там были такие же. Лианы, пальмы, тростник, мясистые растения, тапиры..

Паша с восторгом пересказывает мне всё, что удивило и поразило его в джунглях. Зануда.

− …обезьяны, орлы и леопард. Там был леопард! Вить, леопард… – голос брата срывается на шёпот. – А если это он утащил Мишу? Что, если он его…

Выговорить слово «съел» Паша не может. Я упрямо качаю головой, стараясь не выдать волнения. Выходит неубедительно.

− Ты прав. Мы не видели у него под кроватью ни листьев, ни когтей. А если Мишка пропал где-то в другом месте? Как нам его найти?

Ответ знаем мы оба, но боимся произнести. Нам придётся спуститься под свою кровать.

Что может пригодиться в джунглях? Путешественники берут с собой палатки, консервы, ножи, смешные шляпы и чемодан ещё чего-нибудь. Наши игрушки никуда не годятся. Вот бы взять с кухни настоящий ножик, спички и консервы! Хотя нет, консервы там только рыбные. Рыбий жир на языке, склизкие частички желе – фу! Как хорошо, что на кухне сейчас родители, а не мы.

− А помнишь новогодний венок? Из него ещё сабли торчат. Куда папа их спрятал после Рождества? – задумчиво спрашивает Паша прищурившись.

− Кажется, в кладовку. Проверим?

Сабли – это идея! Папа всегда хвастался, что они настоящие, поэтому детям их трогать нельзя.

Пашка уверенно кивает, а я с надеждой смотрю на стену, словно у меня появилось рентгеновское зрение. Вот мои коньки, из которых я вырос два года назад, а где-то рядом отвратительный костюм рыцаря, перешедший по наследству к Мише. Там же валяются папины гигантские резиновые сапоги для рыбалки. Это раньше он рыбачил, а теперь его болотники стоят доверху забитые всяким хламом. На полке рядом старый миксер, который папа никак не починит, и мамина огромная мягкая шуба, немного поеденная молью. По крайней мере, она так думает. На самом деле это Пашка испортил, когда мы играли в великих учёных. Правда, мы так и не сознались. А ещё…

− Чего застрял? Мишку там монстры жрут, а ты стену разглядываешь?! – брат стоит возле двери, натянув пару бесшумных шерстяных носков.

Морщусь. Хватаю из шкафа первый попавшийся колючий комок, пытаюсь запихнуть в носки ноги и чуть не падаю. Вот же колготки обрезанные! Победив в неравной битве, я поднимаю глаза на Пашку, который ладонями запихивает смех обратно в себя. Подумаешь. Ещё посмотрим, кто хихикнет последним! И не надо на меня смотреть этим своим взглядом «мы торопимся». Умеет же Пашка смотреть как мама или папа. Вот зыркнет – и раз – тебе стало стыдно, виновато и неуютно. А ведь он младше меня на целых десять минут!

− Я готов, пошли.

Мы с братом бесшумны и незаметны, как ниндзя из рекламы «Сникерс». Паша приоткрывает дверь ровно настолько, чтобы мы могли протиснуться. Стоит сдвинуть её на миллиметр дальше, и скрип, похожий на хруст дедушкиных коленок, сообщит всему дому, что мы покинули своё логово. Я закрываю дверь осторожно, медленно и абсолютно беззвучно. Паша в это время скользит спиной по стене, пробираясь к кладовке. Я стараюсь не отставать.

Обои едва слышно шуршат, пока пальцы нервно обводят узор. Мы как туристы, крадущиеся мимо стаи спящих гиен: один неверный шаг − и ты пропал. К счастью, у нас уже имеется кое-какой опыт. Нет, я никогда не бывал с гиенами один на один, да и кто бы ребёнка туда пустил? Просто мы с братьями часто играем в шпионов и любим следить за соседями или одноклассниками, оставаясь незамеченными.

Паша идёт едва дыша. Заветная дверь всё ближе, а «гиены» мирно посапывают. Огромная тень заслоняет собой свет. Рука Паши шарит по стене в поисках дверной ручки. Я вижу, как его пальцы трижды проходят в миллиметре от неё. Быстрее же! Тень становится всё меньше и меньше, и я почти вижу светлую макушку отца. Ну, скорее!

Я не выдерживаю и первым хватаюсь за ручку. Тихий щелчок металлического язычка заставляет замереть всех нас. Ещё один бесшумный шаг отца и спасительный окрик мамы. Кажется, папа опять не загрузил посудомойку. Паша хватает меня за плечо и затаскивает в кладовку, беззвучно закрывая дверь. После яркого света коридора я ничегошеньки не вижу, но ни в коем случае не сдаюсь! Кажется, где-то здесь были папины пыльные туристические рюкзаки. Сейчас найдём! Бах! Что-то с металлическим звоном летит на пол.

− Да прекрати шуметь! Нас и так почти обнаружили! – Пашка шипит, когда я отдёргиваю руку от полки и что-то издаёт очень противный «бум» о мой лоб. Старая поломанная швабра летит на пол, создавая ещё больше шума. Лоб чешется и покалывает, будто покусанный сотней комаров.