Однажды я взяла на себя роль проводника во внешний мир, снимая для деда смешные видео и рассказывая ему обо всех нелепых или интересных случаях, которые происходили с людьми за пределами этих стен. Сегодняшний улов был по-настоящему стоящим, ведь по пути я наткнулась на уличного скрипача, игравшего национальный гимн без помощи рук. Не спрашивайте, как он это делал, просто скажу, что фантазия у парня была безграничной, в то время как чувство стыда напрочь отсутствовало. Мы смеялись, просматривая видео на телефоне, пока мой взгляд не зацепился за время на экране – было без четверти семь.

– Прости, дедушка, нужно идти, – быстро вырубила устройство и, чмокнув деда в щеку, соскочила с кровати. – Увидимся завтра!

– Постой, дитя, – позвал он, когда я уже достигла двери.

– Да?

– Пообещай мне кое-что. – Задумчивый взгляд ненадолго остановился на портрете бабушки, висящем над незажженным камином, а затем обратился ко мне, своей интенсивностью заставив замереть и убрать руку с дверной ручки. На самом деле я оцепенела, потому что выражение его лица мне совсем не понравилось. Оно все еще было полно теплоты и нежности, но теперь покрылось коркой из глубокой печали.

– Не позволяй им указывать, кем тебе быть, – внезапно начал дед, сжимая костлявые руки на одеяле. – Они и понятия не имеют, насколько ты драгоценна, Оливия, – наверно, под «ними» он имел в виду моих родителей. – Мир слишком мал для возможностей, которыми ты обладаешь, но не закрывайся от них, моя девочка. Не бойся сделать шаг вперед, даже если не уверена, куда именно он приведет. Сперва ты можешь ошибиться, но это не беда – обычно по ту сторону страхов и ошибок ждут великие свершения.

Я стояла как вкопанная, не зная, что ответить. Звучало немного чересчур, поэтому склонила голову набок, изучая лицо деда. Он все еще пристально смотрел мне в глаза и теперь улыбался.

– Лааадненько, я все поняла, – сказала, хотя на самом деле ничегошеньки не поняла. – Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, Оливия! Я люблю тебя, – тихо прошептал он, откидываясь на подушки.

– Я тоже тебя люблю. – Выйдя и захлопнув дверь, я бросилась в свое крыло, по пути чуть не сбив Кая, который все еще слонялся в коридоре. – Десять минут, – выкрикнула на ходу, расслышав лишь тихое бормотание.

Молниеносно стянув с себя пальто и наряд, который под ним скрывался, заскочила в душ и принялась смывать с тела блестки и чужеродный запах. Затем насухо вытерлась, проверяя перед зеркалом состояние кожи и волос, и только убедившись, что все в порядке, подошла к шкафу, выудив оттуда черную водолазку и плотный серый сарафан. Не потрудившись высушить волосы, заплела их в тугую косу и покинула комнату как раз в момент, когда внизу прозвенел колокольчик, означающий, что ужин подан.

Кай присоединился, когда я остановилась перед лестницей, глядя вниз так, словно прямо там разверзлась адская пучина, которая поглотит меня, стоит лишь сделать шаг.

– Кажется, мистер Аттвуд чем-то обеспокоен, – шепнул он задумчиво.

– Он всегда чем-то обеспокоен, – фыркнула я. – Давай просто сделаем вид, что не играли в прятки сегодня днем.

– Когда-нибудь твои побеги выйдут боком нам обоим.

Отец сидел во главе стола, а мама по правую руку, они о чем-то взволнованно перешептывались, но, стоя в дверях, я не могла расслышать ни слова. Свечи отбрасывали резкие тени на их лица, когда две пары глаз – папины голубые, как у меня, и мамины карие с зелеными вкраплениями – переместились в мою сторону, мамины губы тронул призрак улыбки.

– Ты задержалась, – все, что она сказала. Я вымученно улыбнулась в ответ и подошла ближе, чтобы поцеловать ее в щеку. Светлая прядь выбилась из ее идеальной прически, щекотнув мой нос. От мамы пахло смесью дорогих духов и растворителем – удивительное сочетание. Мы были похожи в том, как блестяще сумели отточить мастерство притворства. Всю первую половину дня она проводила в мастерской в заляпанной старой одежде, рисуя абстрактные картины, а к вечеру, прямо перед приходом отца, перевоплощалась в напомаженную светскую львицу, так подходящую по статусу своему мужу.

Кстати, о нем.

Отец одарил меня приветственным жестом всех отцов, не слишком поворотливых в воспитании дочерей, неловко потрепав по волосам. Натянуто улыбнулся, но вышло то еще зрелище, учитывая, что улыбаться он попросту не умел. Гордон Аттвуд был пятидесятилетним седеющим щеголем, подтянутым и острым на язык, но практически не способным поддержать разговор за пределами пузыря под названием «бизнес». А мне, как правило, не хотелось слушать часовые лекции о фондовом рынке и только что закупленном оборудовании для бесчеловечного истязания бедных животных.

Когда я была маленькой наивной девочкой, а мир не казался мне таким картонным, я восхищалась папой до колик в животе. Теперь наши встречи в лучшем случае ограничивались скупыми диалогами о погоде, моей ненавистной учебе и россказнях о вещах, которые могли заинтересовать кого угодно, кто не был мной. Казалось, он совершенно меня не знал, а я отказывалась мириться с его деятельностью, но пока не нашла в себе ни крупицы отваги, чтобы высказать свой протест достойным образом.

– Как дела в университете? – с ходу спросил отец, делая щедрый глоток вина и перекатывая напиток во рту. В это время персонал стал расставлять блюда перед нами, изредка заслоняя меня от пытливого взгляда голубых глаз. – Ты ведь была на учебе, верно?

Я испустила тяжелый вздох и скрестила пальцы рук на коленях, собираясь сказать очередную ложь, как с легким движением руки горничной серебряная крышка, накрывающая мою еду, исчезла, и желудок скрутило тугим узлом.

Кровавый стейк истекал соком на фарфоровую тарелку, он был размером с мое отвращение к мясу, и пара жалких картофелин не могла спасти ситуацию, как бы я ни старалась сосредоточить взгляд на них. Тошнота не заставила себя долго ждать, я взглянула на маму, но она с сожалением покачала головой и потянулась за миской с салатом, больше не глядя на меня. Тогда я перевела взгляд на отца, который с невозмутимым видом расправил салфетку на коленях. Оба родителя прекрасно знали о моих предпочтениях в еде, и как бы я ни старалась понять, что происходит, подавляя подступающую к горлу желчь, ничего не получалось. Могла только предположить, что это было нелепым по своим размерам наказанием за мою провинность.

– Это… – начала было в тот момент, когда вилка отца вонзилась в кусок мяса, а нож одним точным движением разделил стейк надвое.

Я выскочила из-за стола со скоростью, превышающей любой из возможных видов перемещения в пространстве, наверно, даже использовала телепорт, потому что в следующий момент уже стояла, согнувшись над унитазом в гостевой уборной первого этажа, опорожняя наполовину пустой желудок. По щекам текли слезы, точно не знаю, от обиды или напряжения, но знаю, что ощущала себя не лучше, чем в тот день, когда впервые увидела человеческую жестокость. Только теперь его не было рядом, чтобы забрать мой страх.

Глава 4

Оливия

Родители повезли меня на самый настоящий бал, поэтому я нарядилась в пышное платье, такое же голубое, как мои глаза; при этом крупные банты на коротких рукавах покрыты звездной пыльцой, переливающейся в свете салона лимузина, на котором мы едем, и я чувствую себя такой же красивой, как старшая сестра моей подружки Кары. Няня завила мои белые волосы в кудри и подарила диадему, чтобы все на балу сразу же поняли, что я принцесса.

– Держи спину ровно, – шепчет мама, пока я ерзаю, пытаясь разглядеть замок короля за пеленой дождя, льющего с самого утра.