На новой стадии работы Андрей уже с точностью до последнего мазка мог представить, как будет выглядеть окончательный результат. Оставалось только сделать эти мазки. Раньше с ним уже происходило подобное. В такие моменты ему становилось скучно его творчество, что и было одной из главных причин, почему он не заканчивал многие свои картины. Но теперь сам рабочий процесс давался Андрею во много раз проще, и он мог позволить себе распылить внимание, параллельно занять свой ум чем‑нибудь еще. Он стал думать, какое теперь значение для него примут даты календаря. Через некоторое число дней он должен будет стать на год старше, через некоторое число дней наступит осень, через некоторое время он сможет отметить месяц, два, три с момента полной смены парадигмы своей жизни. Андрей подозревал: вскоре и то, какой именно сейчас день недели, какой сейчас месяц, перестанет иметь для него значение. Значение будет иметь только характер времени, смену которого – чего ему по-настоящему хотелось – он впоследствии сможет читать наперед настолько же легко, насколько легко наперед по календарю читается смена дат.

Вечером приехал старший из вчерашних собеседников, Тимофей. Он сразу поднялся к Андрею, стал смотреть на пока не готовую картину.

Т.: Ты отлично справляешься. Сын оценит.

А.: То есть пазл складывается.

Т.: Ты учился изобразительному искусству профессионально?

А.: Нет. Прошел несколько неполных курсов у разных мастеров. С большим разбросом во времени.

Т.: Мой сын как будто более серьезно относился к процессу обучения. Но все равно он много слабее тебя.

А.: Я вижу, он верен своей цели.

Т.: Все‑таки на него повлиял мой пример. Я пришел к настоящему успеху лишь несколько лет назад. Бóльшую часть времени моя семья была просто обеспеченной, а не богатой.

А.: Много тебе пришлось сделать, чтобы разбогатеть?

Т.: Я очень много работал, в том числе и над собой. Среди прочего – поддерживал деловые связи с людьми, которых не переносил на дух. Не скрою, что иногда плел интриги.

А.: Что при этом правило тобой? Ты только и думал, чтобы увеличить свой доход настолько, насколько это возможно, пренебрегая любыми принципами?

Т.: Я просто видел возможность добиться успеха и делал все, чтобы не упустить свой шанс.

А.: Сколькими людьми и сколькими ресурсами ты управляешь теперь?

Т.: Скажу так: немалыми.

А.: Уверен, что ты лучший, кто мог бы справиться с управлением этим количеством людей и ресурсов? Нет ли такого, что ты в своей погоне за наживой занял в обществе роль, для которой, может, не предназначен? Ты отвечаешь за большое количество людей и активов. Как ты сам оцениваешь, насколько верно поступаешь с ними?

Т.: Судя по вопросам, ты ушел от общества по причине глубоко оскорбленного чувства справедливости.

А.: Не обо мне сейчас разговор. Но что касается оскорбленного чувства справедливости, ты не зря упомянул его, хотя я предпочел бы другие формулировки. Знаешь, меня с какого‑то момента стали ужасать действия человека, продиктованные преимущественно его природой, готовностью действовать хищнически среди цивилизованных людей, пусть даже в рамках некой продуктивной деятельности. Твоя борьба за успех из того же разряда, я предполагаю. Я могу привести аналогию на языке, который будет понятен почти любому человеку, – на языке отношений между мужчиной и женщиной. Успешного человека не на своем месте можно сравнить с мужчиной, которого очень сильно влечет к некой прекрасной особе, но у которого при этом личностно с ней очень мало общего. Чтобы добиться объекта вожделения, он может пойти и на самые подлые поступки, в том числе скомпрометировать спутника желаемой им женщины, который по-настоящему сочетается с ней. В результате одно сильное проявление примитивного инстинкта приводит к тому, что рядом оказываются мужчина и женщина, которым не о чем говорить друг с другом, которые не понимают, какого поведения партнер ожидает от него или от нее, которые наверняка окажутся неспособны к благотворному совместному воспитанию детей. И такой союз может долго продержаться, хотя не будет способствовать ничьему счастью. Похоже на ситуацию человека, который волею инстинкта рвется к власти. А действительно ли это тот человек, которому надлежит управлять другими? Верные ли решения он будет принимать, находясь на вершине иерархии? Так выходит, что власть не всегда оказывается в руках людей, наиболее компетентных в вопросах управления. Бывает, отношения начальник – подчиненный формируются между людьми на основе только особенностей их характеров, не более того. Например, один менее восприимчив к неблагожелательной обстановке в коллективе, другого такая обстановка, наоборот, демотивирует, хотя сам по себе второй намного более расчетлив и эффективен, чем первый, но непоколебимая воля первого позволяет ему выглядеть в разы выгоднее на фоне второго, который не отличается такой сильной невосприимчивостью. Окружающие видят это и решают, что первый имеет намного бóльшую расположенность к карьерному развитию, он получает все больше и больше управляющих полномочий. А по сути, разрыв между первым и вторым обусловлен лишь особенностями их характеров. Помести их в нормальные условия – и второй раскроется как намного более сильный профессионал. И такого рода примеров – огромное количество. Встречаются коллективы, в которых в лидеры выбиваются люди, просто способные грамотно улавливать настроения руководства, не умея при этом правильно отстраивать процессы. Однако не должны ли мы считать, что это личное дело каждого – его продвижение наверх? Если человек хочет успеха, пусть работает над собой, вписывается в конъюнктуру, а если не может, пусть спокойно относится к успехам более проворных людей, чем он. Так ведь нет. С точки зрения общего успеха это бессмысленно. Коллектив должен давать своим сотрудникам наилучшие условия, чтобы каждый мог раскрыться максимально. Но какая должна быть политика по отношению к людям с преувеличенной волей к власти? Их амбиции тоже как будто помогают общему делу. Вот только без вовремя полученных знаний они лишь наломают дров.

Т.: Ладно, мы, как ты говоришь, люди с преувеличенной волей к власти, используем недостатки этого общества, чтобы выбить себе более теплое место. Мы должны ждать, пока общество станет более совершенным, или что? Уступать людям более умным, но не имеющим достаточной хватки? Этим мы не нанесем ли большего вреда?

А.: Я не говорю, что нужно уступать кому‑то. Нужно улучшать качество отношений внутри коллективов ради построения лучших схем взаимодействия между его участниками. Начинать нужно с осознания того, какие реакции твоей психики на окружающую действительность ближе к проявлению голого инстинкта, а какие на самом деле определяют тебя как человека, строящего прогресс. Есть негативные черты характера, которые мы по праву осуждаем: зависть или жадность, но есть такие, которые большинству кажутся более чем приемлемыми, но, по сути, таковыми не являются. Готовность объединяться под громкими, но пустыми лозунгами – много людей ведутся на это, но часто такие лозунги глубоко обманчивы. Привычка оглядываться на обладание человеком престижными вещами и исходя из этого смотреть на него как на более или менее достойного представителя коллектива, привычка уважать грубую силу, в конце концов, – все это не дает объединению людей оптимально распределять роли, следовать субординациям, правильным именно с точки зрения общего успеха.

Т.: Может быть. Но рано или поздно мы придем к лучшему взаимодействию между нами. Какой смысл страдать из-за того, что мы только на пути к идеалу? Кто‑то из людей, кто путешествовал в прошлом на повозках, вполне мог предполагать, что когда‑нибудь повозки будут снабжаться механизмами, которые дадут им самодвижущую силу, а дороги станут гладкими, как стол, и вот тогда путешествия перестанут быть долгими и утомительными. И что, они должны были вовсю горевать, что этих технических усовершенствований даже еще на горизонте не видно, и поэтому вообще отказываться от путешествий, хотя путешествия могли быть неотъемлемой частью их профессии? Нужно бороться в рамках существующей реальности, а не страдать из-за каждого изъяна системы.