В помещение зашли люди в белых халатах. Несмотря на ужасающую обстановку, они были в хорошем настроении и даже успели обменяться парой шуток в мой адрес. Раньше мне казалось, что все работники подобных заведений мрачные пессимисты и депрессивные извращенцы. А эти ничего, даже симпатичные ребята.

Я решила пройти в самую дальнюю комнату (лучше бы я туда не заходила), оказавшуюся местом, где хранятся все трупы, попросту говоря, морозильник. От увиденного меня покоробило. Картина была далека от той, что мы привыкли наблюдать в голливудских блокбастерах: сверкающая чистота, выездные алюминиевые шкафы. На площади примерно в двадцать квадратных метров было навалено не менее пары десятков мертвецов. Я коротко вскрикнула от испуга и бегом вернулась в «чистый» отсек прозекторской. Сами понимаете, нервы не железные.

Однако новая картинка была похлеще предыдущей. Санитары положили труп на металлический стол с вмонтированным умывальником, напоминающий перевернутую ванну. Один из патологоанатомов вставил мертвецу под спину деревянный брусок для того, чтобы грудь выдалась вперед, и провел скальпелем от шеи до низа живота. С каждой минутой мне становилось все больше не по себе. Тем временем врачи продолжали делать свое дело. Сначала отделили кожу от ребер, после разрезали часть живота и достали печень (как выяснилось, она была не очень здоровой, наверное, при жизни человек любил выпить). Орган тут же оказался на специальных весах, расположенных рядом со столом.

Последнее, что помню, – как подкашиваются ноги. Дальше – ничего. Пришла в сознание уже на улице. Слава богу, нашатырь в этих местах всегда наготове. «Экскурсовод» долго еще хлопотал вокруг меня, предлагая то воды, то подвезти до дому. Какое-то время я так и сидела на скамейке, рассматривая осенние облака и красоту местного леса. Возможно, впервые я благодарила Всевышнего за то, что жива, здорова и готова к новым открытиям своей жизни. Разумеется, на интервью с паталогоанатомом в тот день меня уже не хватило.

Сколько себя помню – всю жизнь ездил в электричках. Угораздило меня родиться в ближнем пригороде, что называется, не пришей кобыле хвост. С одной стороны, до центра города рукой подать, с другой – не настолько близко, чтобы тусоваться допоздна и потом не бежать сломя голову на последний поезд. Максим потому и поручил мне электрички, так как я единственный из всей команды, кто ими пользуется.

Еще пару недель назад я и представить не мог, что попаду в такой проект. В детстве всегда мечтал о подобной работе, и пока все рубились во вкладыши, для меня не было большего кайфа, чем урвать какой-нибудь московский молодежный журнал или слушать только-только появившиеся аналоги западных радиостанций. Часто представлял себя у микрофона в студии и даже, помнится, что-то записывал на кассеты. Я даже псевдоним себе тогда придумал: Тин Тоник. Первая часть от модного тогда словечка «тинейджер», а вторая – как меня звали друзья, сокращая мое настоящее имя. На самом деле зовут меня Антон Петров, но поди попробуй стань известным с таким редким именем.

Я хотел попасть на радио, а в итоге вкалывал в прессе. Сутки напролет какие-то репортажи, которые писать приходилось исключительно по шаблонам. Правды не было, а были только сухие факты. Статистика, логистика и прочая пофигистика. Короче – ерунда полная. После трех лет такой практики я совсем было потерял то чувство романтики, которое двигало мной при выборе профессии и которое оказалось скомкано и истоптано, когда я стал заниматься подобной писаниной. И когда мне предложили поучаствовать в создании новой газеты, то ни секунды не мялся. Я понял: вот оно. Вот теперь я оторвусь!

Поскольку обычное дело в час пик – беспощадная схватка между теми, кто хочет зайти в вагон, и теми, кто хочет из него выйти, а также толпа консервов внутри поезда, я решил пройтись по электричкам (или, как я больше привык говорить, по «собакам») ближе к вечеру, когда одуревший рабочий класс уже рассосется по своим домам. В это время можно встретить множество разношерстной публики, в основной своей массе – молодняк от шестнадцати до двадцати пяти, который едет тусоваться в центр города и который я выбрал своей первоначальной целевой аудиторией. Как оказалось позже, аудитория моя на самом деле границ не знала.

В грязном тамбуре отвратительно воняло табачным дымом, источником которого были две девчонки лет шестнадцати. На ловца и зверь. Девчонки курили дешевые сигареты и болтали.

– Он штаны спустил, и тут я как начну ржать!

– А он?

– А он говорит: «Чё ты ржешь?» – и смотрит так обиженно…

– Ха-ха-ха!..

Я решил прервать их великосветскую беседу.

– Добрый вечер, леди! – Я подошел к ним. – Как оно?

Улыбки тут же слетели с их физиономий. Наверное, подумали, что я начну приставать, хотя вид у меня был совсем не угрожающий.

– Здрасте! – ответила та, которая рассказывала про неудачный сексуальный опыт.

– А у нас ничего нет! – помедлив, зачем-то добавила она.

– Да мне ничего и не нужно, – успокоил я их. – Расскажите лучше, чем сейчас молодежь увлекается? Я журналист, мне для работы надо.

Вопрос был, конечно, идиотский. Но поняв, что я настроен миролюбиво, девушки с удовольствием поддержали беседу. Когда человек напуган, он будет делать что угодно, лишь бы заговорить зубы. Сперва они что-то мямлили про музыку и шмотки, но я чувствовал, что это все не то. Через пять минут разговора, задавая правильные вопросы, я все-таки услышал то, что хотел. То, что они обсуждали, пока я не подошел. Молодежь нынешнюю хлебом не корми – дай перемыть кости одноклассникам, учителям, и остальному их окружению. Причем, по словам моих собеседниц, «пацаны хуже баб».

За время нашего недолгого интервью я выяснил, кто с кем переспал, кто кому изменил, кто кому продал наркоту и кто из звезд эстрады гомосек, а кто притворяется. Поблагодарив девчонок, я отправился дальше.

В течение недели в роли моих подопытных был самый разный народ: от таких вот малолетних докладчиц до беспроигрышного варианта бабушек-осведомителей. Я узнал, что в нашем городе живут, по меньшей мере, семь внебрачных сыновей Юрия Антонова, пять – Иосифа Кобзона и две дочки Рыжего из «Иванушек». Причем мне даже указали имена и адреса этих людей.

Все эти непроверенные факты меня не интересовали. Было важно другое: абсолютно все опрошенные мной люди, включая завсегдатаев электричек – измученных жизнью сорокалетних мужиков с китайской черной сумкой и бутылкой крепкого пива, все с каким-то ненормальным фанатизмом норовили кого-то задеть, унизить, засунуть руки в грязное белье поглубже.

Самым интересным классом людей в этом смысле были дачники. Вечер пятницы и день воскресенья – вот когда состоялся мой самый большой улов! В электричках – нереальные скопления людей, в обычной жизни представляющих самые разные профессии. Мне удалось вовлекать в беседу целые вагоны, набитые школьными учителями, врачами, продавщицами, охранниками и черт знает кем еще. А один раз, вот это был вообще водевиль – мне случайно удалось чуть не до драки поссорить двух пожилых кандидатов наук, которые внезапно скатились до обсуждения ориентации всех известных им артистов. Короче, дачники мне очень помогли. Стало ясно, что только сплетни, порно и дерьмо, – вот что интересует этих приличных с виду людей. Ну что же, будет вам грязная правда! Посмотрим, как вы запоете, когда сами станете героями статей!

Дурацкое это прозвище – Шланг. Со школы еще прицепилось, из-за роста, ну и вообще габаритов: руки как макаронины, ноги длинные.

После журфака я оказался на самой дерьмовой должности, которую можно представить, – остался при универе вести универский сайт, как бы контент-менеджер и комьюнити-менеджер, если по-московски. А на самом деле на сайте этом было полторы калеки на форумах и десять посещений в день. Я подозреваю, что это деканы и ректор. А по большому счету, я писал и перепечатывал тексты для методичек, объявления для студентов и вел что-то типа «Студенческого листка» тиражом 200 экземпляров. Короче, талант свой я просрал. Сольную писанину забросил, рассказы со стихами забыл, даже с городскими газетами все отношения порвал.