В самом конце улицы, где, собственно, начинался уже пригород, находилась корчма «Золотой петушок». Над входом на железном пруте висел фонарь. Он освещал каменную лестницу, ведущую в помещение, из которого пахло жиром, луком и табаком.

Матэ решил здесь поужинать и немного согреться. Нашел свободный столик у окна, выходившего на улицу, откуда хорошо было видно всю корчму. Коричневая резного дерева стойка с бутылками растворялась в дымном полумраке. Повсюду на столиках стояли пустые бутылки зеленого стекла и пивные кружки. Корчма эта чем-то была похожа на портовый кабачок, куда после хорошего улова собираются рыбаки.

Матэ заказал жареную печенку с луком и кружку пива. Он уже принялся за еду, когда к его столику подошел слегка захмелевший краснолицый мужчина с пивной кружкой в руке. Смущенно улыбаясь, мужчина спросил:

— Могу я присесть за ваш столик?

Матэ растерянно взглянул на мужчину, подумав при этом, что тот, видно, выпил не одну кружку, и молча кивнул.

— Со мной мой друг, — проговорил краснолицый и немного отклонился в сторону. За спиной мужчины стоял старик с маленькими, как у мышки, глазками, которые беспокойно перебегали с одного предмета на другой. Старик был изрядно выпивши и раскачивался из стороны в сторону. Ухватившись за край стола, он опустился на стул. Вид у него был безразличный, временами он поднимал голову и окидывал всех пренебрежительным взглядом, как это обычно делают пьяные. Седые волосы старика жирно блестели. Временами на его лице появлялось выражение печали, лукавства и чувствительности.

Краснолицый мужчина по-дружески улыбался и, потягивая из кружки пиво, не сводил с Матэ глаз. Чувствовалось, что он что-то вспоминает. Вдруг лицо его засияло.

— А я вас узнал! Мы с вами уже встречались, только я сразу никак не мог припомнить, где же именно.

— Мы встречались? — удивился Матэ, подбирая вилкой крошки печенки. Внимательно посмотрел на краснолицего и невольно подумал: «Ну и физиономия у него!»

— Вы меня не узнаете?

— Извините, но...

— Если я не ошибаюсь, в мае как раз два года, как мы встречались.

— Вы меня с кем-то спутали.

— Нет, подождите, я вам сейчас напомню, — сказал краснолицый и оперся локтями на стол. — Помните, в сорок шестом году на участке дороги между Адони и Рацалмаш вас подобрала черная машина, на которой возят покойников? Вы сидели с каким-то мужчиной, как вороны на обочине дороги, и ждали попутной машины, которая бы вас подвезла. Ну, теперь вспомнили?

Матэ стал припоминать и наконец вспомнил...

Всю дорогу тогда он сидел рядом с водителем на инкассаторских мешках с деньгами. В кармане у него был заряженный револьвер, а между коленями он зажал охотничье ружье, которое дал ему кассир. Когда машина, на которой Матэ с кассиром везли шахтерам получку и кое-что из продовольствия, сломалась по дороге, они спустились к реке и, наловив рыбы, тут же зажарили ее на костре. Но аппетита не было: беспокоили деньги, которые они вовремя не доставили на шахту. Они тогда очень боялись, что из-за этого на шахте поднимется большой скандал...

— Так это были вы, — улыбнулся Матэ. — Вы тогда по-джентльменски с нами поступили.

— Я со всеми поступаю по-джентльменски, — заметил краснолицый и полез в карман за сигаретами. Достал и протянул Матэ. — Но вы, конечно, уже не помните, что меня зовут Беньямином?

— Право, забыл.

— А ведь я вам представлялся.

— Мы тогда от радости, что вы нас подобрали, ничего не слышали. Сами посудите, ведь мы везли зарплату шахтерам и продукты из Будапешта. Опоздать не имели права ни на час: нас ждали тысяча пятьсот шахтеров. В мешках жир, мука, а тут еще деньги.

— А в моей машине был покойник. Смешно, не правда ли?

— Нам тогда не до смеху было. У нас и своих забот хватало... Машина сломалась, наш шофер сказал, что нужно искать такую же попутную, чтобы разживиться нужной запасной частью. Мы тогда все глаза проглядели — все смотрели на дорогу: не покажется ли машина. Полдня просидели, пока не появилась ваша черная «Раба».

— С мертвецом, — вставил захмелевший Беньямин.

— Я же говорю, что нас тогда ваш мертвец нисколько не интересовал: шахтеры ждали денег и продукты.

— А я знаю, что это было смешно, — упрямо стоял на своем Беньямин. В глазах его появилась печаль.

Матэ ничего не ответил. Подперев голову рукой, он вспомнил, как они тогда опоздали на целый день. Шахтеры побросали работу. Собрались на шахтном дворе, злые — не подступись. Матэ пришлось успокаивать их, объяснять, что задержались они действительно только из-за поломки машины. И хотя он сказал чистую правду, ему было стыдно смотреть шахтерам в глаза.

— Вы и до сих пор работаете на похоронной машине? — поинтересовался Матэ.

— О, с этим я давно покончил! — воскликнул Беньямин. Чувствовалось, что он большой любитель поговорить. — С тех пор я работаю на пивном заводе, вожу пятитонный грузовик. А вы? Все так же ездите с зажатой между колен охотничьей двустволкой?

Матэ вытер рот и ответил:

— Я работаю в райкоме партии.

Краснолицый Беньямин с уважением посмотрел на Матэ:

— Вот это да! Разумеется, Коммунистической партии Венгрии.

— Да, Коммунистической.

— Вам и собрания приходится проводить?

— Конечно.

— Ну, тогда как-нибудь и я приду к вам на собрание, послушаю, как вы выступаете, — проговорил Беньямин совершенно серьезно.

Матэ по-настоящему обрадовался появлению Беньямина, который несколько отвлек его от неприятных мыслей о Тако, от письма Флоры, которое он с самого утра таскает в кармане. Перед глазами Матэ возник образ Магды, которая смотрела на него печальными глазами, словно боясь, что он навсегда бросит ее в маленькой комнатушке домика торговца фруктами.

Если бы кто-нибудь мог заглянуть в этот момент Матэ в душу, то просто испугался бы: как много забот свалилось на плечи одного человека.

Беньямин отодвинул локти своего седовласого коллеги подальше от края стола, чтобы они, чего доброго, не соскочили, и, поболтав в кружке остатки пива, выпил.

— Значит, вы стали важным человеком, — проговорил он, обращаясь к Матэ. — Только не думайте, что для меня это неожиданность. У меня глаз наметанный, и я с первого взгляда узнаю, с кем имею дело.

— Это как же? Что же вы во мне заметили?

Глаза Беньямина радостно заблестели.

— Я много чего вижу. Я все равно как колдун, который гадает по ладони. Если вы вдруг станете министром, я вас разыщу и попрошу помощи.

— Я — министром? — раздраженно спросил Матэ и хотел еще что-то добавить, но, как и всегда, когда он торопился, подходящие слова никак не шли ему в голову.

— Все равно, — Беньямин кивнул. — Важно, чтобы вы помогли мне, если я когда-нибудь вдруг попаду в беду.

Матэ заказал три кружки пива.

Старик, который до сих пор дремал, очнулся и подозрительно уставился на Матэ.

— Лицо ваше, — проговорил он, подвигаясь поближе к Матэ, — мне незнакомо. Раньше я вас никогда не видел, хотя в «Золотой петушок» хожу каждый вечер.

— Замолчи, старик! — строго прикрикнул на него Беньямин.

Матэ залпом выпил кружку пива и ответил:

— Я обычно сижу около печки.

Старик, передвигая по столу пивную кружку, злыми глазами смотрел на Матэ.

— Моя фамилия Косору. Я часовых дел мастер с Промышленной улицы, — с трудом выговорил он. — А вы? Не понимаю, как вы сюда попали?

Беньямин сделал знак Матэ, чтобы он не принимал всерьез старика, и объяснил:

— Он с войны контуженный.

Часовщик смотрел на Матэ широко раскрытыми глазами, словно пытаясь заглянуть ему в душу.

— Позовите моего сына! Позовите сюда моего сына! — вдруг замахал он руками.

— Это у него от контузии, — снова объяснил Беньямин, но в голосе у него не было ни капли сочувствия. — Вечерами на него всегда такое затмение находит.

В корчме поведение старика, казалось, никого не удивляло, разве что порой кто-нибудь из-за соседнего столика бросал на него любопытный взгляд. Здесь все хорошо знали старика и уже привыкли к его причудам.