— Умер⁈ — спросил догнавший его брат.

— Нет, светится!

Туман поднялся уже настолько высоко, что, если бы не слабое свечение, то тела было бы уже не найти. Аккуратно взяв детёныша в пасть, Борзя рванул назад. Теперь Моня бежал впереди, всё так же наступая на скользкие трупы, скрытые под молочной пеленой, и заметив впереди всполохи, заревел во всю глотку:

— Быстре-е-е-е-ей!

— Ну, что, неудачник, до встречи! — Кир обнял брата. — Один раз не… — шепнул он, посмеиваясь, на ухо так, чтобы никто кроме Германа не слышал.

— Да иди ты! — фыркнул Герман и наступил брату на ногу, оставив пыльный отпечаток на вылизанной до блеска обуви.

— Ладно, не плакай, — усмехнулся Кир. — На, вот, конфетку, заешь горечь поражения. — Он вынул из кармана флешку и всунул в руку брату.

— Что это? — разжал тот ладонь, с подозрением глядя на подарок.

— Презент ко дню рожденья. Потом посмотришь. Только не потеряй, раззява.

Герман повертел в пальцах серый прямоугольник и сунул в карман.

— А белый ваш где? — удивлённо спросил Горыныч, заметив, что ни в машине, ни рядом с ней Мухи нет.

— Домой ушёл.

— Как ушёл?

— Ногами! — посмеиваясь, сказал наш командир и кивнул нам, чтобы грузились, а не грели уши.

— Не суетись, не перехватят твои орлы моего, упорхнул он сквозь чернь.

— И тут ты меня переиграл. — Герман с досадой покачал головой.

— Ну, не всё же тебе. Ладно, не дуйся, тебе пока будет, чем заняться и без Мухи, а я приеду, сверимся, кто кого.

— Когда приедешь?

Кир вздохнул.

— Не знаю. Каша у нас заваривается нехорошая, так что… как получится.

Герман порывисто прижал брата, тут же отстраняясь, произнёс, серьёзно глядя в глаза:

— Я рад, что ты выиграл. Ну, всё, езжай давай, езжай. — Ещё раз обнял, чувствительно хлопнув по спине, и развернувшись, быстро зашагал вверх по ступеням.

Герман остановился, зайдя за колонну. Оттуда он наблюдал, как зелёная машина увозит самое ценное, что у него есть в этой жизни…

Проводив брата, он с тоской устремил свой взор к прекрасному ночному небу, сверкающему холодной россыпью бриллиантов с туманными завихрениями галактик. Ощутив свою ничтожность во Вселенной, Герман почувствовал одиночество и холод. Спрятал руки в карманы, пытаясь немного согреться, как в детстве, и наткнулся пальцами на твёрдый, маленький предмет, крепко сжал его в кулак и поспешил к компьютеру. В своём кабинете Герман просидел двое суток, а потом на долгие месяцы завис в лаборатории, лихорадочно изучая копии работ внешников из Бункера, позабыв обо всём на свете.

— Выплёвывай, крокодилица хренова! — проурчал Моня, остановившись у лесополосы недалеко от перезагрузившегося кластера. — Пообедали, блин!

Борзя тихонечко выложил мокрое тело мальчика на траву и лизнул здоровенным языком, убирая слизь. Мальчик так и лежал, не приходя в сознание.

— А чё, ещё не поздно, — оглянулся он на город, который уже начал дымиться от пожаров и аварий.

Желающие отобедать бежали в него со всех сторон.

— Прям, как забегаловка на перекрёстке, — задумчиво произнёс Моня, глядя туда же — как-то очень оживлённо тут, даже слишком… Ладно, иди, перекуси, я пока посторожу.

— Нет, ты первый! Потом Старшие подтянуться могут, а ты вес до сих пор не набрал, всё, как рубер начинающий, ходишь. Ну, иди быстрее, я есть хочу, — взмолился уже Борзя, роняя слюни.

— Очнулся? — спустя примерно сорок минут примчался взбодрившийся Моня, с окровавленной мордой и грудью.

— Нет, всё так же.

— Плохо. И светится слабо. Кажется, он умирает… Эх, зря только так рисковали.

— Не зря! — уркнул Борзя и рванул кормиться, на ходу подкидывая в воздух куски грунта с травой из-под задних лап.

Вскоре вернулся и Борзя, но в крови был он весь и сильно припадал на заднюю правую лапу, а в передней, держал оторванную голову молодого элитника.

— Живой⁈ — первое, что спросил он, ещё не добежав до места стоянки.

— Пока да. Что ты задумал?

Но Борзя, проигнорировав вопрос, просто вскрыл затылок на оторванной голове и аккуратно, двумя когтями вынул шмат жёлтых нитей.

— Ага, а дальше как? Как ты вот этим, — указал своей когтистой лапой на ещё большую лапищу брата, — собрался достать жемчуг и скормить детёнышу?

— Не подумал, — озадачено пробасил Борзя и, положив золотой шмат нитей рядом с телом мальчика, вылупился на свою лапу, будто впервые её видел.

Моня осторожно, не дыша, самыми кончиками своих когтей разорвал паутину на несколько частей и, приметив чёрный отблеск, ювелирно подхватил шарик и, поднеся к лицу ребёнка, положил на губы и чуть нажал. Жемчужина провалилась.

Моня облегчённо выдохнул и плюхнулся на зад.

Мутанты смотрели на мальчика в ожидании чуда, затаив дыхание.

Пару минут ничего не происходило, но потом ребёнок сделал глотательное движение, и почти сразу бледное лицо приобрело здоровый розовый цвет, дыхание участилось, и Взрывник широко распахнул глаза и тут же рот в немом крике. Из пересохшего горла вырвалось только сипение. Моня так же ювелирно подхватил сумку, которую он до этого стянул с тела и сунул вновь побледневшему пацану в руки. Отступил на шаг назад и сел, демонстративно уставившись на ребёнка. Взрывник дрожащими руками, не сводя глаз с мутантов, достал первую попавшуюся бутылку и, не глядя, жадно сделал несколько глотков. Вдруг закашлялся и покраснел, как рак. Это оказалась водка, найденная в квартире и перелитая в пластиковую тару, чтобы не разбилась. Судорожно хватая воздух и хлопая мокрыми ресницами, вытащил ещё одну бутылку и припал к горлышку. Напившись на этот раз уже воды, мальчик выдохнул, немного покашлял и, утерев сопли и слёзы, уставился на белые головы, нарисованные на пластинах брони у чудовищ, которые, кажется, его спасли.

Борзя тихонько пододвинул к мальчику разодранный янтарь и начертил на земле когтем: «друг».

Улыбка сама собой, неуправляемо расползлась во всё лицо. Взрывник нервно стал посмеиваться, набирая обороты и вдруг разрыдался. Он и смеялся, и плакал, всхлипывая, утираясь мокрым рукавом, и глядел счастливыми глазами на здоровенных, страшных мутантов, как на самых родных и долгожданных сородичей.

— Чего это он? — недоумевая, спросил Борзя.

— Наверное, умом тронулся, от шока, — предположил Моня.

— Обидно…

— Подожди, может, ещё отойдёт.

Успокоившись и допив всю воду и весь живчик, мальчик, наконец, смог из себя выдавить первое слово, севшим, хриплым голосом:

— Спасибо, — и, протяжно шмыгнув носом окончательно, насухо протёр лицо ладонью, стряхнув остатки жидкости в траву, передёрнул плечами и улыбнулся.

— О! Вроде, ничего, нормальный! — обрадовался Борзя. — Даже не орёт.

— Вот, как раз таки это и пугает, шо не орёт. Ненормальная реакция для человеческого, почти свежего детёныша. Надеюсь, мы не зря с ним возимся.

Взрывник окончательно пришёл в норму и уже переоделся, когда заметил, что мутанты Дока активно урчат на разные лады, явно разговаривая друг с другом, а потом здоровенный лёг на землю, как собака, а тот, что меньше, показал двумя когтями, как идёт человечек и садится на спину.

— Ага, в дорогу, значит, пора, и они предлагают мне ехать верхом! Ух, ты! Здорово!

Взрывник радостно подскочил к Моне и вскарабкался на холку. Кожа на ладонях уже почти зажила и спина не так сильно болела, про ногу мальчик и вовсе забыл от такого шквала потрясений. На слишком быстрое заживление ребёнок и в этот раз не обратил внимания, посчитав, что это особенности Стикса, и отчасти он был прав. Стикс наградил его даром ускоренной регенерации. Спустя час на нём не осталось и следа от всех полученных травм. Мальчишка нёсся верхом на мутанте, мечтая о скорой встрече с Доком и Алёнкой, а тёплый ветер свистел в ушах, играя его растрёпанной, отросшей шевелюрой.