Хочу что-то спросить, а язык не слушается. В горле колючий ком, цепляюсь ледяными пальцами за руку Дениса. Сейчас он моя опора. Без него не знаю, как бы справилась.

Врач открывает нам палату. Жестом приглашает войти.

Денис заходит первый. Я следом.

Комната жуткая. Грязно-зеленые стены с облупившейся краской, затхлый, удушливый запах. Металлическая кровать, грязный матрас, рваное одеяло. Покосившаяся тумба, на которой стоит пластиковый стакан с мутной жидкостью. Зарешеченное окно, у которого стоит табуретка.

На ней сгорбившись, сидит женщина в черном платке.

Она медленно поворачивается к нам.

Когда вижу ее лицо, не удается сдержать эмоций и с губ срывается жалобный стон.

— Что с тобой сделали? — шепчу, едва шевеля губами.

На меня смотрит старушка с перекошенным лицом. Безумные глаза и печать боли на лице. Маме ведь за пятьдесят, а выглядит она как восьмидесятилетняя старуха. Но даже не морщины пугают, а искривленный страданиями рот, одна бровь ниже другой, один глаз опущен.

Мама смотрит сквозь меня. Будто не видит. Не сразу понимаю, что ее внимание привлек Денис, который стоит в стороне.

— Ты! — вскрикивает пронзительно. — Еще не помер! — скалится, обнажая два передних черных зуба.

Она начинает дрожать, тыкает в Дениса пальцем и визжит.

— Тише. Катерина, — делаю шаг к женщине. Хочу ее успокоить. Не знаю как.

Я растерялась. Как себя вести? Ведь если она продолжит, нас просто выгонят.

Она не слышит мня. Очень медленно надвигается на Дениса.

Оглядываюсь. Он тоже сбит с толку. Не знает, как реагировать.

— Катерина, мы с вами не знакомы. Вы ошиблись, — Денис говорит мягко.

— Ты душу продал! Зачем ты пришел? Снова меня изводить?! — из глаз льются слезы.

Она подходит к Денису, хватает его за щеку скрюченными пальцами.

— Я привел вашу дочь, — он пытается осторожно убрать ее руку. — Катерина, мы не желаем вам зла.

— Мама, — всхлипываю.

Лишь раз и то случайно я увидела фотографию своей матери. Когда мачеха наводила порядки на антресолях, из альбома выпал маленький снимок очень красивой, улыбающейся женщины. Мне было лет пять, я подняла его и с интересом стала рассматривать.

— Кто это? — поинтересовалась у Галины.

— Твоя гулящая мать, — женщина злобно фыркнула. Забрала у меня из рук снимок и разорвала его на мелкие кусочки.

— Зачем! Не надо! — я плакала от дикой обиды. Мне так хотелось забрать ту фотографию.

Глядя, как маленькие кусочки фото падают на пол, я испытывала первую в жизни дикую боль. Словно мое сердце рвали.

— Я твоя мать! Запомни! — крикнула. — А эта! Эта тебя бросила. Ты ей не нужна. А я тебя воспитываю! — она аж побагровела от злости. Кто я?! — дернула меня за косичку.

Я молчала, продолжая сквозь слезы смотреть на разорванное фото на полу.

— Кто я для тебя?! Быстро сказала! — дернула сильнее.

— Мама, — пискнула испуганно.

— Повторила!

— Мама, — сказала громче, лишь бы скорее убежать к себе.

Я была маленькой, но образ с фотографии навсегда остался в памяти. В особо тяжелые моменты, я всегда представляла улыбающуюся красавицу, мою маму, мысленно делилась с ней тревогами, просила совета. И мне становилось легче.

Сейчас же ее узнать невозможно. Слишком уродливые следы оставила жизнь, но я ни капли не сомневаюсь — это моя мать.

Сейчас же она продолжает шипеть на Дениса. Потом начинает что-то бессвязно бормотать. Ничего не разобрать. Это жутко слышать. Охватывает суеверный ужас.

— Успокойтесь, пожалуйста, — Денис берет ее за руки. Заглядывает в глаза. — К вам пришла ваша дочь. Виктория! Помните ее?

— Дочь… девочка… — старушка замирает. — Победа… она станет победой, — мотает головой. Испуганно оглядывается и только сейчас замечает меня. — Победа и моя погибель… гибель… падение… — рот ее кривится.

— Мама. Ты помнишь меня? — делаю шаг навстречу к ней. — Я так долго тебя искала!

— Зачем ты меня искала, моя погибель? — она скрещивает руки на груди, в безумных глазах явно читается испуг.

— Я дочь твоя! Виктория! — она смотрит так, что хочется сквозь землю провалиться. Что угодно сделать, лишь бы не видеть этого взгляда.

— Победа-погибель, — ставит два указательных пальца так, что образует крест, и направляет его на меня. — Сгинь! — поворачивает голову к Денису. — Зачем ты привел ее? Как ты мог? За что? Неужели тебе мало моих мучений?

— Мы хотим вам помочь, — Денис вновь берет ее за руки. Пытается успокоить. — Катерина, мы не желаем вам зла.

— Мама, что с тобой произошло, ты помнишь? — ее взгляд окунает в ледяную воду, чувствую, как внутри все покрывается льдом и только едкий страх, продолжает распространяться по венам.

— Победа-погибель, — шипит, снова выставляя на меня крест из своих пальцев. Надвигается на меня, безумно вращая глазами, — А тут, — с неожиданной ловкостью и проворством, тыкаем мне в живот пальцем. — Живет дитя порока, — падает на колени, начинает неистово молотить кулаками по полу.

Дальше на крик прибегают санитары, врач. У мамы истерика, и чем больше на нас с Денисом смотрит, тем сильнее выходит наружу ее безумие.

— Надо с врачом поговорить, — хриплю, прислонившись к стене около палаты.

— Поговорим, — Денис притягивает меня к себе, обнимает.

По хаотичным ударам его сердца понимаю, что встреча и его встревожила.

— В этом всем безумии есть доля истины. Я обязана во всем разобраться, — шепчу ему в шею.

— Она приняла меня за отца, — тяжело вздыхает.

— Ты же на него внешне не похож, — хмурюсь.

Эта мысль и меня посетила. Возможно, мать увидела то, что мои влюбленные глаза не замечают. И сходство у отца с сыном гораздо больше, чем я привыкла думать?

Мне претит сама мысль, что Денис хоть что-то мог взять от Ярослава. Но хочу я того или нет, а в нем течет кровь отца.

— Я знаю, что она видела во мне его. Просто знаю, — он гладит меня по спине.

Легкие, успокаивающие движения.

— Значит, они были знакомы… Отец тебе ничего не рассказывал?

— Вскользь упомянул, что знавал ее. Все.

— Тут нечто большее. Если просто знакомы, она бы так не реагировала. Есть нечто грязное в прошлом.

— Боюсь, грязи больше, чем мы предполагаем.

— Надо ее отсюда забирать. Определить в нормальную клинику. Возможно, ей помогут. Тут она пропадает, — всхлипываю.

— Я уже подыскиваю хорошее место для Катерины.

Мы как всегда думаем с Денисом в одном направлении.

Встреча с лечащим врачом оставляет неприятный осадок. Мужик очень скользкий. Сыплет медицинскими терминами, убеждает, что делали для мамы все, что было возможно. Дает понять, что нам лучше оставить ее тут, потому как, надо смириться, что она доживает свои последние дни.

Мать находится тут двадцать пять лет. Когда врач озвучивает эту цифру. Мне дурно становится. Столько лет провести в этих стенах… тут практически любой с ума сойдет.

Попала она сюда из-за вызова соседей. Она крушила съемное жилье, в приступе психоза, соседи вызвали полицию, а те в свою очередь врачей. После обследования ее определили сюда. Так она тут и существует. Никаких надежд на исцеление нет.

Врач говорит заученно, без малейшей запинки. В глаза старается не смотреть, показывает свою занятость.

— Мутный, — говорит Денис, когда мы покидаем кабинет врача.

— О да, — меня аж передергивает, хочется душ принять и смыть с себя липкие ощущения.

Идем по мрачным коридорам лечебницы. Перед глазами перекошенное лицо матери. Мне двадцать восемь. Матери не стало в моей жизни, когда мне было пять месяцев. Значит еще года три она как-то жила, чем-то занималась, прежде чем попасть сюда.

— Простите… — у лестницы нас останавливает пожилая женщина в белом халате.

Вопросительно смотрим на нее с Денисом.

— Вы дочь Катерины, верно?

— Да.