— Поздно. Все поздно. Увы, силы и осознание пришли ко мне слишком поздно. Тогда горе затмило меня. И Ярик этим воспользовался, подмял под себя, сделал бесправным запуганным существом.

— Знаю, — тяжело вздыхаю.

Мне известно далеко не все, но даже то, что я знаю, дает осознание, как сильно Ярослав Михайлович измывался над супругой.

— Это я к чему, Виктория, — поворачивается ко мне, берет меня за руки, — Свою любовь я утратила. Так не соверши моей ошибки, о которой будешь сожалеть всю жизнь. Денис жив — это главное. А с остальными проблемами можно справиться. Борись за свое счастье. Если бы я боролось… то все могло было быть иначе… — по ее щекам текут крупные слезы.

— Есть разные ситуации, Елена Эдуардовна, — отвечаю осторожно. Не хочу спорить с женщиной, не хочу еще больше ее расстраивать. После откровений и воспоминаний она и так на грани.

— Я же не только любимого потеряла, ты знаешь, — она мотает головой из стороны в сторону, сильно закусывает нижнюю губу, так что выступает капелька крови. — Я не уберегла нашу со Степой доченьку… — не в силах сдерживаться, она опускает голову на стол и воет в голос.

— Это был несчастный случай. Вы не виноваты, Елена Эдуардовна, — глажу ее по спине, но вряд ли мои прикосновения способны хоть немного облегчить ее страдания.

— Я почти уверена — это ирод извел ее. Избавился о вечном напоминании о Степане. Она ведь была копией своего отца… моя доченька… моя красавица…

— Елена Эдуардовна, успокойтесь, пожалуйста, не изводите себя. Берегите себя, вы сыну нужны, у вас еще жизнь впереди, — ком стоит в горле. Ее боли слишком много, и я вдыхаю ее раз за разом.

— Какая там жизнь, — обреченно машет рукой. Вот только вы с Денисом, моя внученька, борьба за ваше счастье и помогают держаться тут. А так бы Степушка и наша дочурка давно меня к себе забрали. Но видимо нужно еще на этой земле мое грешное тело. Еще могу вам помочь…

— Жизнь непредсказуема. Так что, не отчаивайтесь, еще многое возможно, — говорю ободряюще.

Сказать, что у нас с Денисом не будет общего будущего, у меня язык не повернется. Наоборот подыскиваю слова, чтобы успокоить Елену Эдуардовну. Слишком глубоко она сейчас нырнула в прошлое.

Я помню сестру Дениса, улыбчивая, веселая, жизнерадостная, невероятно красивая девушка. Она всегда была на нашей с ним стороне и верила, что мы с ним — это на всю жизнь. Всех дальнейших событий она не застала. Уверена, она б сейчас вместе с его матерю, убеждала меня, что еще не все потеряно. Но… я сняла розовые очки и в счастливый финал не верю. Только об этом молчу. Незачем еще больше расстраивать убитую горем женщину.

Слишком свежи в воспоминании кадры, как она почернела от горя, узнав о потере дочери.

Как могу, успокаиваю Елену Эдуардовну. Покидаю ее квартиру с тяжелым сердцем.

— Борись, Виктория! Не сдавайся! Твое имя — это победа! Ты победишь! — говорит мне уже в дверях.

Я лишь киваю, обнимаю ее, целую. Мне нечего сказать.

Сажусь в машину, звоню на работу, предупреждаю, что задержусь. Потом набираю номер клиники и договариваюсь о приеме. Именно сейчас, немедленно. Врач меня хорошо знает, идет мне на встречу.

Терпения ждать у меня нет, делать тест тоже не хочу. Мне нужен точный ответ. И сегодня я его получу.

На УЗИ иду дрожа как осиновый лист. Хотя подсознательно уже знаю ответ. Когда слышу поздравления, заверения, что на данном этапе беременность протекает хорошо, лихорадочно соображаю, что делать дальше.

Денис ведь имеет право знать? Или нет?

Он ведь тогда не отпустит… снова дядя…

Вопреки всему, на удивление я все равно рада. Глядя в монитор, понимаю, как хочу этого ребенка. Я справлюсь. В этом даже не сомневаюсь. Это плод нашей любви. Пусть и больной, и обреченной.

Врача почти не слушаю, все размышляю о свалившейся мне наголову новости. Я будто оглохла, полностью ушла в свои мысли.

В таком же состоянии выхожу из больницы. Глажу плоский живот и улыбаюсь. Ощущаю теплоту, которая нежно окутывает тело. Я уже люблю этого ребенка, и сделаю для него все. Он будет счастлив. Даю себе обещание.

Вздрагиваю от звонка мобильного.

Денис.

— Да, — принимаю вызов, но я все равно еще не тут, блуждаю в лабиринте мыслей, осмысливаю новость.

— Викусь, я пробил, где твоя мать, — выдает, вырывая меня из плена мыслей.

— Где? — выкрикиваю слишком громко, так что проходящие мимо люди оглядываются.

— Это не телефонный разговор. Я вечером заеду, — его голос звучит затравленно.

— Что ты пообещал отцу за эту информацию?

— Не важно, — тихо-тихо, едва различаю слова.

— Он хотел, чтобы я помогла им сойтись с твоей матерью, так просто он ничего не хотел говорить. Значит, и у тебя что-то выторговал.

— Это мои заботы, — голос становится тверже. — Но поговорить нам надо.

— Хорошо, — соглашаюсь.

Хоть пока и не представляю, как буду смотреть Денису в глаза. Я еще не решила, говорить ли ему про ребенка. На данный момент я не готова к подобным признаниям. Это все только усложнит. Нам не быть вместе, и моя беременность ничего не меняет в этом плане.

Скорее, наоборот, если моему отцу станет известно, то, он непременно воспользуется ситуацией для очередного давления на меня.

Все же слова Дениса придают некого оптимизма. Если мы найдем маму, она может знать что-то важное, что поможет мне вырваться из адского круга.

Едва заканчиваю разговор с Денисом, телефон снова оживает.

Вспомни гниду, вот и он собственной персоной.

— Чего тебе? — принимаю вызов.

— Где твои манеры, дочурка? — передергивает от голоса отца.

— Что тебе надо? Еще раз спрашиваю, — ненависть подкатывает к горлу.

Никогда не думала, что казалось бы родной человек, одним звонком может пробудить такой огромный спектр негативных эмоций.

— Хотел поинтересоваться, не задумала ли ты чего? Следуешь ли нашим уговорам? — в голосе наигранная забота.

— Я в городе. Тебе это известно. А тебя слышать у меня нет никакого желания, — перед глазами его лицо, и такая волна омерзения накатывает, что едва сдерживаюсь, чтобы не опорожнить желудок прямо на улице.

— Костик идет на поправку. На работе его проблемы я уладил. Но ведь ты понимаешь, я не всесилен, и если он продолжит косячить, или ты его на что-то надоумишь… то все может быть очень плохо. И я не смогу помочь сыну, — говорит с сожалением, пропитанным ядом и издевками.

— Подавись своей желчью, — шиплю и прерываю вызов.

Я найду на него управу. Доберусь то его больных точек, и буду бить до одури и наслаждаться, глядя, как он корчится от боли. Страшно… что эти желания у меня предназначаются родному отцу… Увы, он сам все сделал для этого.

После разговора сажусь в машину и минут пятнадцать пытаюсь успокоить разбушевавшуюся бурю внутри. Даже вести машину в таком состоянии не рискую.

Набираю номер брата. Костик говорит скованно. Просит сегодня к нему не приезжать. Намекает, что поговорить нам все равно не удастся. Но уверяет, что он идет на поправку. Хочу его увидеть, обнять, просто побыть рядом, брат для меня значит очень много. Я его безумно люблю, и уверена, то только ему могу довериться на все сто.

Остаток дня проходит без происшествий. Все идет ровно, если не учитывать, что я то и дело мысленно возвращаюсь к разговору с Денисом. Неужели спустя столько лет я смогу увидеть маму? Узнать у нее версию, почему она ушла и ни разу не попыталась со мной встретиться.

Чую, что в прошлое есть грязные, постыдные тайны, и они мне помогут выплыть из трясины сегодняшнего дня.

Забираю Агату. Дочь улыбается и у меня сразу же настроение поднимается. Мир уже не кажется сплошным черным пятном.

Мы катаемся на машине, заезжаем в кафе, гуляем. Дочь помогает немного отвлечься. Хоть то и дело проскальзывает мысль, что скоро у Агатки появится братик или сестричка. Я даже могу угадать реакцию дочери, она обрадуется. Только как ей объяснить, кто папа малыша?