– Докажи, – горячо выдыхаю ему в лицо.

Ага, завёлся.

В демонических зрачках, буквально пожирающих мои губы, вспыхивает дьявольское пламя. То самое, что грозит сжечь к чертям собачьим всё, до чего может дотянуться.

Сжечь ярко, эффектно и со вкусом.

– Нахер доказывать, – глухо рыкают. – Я просто тебя трахну, и будем квиты.

Ух, сколько же в нём экспрессии, сколько огня!

И да станем отрицать, это завораживает. Огонь всегда завораживает, вот только после пожара, как водится, остаётся пепелище. А кому это надо?

Правильно. Точно не мне. Поэтому, как у любой запасливой девочки, у меня на этот случай заготовлен огнетушитель.

– Нет, родной. Трахну тебя я. Но исключительно тогда, когда сама посчитаю нужным. Смирись с этим, – притянув его за ворот выглядывающей из-под кожанки футболки, нарочито медленно оставляю отпечаток перламутрового блеска для губ аккурат между поблёскивающей серьгой-колечком и заходящей на шею тату. Целую и отступаю на шаг. – Спокойной ночи, яхонтовый. Приходи, когда сможешь предложить мне что-то куда более существенное, чем второсортный перепихон. Чмоки-чмоки! – отвешиваю на прощание, красиво сваливая в закат.

– Белинская, ты – сука, – прилетает мне в спину.

– Знаю, – не оборачиваясь, салютую возвращённым пропуском, направляясь к закрытой металлической калитке. – И горжусь этим.

***

Спиридонов верно подметил: студенческий городок, как его тут громко величают, на деле является банальной общагой, расположившейся в бывшей питерской коммуналке. Причём нуждающейся в капитальном ремонте.

Внутри обычные небольшие комнатушки: в угловые комнаты вселяют по три человека, в неугловые – по двое. Из удобств – санузел на пятерых, задрипанная кухня на несколько жилых блоков и одноместные доисторические койки с казёнными постельными принадлежностями. Которые я побрезговала брать, купив свои.

Не могу сказать, что данное местечко – предел мечтаний. Даже общежитие в Калифорнии рядом с этой советской развалиной казалось настоящим дворцом, но чтобы сепарироваться от Бориса, с которым у нас сейчас достаточно натянутые отношения, сгодится.

К тому же, на этот раз соседка попалась мне вроде как адекватная. Мирная, спокойная. Слегка заучка. По ночам не лунатит, не храпит и святой водой меня не окропляет, пока я сплю. В отличие от предыдущей придурковатой католички.

О, и никто не гудит под одеялом вибратором, что тоже немаловажно! А то всё та же католичка оказалась с эпичным прибабахом и имела какие-то свои, крайне смутные понятия о целомудренности.

В общем, новая сожительница – настоящее провинциальное золотко: тихое и закомплексованное. Так я думала ровно до вечера пятницы, пока не застукала её с болтающимися на коленках трусами и согнувшуюся в позе рака.

Собственно, и такую же красную. От натуги. Правильно, как тут не разрумяниться, когда тебя так старательно на себя натягивает…

О, Спиридонов. Вот же здрасти.

– Клёвые булки, – не могу не заметить, кивая на подкаченные мужские ягодицы, прекрасно просматривающиеся благодаря спущенным джинсам. – Вы не отвлекайтесь, – прикрываю дверь, проходя на свою часть комнаты, однако не забываю тормознуть на середине, вспомнив о вежливости. – Я же вам не помешаю? Ванная занята, а топтаться в коридоре мне, если честно, лень.

– Не переживай, – продолжая как ни в чём не бывало вдалбливаться в соседку, глухо отзывается Артемий. – Мы уже почти закончили.

– Ну и славно, – падаю на кровать, поправляя на талии широкий пояс любимой бордовой юбки в крупную сетку. Поправила, смахнула с высоких чёрных гольф ниточку, прислушалась. – Она там ещё хоть жива? Уж больно притихла.

– Не знаю, – равнодушно отзывается Спиридонов. – Проверь.

Послушно изгибаюсь, придерживаясь за изголовье и вглядываясь в соседку, уткнувшуюся мордой в подушку. Уже не стонущую, а сипящую.

Охрипла, бедняжка.

– Маш, ты там как? – тишина. Ну почти. Не считая звуков шлепков, сбитого дыхания Артемия и жалобного девичьего скуления, потому что тот себя вообще не сдерживает. Таранит, будто насмерть забить хочет. – Говорит, нормально.

– Вот и прекрасно, – несколько последних рывков и довольный альфа-самец получает свой заветный кусок торта. В смысле, кончает.

– Да ты эгоист. А ей помочь с оргазмом? – аж обидно за подружку.

Которая, впрочем, возмущаться не торопится. Слишком в шоке от происходящего. Поспешно накидывает на себя плед и, забившись в угол, таращится на нас как на больных.

Эй, а я-то тут причём? Пусть к себе претензии предъявляет. Что она хотела получить от такого, как Спиридонов? Нежности и ласки? Романтики? Серьёзно?

– Сама разберётся, – стягивая презерватив с, стоит отдать должное – тут он не обманул, весьма внушительного агрегата, Артемий удовлетворённо натягивает штаны обратно. – Это я так, чисто время убить. Вообще, к тебе пришёл, а ты где-то шаришься.

Ко мне пришёл? Спустя почти два дня тишины и полного отсутствия в универе? Очаровательно.

– Прости, милый. Мне очень стыдно. Я больше так не буду.

– Надеюсь, – звякает бляха застёгнутого ремня и мне кивком указывают на дверь. – Пошли, Белинская.

– Куда?

– Ты вроде любишь острые ощущения. Я тебе их обеспечу.

Хм. А вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее.

– Каким образом?

– Поехали и узнаешь.

Так-так-так… Если это то, о чём я думаю, значит, рыбка не только клюнула, но и заглотила наживку вместе с поплавком. И даже не подавилась.

Неужели, наконец, началось самое интересное?

POV СПИРИДОНОВ

Едем в центр: собрав по пути все возможные мосты. Питер же. Ушаковский, Каменноостровский, Биржевой и главная достопримечательность города, на которой царит вечное и откровенно подбешивающее столпотворение – Дворцовый.

В салоне из магнитолы гремит ломанный хаус, в пальцах тлеет сигарета, унося едкий дым в приоткрытое окно, а в извращённых фантазиях кипит бурная деятельность.

Отвечаю: мысленно я ещё четверть часа назад завернул в ближайший тёмный проулок и успел трижды отыметь сидящую рядом блондинку, стерев весь её напыщенный лоск.

Не в целях самообеления, а как констатация факта: Белинская сама нарывается. Мало того, что оголилась в край, так ещё и спецом призывно раздвинула коленки, задрав юбку развратной школьницы по самое не хочу.

Сидит, прямо умоляя пристроиться, а личико при этом невинней некуда. Весь такой из себя ангелочек, скромно играющий белокурым локоном.

Хитрая сука она, а не ангелочек!

– Вопрос в целях расширить кругозор – бельё из принципа игноришь? – не могу не заметить. – Или в опале только лифчики?

Потому что её косуха едва ли не самого начала скинута назад, открывая шикарнейший обзор на торчащие сквозь маечку соски. Того и гляди разрежут ткань к херам собачьим.

– Возможно, когда-нибудь ты это и узнаешь, – лопая жвачный пузырь, отзываются меланхолично. – А, может, и нет. Посмотрим на твоё поведение.

На МОЁ поведение?

Не, ну эта кукла вообще берегов не видит.

– Не люблю ждать, – щелчком отправив бычок в полёт, меняю руку на руле, запуская правую между её ног.

Клац. Коленки проворно захлопываются, ловя кисть в западню. Добраться до намеченного не успеваю, но мне и так неплохо. У неё там очень даже тёпленько и уютно.

– Куда потные ладошки распускаешь? – неодобрительно цыкают, даже не пытаясь хоть сколько-то выглядеть возмущённой. – Посторонним вход запрещён.

– Это тебе твой папик так наказал?

– Какой папик?

– Который нацепил на тебя поводок.

Не доходит. Приехали. Издёвки ещё и приходится разжёвывать. Точно блондинка, хоть и крашенная.

– Это чокер, гений, – наконец, допендривают, щерясь. – Украшение такое.