Ну и… припечатала к стенке, зажмурилась, опять попала куда-то не туда, да и я попытался увернуться сперва — но потом поддался.
А потом хихикнула и убежала в комнату.
Вот так вот, три поцелуя за сутки. Трёхкратный, блин, слюнообмен. Чёрт, ну как же это некрасиво и неправильно. Я ж не такой! Мне нужна одна только Сян, а не вот это вот всё безобразие… Пусть и красивое…
К гостям в лапшевню я не возвращался, лёг пораньше. И, конечно же, я не выспался. Ладно хоть ещё и четвёртая барышня, та, с третьим размером, агент Фэн из Циклона, не звонила по ночам. Ещё и этот головняк был…
Я наделся, что хотя бы следующий день будет простым и спокойным. Как бы не так.
Ведь на следующий день состоялось моё третье испытание.
Глава 50
Триумфальное возвращение Охотничьего Пса
Что испытывает юноша, просыпающийся на одном этаже общежития с тремя прекрасными дамами по соседству, с каждой из которых днём ранее целовался? Нет, конечно, определённое чувство, что «жизнь удалась», конечно, присутствовало.
Но куда больше хотелось сбежать оттуда поскорее. Вообще, арабские шейхи были не дураки — в изначальном значении «гарем» означал место, где живёт одна жена с частью семейства, а не прямо все сразу. А у меня аж три барышни в шаговой доступности…
И клубок отношений сложился такой — что только бежать. По крайней мере для того, чтобы нормально всё осмыслить. Конечно, кое-какие мысли и решения уже крутились в голове, но… Надо было бы ещё.
Что я благополучно и сделал. Встал пораньше, чтоб не попасться на глаза всем остальным. Сделал пять кружков по стадиону — так, чтобы размяться, а затем отпросился у бабулю в деревню рыбаков. Дескать, закуплю морепродуктов. Сам же я коварным образом планировал просидеть там до обеда, отнести купленное, а затем найти ещё повод и свалить ещё куда-нибудь по делам.
Но дело решилось ещё проще. Мудрая бабуля сразу поняла все мои замыслы и их причины.
— Ну, ступай-ступай, — прищурилась и отсчитала коинов. — Да, а свежий улов-то рыбаки только к закату привезут, ведь так? Значит, вот на закате и возвращайся.
Уже через час я сидел в пляжном баре у Пераварти, супруги Тяна, со стаканом свежего мандаринового фреша в руке.
Алкогольное побоялся — вдруг действительно это вредное, Сян ещё заругает. Разговор, по правде сказать, не клеялся. Дед Пераварти, художник, видя, как нервно я кручу стакан, спросил:
— Великолепный Чан, скажи честно — от кого ты спрятался? Опять эти… «Циановые Кулаки»?
— Да нет… Мы их вроде как разгромили.
— Да⁈ Тогда кто? Та «троица», с которой ты бился на ринге? Я твой фанат… следил по сети… уделали они тебя, конечно, знатно. Но и ты их — тоже!
— Нет. Мы с ними теперь вроде как помирились.
Пераварти усмехнулась.
— Дедушка, ты хорошо помнишь нашу с Тямом свадьбу?
— Помню! Ох, как ты, Великолепный Чан, танцевал с теми двумя красотками… Так, стоп! — до него наконец-то дошло. — От девушек, стало быть, к нам сбежал, да?
— Угу.
— Это ты правильно сделал, что ушёл. Я тебе такой совет дам, юноша… когда такое дело случалось раньше в деревнях нашего народа — воин брал лодку и уходил далеко по реке или на соседние острова в поход. В сражение. И когда возвращался — проблема сама по себе решалась! Да, вот так! С тобой оставалась только та, которой ты был нужен.
— Нет, бегство от проблемы — не выход, — твёрдо сказал я. — И я, в общем-то, выбор уже совершил. Осталось выдержать сражение с оставшимися двумя.
— Господа, по поводу сражений, — прервал наши тяжёлые раздумья Тям. — а что насчёт партейки в маджонг?
Я не отказался — притащили стол, неспешно разложили кости. Нашли четвёртого — им оказался уже знакомый мне ветеран береговой охраны. В детстве Чан, конечно же, играл с дедом и братом в маджонг, я же в прошлой жизни играл только в какие-то жуткие приложения на мобилках, которые с настоящей игрой не имеют ничего общего, кроме картинок на костях.
Поэтому правила пришлось вытягивать из памяти клещами и поначалу я не особо вдуплял, что происходит.
— По каким правилам играем? Гонконгские или сычуаньские?
— Сычуаньские, конечно.
— С цветами или без?
— С цветами.
— Чего сидишь, Великолепный Чан? Раскладывай стенку.
Ну и так далее. Но постепенно-постепенно — и всё вспомнилось. А когда собрал первый сет — так и вообще дело пошло сильно быстрее и интереснее.
Разумеется, первую игру я не выиграл, а со второй игры поступило предложение играть на деньги.
— Ставки — не больше одной десяток сити-коина. Иначе — уголовно-наказуемое деяние, — заявил ветеран береговой охраны.
Мне почему-то сразу захотелось называть его «шерифом».
— Это где это такое написано? — прищурился дед Переварти.
— Он сам их написал, — хмыкнул Тям. — Ну, одна десятая — так одна десятая.
Я успел продуть всего пол-коина и обсудить разницу сначала в гонконгских и сычуаньских правилах, затем в гонконгской и сычуаньской кухнях, прежде чем нашу неспешную игру прервали.
В бар вбежал юноша — запыхавшийся, испуганный, с вытаращенными глазами.
Он что-то проорал на незнакомом языке, они перекинулись парой фраз, и парень всё с тем же выражением лица вышел. Шериф проворчал:
— Не видишь — я играю. Пускай разберутся сами.
— Что случилось? — осведомился Тям.
— Говорит, приплыл какой-то огромный странный мужик на лодке. Белый. Европеец, то есть.
— Хм… Как он проплыл через береговую охрану?
— Говорит, на вёслах. Это он чего, море переплыл на вёслах? Мда… видать — кораблекрушение где-то у скал опять.
Пару минут мы продолжали играть, зачем забежал ещё один парень. С синяком под глазом.
— Огромный белый мужик бьёт морду рыбакам!
— Да что такое! — возмутился шериф. — Не видите, я играю? Вас много, а он — один. Разберитесь уже сами. И приведите его прямо сюда.
— Может, лучше всё-таки сходить? — предположил Тям. — Мы тоже можем, если что. Чан, вон, одной левой его уложит.
Молодец, Тям. Про меридианы если и догадывался — решил прямо моё увечье не обсуждать.
— Играем дальше! Я почти выиграл! Твой ход! — буркнул шериф.
Пара человек из бара всё-таки вышла. Игра снова продолжалась недолго. В бар завалилось на этот раз уже двое — пареньки из береговой охраны, оба с синяками и порванными рубашками.
— Господин начальник береговой охраны! Сделайте хоть что-нибудь, огромный белый мужик уложил всю береговую охрану!
— Вот же блин…
На этот раз шериф неохотно поднялся, собрал вещи и направился к входу.
Бар почти опустел. Мы сидели молча, наблюдая за тем, что будет дальше.
— Может, сходим? — предложил я Тяму. — Или ты это… каких-то европейцев опасаешься?
— Моё место здесь. Здесь Переварти. Я должен буду её защитить.
А сам неспешно ушёл в комнату и вернулся с саблей. А у деда Переварти кинжал в руках нарисовался — вот дедок даёт! Ну, а дальше, как следовало ожидать, в дверь бара заглянул шериф — побитый, оборванный… и без кепки.
— Спасайтесь, глупцы! Огромный белый мужик идёт сюда!
Да, блин!
Дело становилось серьёзным. Переварти спряталась за стойкой. Тям занял позицию перед барной стойкой. Я встал слева от двери, взяв трость за основание, как дубинку — хорошо хоть догадался взять.
Как только мы заняли позиции — дверь бара отвалилась.
В бар ввалился огромный бородатый рыжий мужик. Провонявший морем и тиной, в странной шапке, в мокром расстёгнутом длинном пуховике, на котором были кровоподтёки, а в руке у него было весло. Завидев барную стойку, он провозгласил:
— Аг-ааа! Бухлишко!
Поставил весло у входа и зашагал к стойке.
И лишь спустя мгновение я понял, на каком языке он это сказал. А ещё спустя мгновение под зарослями бороды узнал лицо Огромного Белого Белого Мужика.
— Серёжа! Это ты! — сказал я. — Так ты — живой!
— Бухлишко! Налейте мне!
Обнимать на радостях эту бородатую рыжую громадину на голову выше меня я не стал, всё равно как-то боязно было. Тям тем временем замахнулся на гостя секирой, но я вовремя крикнул:
