— Оно ведь ещё живо? Оттого на сосуде защита?

Тарин, осклабившись так, что на подлёте мухи дохли, постучал по банке ногтем. Тварь дёрнулась и лупнула громадными и бессмысленными жёлтыми глазищами.

— Оно не живое, — сказал Тарин. — И оно не детёныш. Оно — зародыш, приготовленный для использования. Осталось только вырастить, а это дело минут.

— Боже мой, — пробормотал рядом со мной Ольгер. — Я это ощущение помню. Их делали там, в Зелёных Холмах… вернее, я думаю, их там разрабатывали… испытывали…

— Погодите, — попыталась вставить я, — так ведь… это что, не лесная тварь?

— Это овеществлённое проклятие, леди, — сказал Тарин. — Просто телесная оболочка для злобного посыла. Перелесское чернокнижие, древнее: так в старину чернокнижники расправлялись со своими врагами. И сейчас какая-то умная голова при дворе Рандольфа добралась до древних рецептов… и это, вот это, изготавливают практически фабричным способом.

— Вот как… — протянул Валор. — Это не пойманное и запечатанное… это создано прямо в сосуде, верно?

— В корень смотрите, мессир Валор, — сказал Тарин. — Вот так и создано. Это моему человеку продал один недоумок с закрытого завода. Я думаю, таких банок на оружейных складах Перелесья уже тысячи — для вас ведь не секрет, что Перелесье готовится к войне?

И вот тут у меня случился приступ паники. Натуральной паники. Я представила тысячи… и мне захотелось забиться в угол, закрыв голову руками. Я представляла, что одна такая тварь может натворить, а орды…

— Нужна и алхимическая, и мистическая защита, — сказал Ольгер. Меня поразила неожиданная твёрдость его голоса. — Мэтр Тарин, а как оно пробуждается и выращивается?

— Кровью, — сказал Тарин таким тоном, будто вопрос был по-детски наивным. — Убийство поднимет сразу десяток. Своей воли у них нет, они делаются из воли чернокнижника и адской силы, всё это питается кровушкой: чем больше вольёшь, тем тварь будет хитрее и сильнее. А если лить кровь с болью и муками — можно получить автономную, умную гадину… Она распадётся, выполнив приказ, но пока не выполнит — будет существовать.

— Как я понимаю, — сказал Валор, — защита на сосуде годится лишь для зародышей? Для поднятых, пробуждённых тварей нужна другая защита?

— Те, кто работает с этим, носят такое, — Тарин поднёс к зеркалу оловянный амулет на простом шнурке. На амулете красовалась обычная четырёхлепестковая розочка от Приходящих в Ночи. — Но мне кажется, что это так… в пользу бедных. От поднятой и хорошо прикормленной твари она не спасёт.

— И я так думаю, — сказал Валор. — Как досадно, что образец невозможно переслать через границу… с ним бы поработать. Выяснить детально, как их получают, как защищаются…

— Идеальный способ выяснить, мессир, не образец, а какой-нибудь компетентный человек, — сказал Ольгер. — Кто-то, кто этим занимается.

— Так он уже тебе и рассказал, — буркнула я. — Прибежал рассказывать, путаясь в шнурках.

— Деточка, дорогая, — сказал Валор, — видите ли, у одного из этих людей драгоценнейший мэтр Тарин купил зародыш. Возможно, кто-нибудь другой расскажет за деньги. Возможно, потребуются… иные способы воздействия.

— Интересно, что мэтр Тарин сравнительно легко переносит близость твари, — задумчиво сказал Ольгер. — Мне нестерпимо даже смотреть.

— Ага, — сказала я. — И мне нестерпимо.

— Вы удивитесь, — сказал Тарин со своей неповторимой ухмылочкой, — это не так уж сложно. Те, кто с ними работает, вообще ничего не чувствуют: у них чутьё отбивается в первые же дни, надо только принять… ну, принять ад. Перестать сопротивляться. Впрочем, те, кто будет сопротивляться, на работу в такое место и не попадут: там отбор строгий. Вы замечали, леди, что у чернокнижников без Дара чутьё, как правило, напрочь отбито?

— Это да, — кивнула я. — Но вы?

— Прошу прощения, леди, — Тарин расстегнул сюртук, развязал галстук и распахнул рубашку. У него под ключицей обнаружился синий пороховой рисунок-наколка, вроде тех синих якорей и роз ветров, которые вытравливают на удачу морячки. Необычная звёздочка с тонким контуром защиты и сдвоенными значками «замок сил». — Я это наколол, когда учуял тварь первый раз. Все эти недомогания очень мешают работе. Звезду я покажу подробно, но имейте в виду: она не защищает от атаки твари, только снимает тошноту.

Валор взял лист писчей бумаги и карандаш и принялся перерисовывать защитный знак.

— И это обязательно вытравливать на коже? — спросила я.

— Можете попробовать сделать амулет, леди, — сказал Тарин. — Важно только, чтобы касался тела. А я решил, что наколка надёжнее.

— Я наколю, — решительно сказал Ольгер. — Ваша помощь бесценна, мэтр.

— Гурд, — сказал Тарин, — покажите мессирам с побережья копию защиты с банки. Быть может, мессир Валор и леди Карла попытаются вывести формулу защиты из этих знаков. Я пока ищу аналоги и отсылки в тех библиотеках, до которых могу дотянуться. У меня есть доверенные люди, но… вы ж сами понимаете, мы сильно рискуем здесь.

— Вы себя, пожалуйста, поберегите, — сказала я. — Вы меня просто восхищаете, Тарин, но вас же могут убить в любой момент…

— Все смертны, леди, — ухмыльнулся Тарин. — Если я найду противоядие против этой заразы — значит, жил не зря.

Гурд приложил к зеркалу лист с перерисованными знаками. Умница Тарин ещё и чертёж банки сделал, с указанием расположения знаков — всё правильно, это может быть важно.

Валор взял новый лист, чтобы скопировать.

— Вот так мессир Гурд мне и новую формулу для зеркального телеграфа показал, — сказал Ольгер. — А то говорит на связи: смотрите, у нас новые возможности…

Гурд смущённо улыбнулся:

— Люди точных формул… я пока никак привыкнуть не могу.

— Я приучу, — сказал Тарин.

Прощалась я с Гурдом и Тарином как с друзьями — сердечно. И Ирдинг гордо сказал:

— Вот ведь каковы мои люди! Герои! Ходят по краю — но не боятся ада!

Только к зеркалу он больше не подходил. Побоялся снова увидеть ту банку, что была у Тарина в руках, нестерпимо показалось — и кто его осудит!

Едва мы закончили, меня позвал Норис. В Штаб, в смысле в Королевский Штаб Армии, который на площади Дворца, только с другой стороны. Там обычно работает Лиэр, а я в Штабе ни разу не была: что мне там делать? Я существо гражданское, в военных делах особо не разбираюсь.

И вдруг.

— Ты ведь понимаешь, что я ничем не помогу? — сказала я, накидывая шубку. — Лиэру-то я зачем?

— А вот посмотрите, милая леди, — осклабился Норис. — Может, и поможете.

Я только плечами пожала.

Мы вышли из Дворца — и я увидела, что на площади напротив Штаба собралась толпа офицеров. Знаки различия не видать — но шинели на них были офицерские, нового образца. А чтоб военные стояли такой толпой — мне раньше видеть не приходилось: сборище выглядело как-то до уморы штатским образом. Они и стояли-то не как настоящие военные: кто-то сутулился, кто-то засунул руки в карманы, в общем, команда бездельников, да и только.

— О! — сказал Норис. — И в Штаб заходить не надо.

Кто-то из этой толпы крикнул: «Стройся!» — и толпа зашевелилась, образовав довольно-таки кривой строй исключительно нелепого вида. Кажется, мессирам офицерам и самим было смешно — но они честно попытались.

— Что это за хохма? — спросила я. — Откуда вы их взяли вообще?

Норис только ухмылялся во всю пасть.

И тут к нам подошёл настоящий офицер, блистательный штабной офицер, такой стройный, подтянутый и прекрасный, как на параде, — чеканя шаг. И сказал:

— Леди Карла! Кадеты-некроманты, прибывшие для обучения по ускоренной программе, построены для смотра… — и закончил с виноватым видом: — Ну уж как умеют.

— Ничего себе! — вырвалось у меня. — Привет, мессиры!

Я их просто другими глазами увидела! Наши люди: физиономии запоминающиеся, прямо скажем. Самого разного возраста: рядом со мной стоял практически дед с седой встопорщенной бородой и бельмом на глазу, а следующий в строю — парень чуть старше Райнора, с прекрасными ярко-синими глазами, только всё лицо в какой-то коросте, как в чешуе.