— Я безмерно благодарна, — сказала Виллемина. — Это бесценное сокровище. Но что же заставило благороднейшего царя Ашури тревожиться за наше благополучие?

— С позволения великой матери, я расскажу ей всё, — поклонился принц.

— Быть может, благородный царевич Йа-Рлие пожелает рассказать за обеденным столом? — предложила Виллемина. — Я знаю: вы прибыли во Дворец прямо с корабля. Мне грустно думать, что вы устали, хотите есть и пить, а беседа задерживает обед.

Принц снова преклонил колено и тронул пальцами пол — это у них, видимо, какой-то совсем особый поклон был, специальный.

— Великая мать заботится даже о чужих послах, — сказал принц, глядя снизу вверх. — Её сердце — средоточие любви. Мы принимаем приглашение.

Мы все пошли в Белую Столовую — а там была такая невероятная красота, как только для Иерарха Агриэла делали, только с немножко южным оттенком. Рыбы не подали, а подали мясо с пряностями, всякие сладости и фрукты во всех видах — и тоненькие южные лепёшки, толщиной в бумажный лист.

Вообще-то я терпеть не могу официальные обеды — всегда с них сбегала. Вот и сегодня: пришёл усталый и роскошный Раш, пришёл Броук в парадном мундире, старался сделать вид, что его вовсе не отрывали от дел, — и пусть бы они отдувались с обедом и этикетом, а я лучше съела бы кусок холодной ветчины на ходу, а не подыхала бы от изысканности, пытаясь кушать, как принято, а не как хочется. Но Вильма показала мне взглядом место рядом с собой — ничего не поделаешь, удрать не вышло.

Раз не вышло — я наблюдала.

Думала, южане не станут есть вилкой и ножом: те, что приплывают с купцами, попросту берут лепёшку, а лепёшкой залезают в тарелку, набирают в неё еды и трескают так. Но эти — серьёзные дипломаты: им положили лепёшки — но они стали правильно есть, как северяне. И, по-моему, не беспокоились, что их отравят или опоят, — ну, я думала, варвары будут проверять еду, варвары же!

Ещё не сообразила, что варвары они скорее внешне.

Виллемина сидела за столом, с каким-то фруктовым натюрмортом на тарелке, играла вилкой, иногда чуть касалась губами сливового вина в бокале — в общем, участвовала в обеде, как могла. И если она хотела, чтобы все естественно себя чувствовали, то вполне в этом преуспела.

Все остальные же впрямь были голодные.

Я подумала, что Броук наверняка толком не завтракал, а скорее всего — и не ужинал. Он только старался не есть слишком торопливо, чтоб не решили, что он сбежал из голодного каземата. И Раш, видимо, ел, когда улучал минутку. В общем, нормальные голодные люди. А южане, похоже, впрямь сошли на берег, не слишком заботясь о всяких там обедах и прочих удобствах, — поэтому северяне смотрелись на их фоне совершенно нормально.

А я поймала себя на мысли, что паштет из утки и запеченные с красной капустой перепёлки просто замечательные на вкус, — и все остальные, кажется, тоже их оценили. Лакеи, что прислуживали на парадных обедах, отличались особенным профессионализмом: они так ловко и быстро заменяли тарелки и всё поправляли, что стол ни одной минуты не выглядел некрасиво. Если бы не они — валялись бы через пять минут одни косточки от тех перепёлок и объедки всего остального.

И беседовали сначала о том, как у северного повара интересно вышла баранина с мёдом по ашурийскому древнему рецепту: очень вкусно и похоже, и в то же время отличается. Видимо, потому что северяне кладут намного меньше жгучего перца, зато добавляют какую-то ароматную приправу, которой на юге нет. К важным вопросам перешли, только когда подали кавойе, мёд, взбитые сливки и палочки корицы — когда все наелись и смогли уже нормально думать.

Вот тогда принц Йа-Рлие начал рассказывать.

Что великий отец северного побережья — Гелхард, ага — был истинным другом царя Ашури и настоящим провидцем. Что ещё лет десять назад, когда царь Ашури только взошёл на престол, Гелхард прислал послов — и вообще повёл себя как мудрый правитель и добрый брат. Они вместе с царём Ашури установили надёжный морской путь, но мало того: Гелхард, в обмен на щедрое участие ашурийского царя в устройстве этого самого морского пути, на радушный приём и практически беспошлинную торговлю в Ашури всяким разным, отправил ко двору царя нескольких прибережных инженеров. Эти достойнейшие люди — истинное украшение земли, сказал принц. Если бы великий отец северян вместо каждого из них подарил ашурийскому царю по слитку золота того же веса — это была бы ничтожная и дешёвая замена. Их помощь ашурийскому престолу бесценна, они не просто сделали для Ашури много прекрасного, они ещё и обучают ашурийских юношей по методе, доселе на Юге не известной. Царь был признателен Гелхарду — и сердечно огорчился, узнав, что его венценосный брат умер. К счастью, великая мать, которую великий отец счёл достойной править северным побережьем, в самом начале зимы, когда ашурийские послы уточнили, в силе ли прежние договоры, подтвердила всё — и обнадёжила ашурийского царя.

Правители Прибережья, в общем, вели себя с царём Ашури как добрые друзья, сделав народу Ашури много добра. И теперь пришла пора царю Ашури отплатить добром за добро.

— Именно сейчас? — спросила Виллемина.

А дело в том, продолжал принц, что именно сейчас приезжие с северных островов — не только купцы и моряки, но и дипломаты — начали говорить, что женская рука не удержит государство в узде, тем более что над побережьем нависла тень.

— «Священная война», говорят они, — сказал принц, щурясь. — Мы знаем, что островитяне зовут священной войной. В те времена, когда мой прадед, великий царь Тхарайя, взял в жёны мою прабабку Лиалешь, великую мать Ашури родом с северного побережья, островитяне поиграли в «священную войну» в нашей степи. Если бы кости легли иначе, в эту игру можно было бы проиграть аду всё царство Ашури… С тех пор эти игры не прекращались никогда — и каждый призыв к силам ада у пиратов зовётся священной войной или священным искусом.

— И вы решили предупредить меня, благородный царевич? — спросила Виллемина.

Принц приподнял голову — и стал совсем похож на хищную птицу. На степного орла какого-нибудь — такой взгляд у него был, зоркий, цепкий и недобрый.

— Вот, — сказал он, указав подбородком на огнепоклонника, который ел ложечкой взбитые сливки из чашки с кавойе и улыбался, как сытый кот. — Вот Далех, Белый Пёс из рода Белых Псов. При дворе благороднейшего царя Ашури было три Белых Пса, они рыскали в двух мирах и охраняли Гранатовый Трон. И все трое однажды пришли к царю, и взяли прах от его ног, и сказали так: великий отец должен знать, что северяне снова разбудили ад. Теперь ад пойдёт по земле, оставляя за собой пепел и неупокоенных мертвецов, и будет становиться всё сильнее с каждым шагом. Юная царица с северного побережья, названая дочь царственного брата великого отца, стоит на пути ада, тень разливается, как вода. Если северяне сдадутся или не удержат тьму, ад доберётся до наших земель по воде. И тогда благороднейший царь повелел мне и моим воинам отправиться к великой матери. Узнать, не начал ли служить аду её народ. Понять, верна ли слову она сама. И если великая мать по-прежнему стоит у ада на пути — остаться с ней. Отдать ей наше оружие, нашу силу, нашу волю. Остановить ад — или умереть, останавливая ад. Защитить нашу степь на северном побережье.

Виллемина приподняла вуаль на лице.

— Пусть великая мать не тревожится, — сказал принц глухо. — Со мной ведь Белый Пёс. Мы узнали о беде великой матери в пути. Мы очень торопились, но не успели. Это наша вина перед великой матерью и благороднейшим царём Ашури — и мы сделаем всё, чтобы её искупить.

— Вы сказали: разрешить сомнения и получить ответы на вопросы, — напомнила Виллемина.

— Ожидая великую мать, Далех беседовал с её шаманкой, — сказал принц. — Он разрешил наши сомнения. А поскольку сомнения разрешены, ответы на вопросы придут сами собой.

Я — шаманка? — удивилась я. Надо же. Этот Далех у них — Белый Пёс, и про Тяпку он говорил, что она белая собака. Белая — в смысле, не тварь из ада?