В их числе маршал Советского Союза Михаил Тухачевский — бывший 1-й заместитель наркома обороны СССР, на момент ареста командующий войсками Приволжского военного округа;
командармы 1-го ранга:
Иона Якир — командующий войсками Киевского ВО;
Иероним Уборевич — командующий войсками Белорусского ВО;
командарм 2-го ранга Август Корк — начальник Военной академии им. Фрунзе;
командиры корпусов:
Роберт Эйдеман — председатель Центрального совета Осоавиахима;
Витовт Путна — военный атташе при полпредстве СССР в Великобритании;
Борис Фельдман-начальник Управления по командному и начальствующему составу РККА;
Виталий Примаков — заместитель командующего войсками Ленинградского ВО;
Ян Гамарник — армейский комиссар 1-го ранга, первый заместитель наркома обороны СССР, начальник Политуправления РККА. Этот враг народа, как я помню, перед арестом успел пустить себе пулю в голову.
Эти материалы с грифом для служебного пользования можно было читать только лишь партийной номенклатуре уровня секретарей горкома или райкома, но никак не ниже!
— Послушай, Вика, откуда у вас такое богатство?! И куда ты постоянно бегаешь и приносишь удивительные и редкие раритеты, один другого интереснее, которые, как мне кажется, должны храниться только в столичных библиотеках. Можно мне хотя бы одним глазом взглянуть на ваше хранилище?
Довольная произведенным эффектом, она самодовольно улыбалась, что заставила меня ощутить зуд книгомана:
— Во время войны все библиотеки Ленинграда свозили свои архивы в Кронштадт на хранение, а после победы забирали обратно, но не все. Многое переданное нам было не востребовано по разным причинам, ну и мы молчали, то есть не докладывали. И если тебе так интересно, могу показать архивные стеллажи, правда, придется на второй этаж подняться, но тогда необходимо входную дверь в библиотеку на задвижку запереть, чтобы никто не вошел в наше отсутствие. Ее последнему предложению я тогда не придал особого значения и, как оказалось, зря, Виктория Владимировна верно рассчитала дальнейший ход событий с учетом моего неуемного желания познакомиться с материалами архива.
Закрыв входную дверь библиотеки, мы поднялись на второй этаж. В помещении архива было также тепло и сухо, стеллажи с книгами и фолиантами стояли в шесть рядов. Виктория щелкнула выключателем, и яркий свет озарил все помещение. В большой просторной комнате полная тишина, окна в архиве отсутствовали. В центре стоял дореволюционный диван, обитый не дерматином, а какой-то плотной ковровой тканью. Рядом-современный журнальный столик. Виктория устало присела, а я бегло просмотрел стеллажи, затем, выбрав две заинтересовавшие меня книги, присел рядом с ней на диван и стал знакомиться с их содержанием. От увиденного сегодня и от полученного избытка информации мой мозг явно переутомился. Устало откинувшись на спинку дивана, вдруг заметил, что юбка директора библиотеки задралась выше колен, обнажив белоснежную кожу двух прекраснейших ног. Виктория и не пыталась их прикрыть, а тем более — защищать, что означало разрешенное руководство к действию…
Так вот, сочетая в дальнейшем мои духовные усилия и ее плотские желания, в течение последующего года я отдал всего себя исследованию редких архивных материалов, которые находились в ее ведении. Ну и директор библиотеки, надо полагать, была счастлива от того, что нашла постоянного собеседника и единомышленника, который безмерно радовался обнаруженным архивам и неограниченному пользованию ими, а также благосклонностью Виктории, обладающей такой разновидностью интересов и талантов.
Однако подошло время закрывать подведомственное учреждение в соответствии с вывешенным графиком работы. Подождал пока она обесточила помещения и закрыла библиотеку, предварительно сдав под охрану милиции. Предложил проводить ее, ибо уже достаточно стемнело, но Виктория отказалась, объяснив, что живет рядом. Попрощавшись, каждый из нас направился к себе домой…
В последующие дни и недели я взахлеб зачитывался воспоминаниями Федора Раскольникова, Владимира Антонова-Овсеенко и дневниками Семена Рошаля. Они с удивительной точностью описали начало «красного террора», ознаменовавшегося массовыми убийствами офицеров и адмиралов Балтийского флота во время Февральской революции. Как пелось в «Рабочей Марсельезе»:
«Отречемся от старого мира! Отряхнем его прах с наших ног!».
В ночь со второго на третье марта, когда император Николай II подписал акт отречения от престола и должности главнокомандующего всеми русскими войсками, манифест об этом был разослан телеграммой во все войска. Эта новость послужила сигналом к спонтанному уничтожению офицеров Балтийского флота. Первой жертвой стал вахтенный лейтенант Г.А.Бубнов, отказавшийся менять Андреевский флаг на революционный красный на линкоре «Андрей Первозванный». Разгневанные матросы подняли лейтенанта на штыки. Это послужило сигналом для расправы над офицерами Балтийского флота. На трапе флагманского корабля 2-й бригады линкоров «Андрея Первозванного» был застрелен и сам начальник бригады адмирал Аркадий Небольсин. Затем матросы офицеров и адмиралов флота стрелять перестали, просто кололи их штыками. Этой же ночью были убиты главный командир Кронштадтского порта адмирал Роберт Вирен, начальник штаба Кронштадтского порта адмирал Александр Бутаков, командующий Балтийским флотом адмирал Адриан Непенин — их трупы сбросили в Петровский овраг за памятником адмиралу Макарову. Следом за ними их жертвой пал комендант Свеаборгской крепости генерал-лейтенант по флоту Вениамин Протопопов, командиры 1-го и 2-го Кронштадтских флотских экипажей Николай Стронский и Александр Гирс, командир линейного корабля «Император Александр II» капитан 1-го ранга Николай Повалишин, командир крейсера «Аврора» капитан 1-го ранга Михаил Никольский и десятки других морских и сухопутных офицеров.
По разным оценкам, тогда на базах Балтийского флота в Гельсингфорсе (Хельсенки), Кронштадте и Ревеле погибли до 153 офицеров, из которых были убиты (в Гельсингфорсе- 90, в Кронштадте-36, в Ревеле- 15 и в Петрограде- 12). Ночью третьего марта одних адмиралов Императорского флота было убито 28 из 106. Для сравнения: все флоты и флотилии России потеряли с начала Первой мировой войны всего 245 офицеров. Кстати, казнями офицеров и адмиралов в Гельсингфорсе (Хельсенки) и Свеаборге руководил лично член большевистской партии Павел Ефимович Дыбенко, ставший впоследствии первым народным комиссаром по морским делам РСФСР. И он же будущий супруг Александры Михайловны Коллонтай (Домонтович), из дворянского рода Домонтовичей, известной революционерки, порвавшей со своим прошлым. Печать того времени твердила на все лады об удивительной «Великой бескровной революции». Поэтому о многочисленных убийствах на флоте вначале умалчивалось. Но умолчать об убийствах флотских офицеров и адмиралов было для печати значительно труднее, так как они происходили на базах флота, в многолюдных центрах, на глазах многочисленных свидетелей.
Я рассуждаю сейчас, почему в «бескровной» революции погибло столько морских офицеров? Почему по отношению к ним так жестоко тогда поступали матросы? Почему вдруг родилась такая злоба, такая ненависть?
Думаю, что серьезных причин было несколько: во-первых, адмиралы и офицеры Императорского флота были в основном выходцами из западной Европы- обрусевшие немцы, шведы, датчане, голландцы и пр., которым русские матросы просто не доверяли — «фамилии не наши».
Во-вторых, флот всегда отличался консервативностью взглядов и традиций, где к любым революционным движениям всегда относились негативно и жестоко подавляли, а давили они же — офицеры и адмиралы Императорского флота, так за что же матросам было любить этих своих палачей. Например, в ходе Кронштадтского восстания второго-третьего августа 1906 года, сразу после захвата форта «Великий Князь Константин» правительственными войсками непосредственно на форте состоялся военно-полевой суд над захваченными там минёрами. К смертной казни были приговорены 7 минёров, приговор был приведён в исполнение немедленно и там же. По свидетельствам очевидцев, руководивший судом генерал-майор А.А.Адлерберг превратил суд и казнь в издевательство над осуждёнными, сначала заставил их самим рыть себе могилы. После расстрела могилы сравняли с землёй, и по ним маршем под музыку прошли войска, а затем провели остальных арестованных. Третьего августа 1906 года состоялся второй суд уже в Кронштадте, приговором которого к смертной казни были осуждены 7 матросов и 3 солдата. К разным срокам тюрьмы и каторги -137 человек. Приговорённых расстреляли седьмого августа на батарее «Литке». 18 сентября состоялся третий суд, приговоривший 19 человек к расстрелу и 760 к тюрьме и к каторге. Всего было расстреляны 36 человек, 130 человек приговорены к каторжным работам, 316- к различным срокам тюремного заключения, 935- к отбыванию наказания в исправительно — арестантских отделениях, в дисциплинарный батальон направлено 97 человек. Материалы эти описали в своих воспоминаниях Семен Рошаль и Федор Раскольников — бывший редактор кронштадтской газеты «Голос Правды», и которые через 79 лет мне благосклонно предоставила Виктория Гессель.
