Первый из земляков, с кем я познакомился в Кронштадте, был Галаев Хамзат, чеченец из Надтеречного района Чечено-Ингушской АССР, старше меня по возрасту года на два, с орлиным носом и голубыми глазами. Внешность у него была колоритная: орлиный нос, голубые глаза, чуть выше среднего роста, стройный и худощавый, он мог претендовать на звание «красавец мужчина», но все портили его отталкивающе тонкие губы, да еще и с постоянным синим холодным отливом — признак человека жесткого, а порой и жестокого. Взгляд его глаз тоже не вызывал положительных эмоций — пронзительный, немигающий, с врожденным недоверчивым выражением. В кронштадтском РОВД он с 1975 года, начинал с участкового уполномоченного милиции, затем перешел в ОБХСС (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности) рядовым сотрудником, а уже через три года возглавил его. Вот в этой должности наше знакомство и состоялось при весьма интересных обстоятельствах.

В 1981 году мне шел двадцать восьмой год, когда по настоянию родителей женился, исполнив, наконец, их волю. Произошло это в мой очередной осенний отпуск, благо он составлял по продолжительности сорок пять суток. Будущая супруга была уроженкой города Владикавказа — Осетинка с «Осетинки», так в народе называли один из районов на южной стороне столицы Северной Осетии. Окончив стоматологический факультет, она третий год работала врачом-стоматологом в одной из клиник города. На момент нашей свадьбы в сентябре 1981 года ей исполнилось двадцать четыре года. Правда, вначале меня познакомили с другой девушкой, тоже Осетинкой, и у меня были очень даже серьезные намерения в отношении этой красивой студентки шестого курса Северо-Осетинского медицинского института. Однако все испортила она сама же, когда вышла ко мне из дома в сопровождении своего младшего брата. Лишь взглянув на подростка, понял, что он болен неизлечимой наследственной болезнью-синдромом Дауна. Я молча ретировался…

Через год в Севастополе родилась Дзерасса — моя старшая дочь, а еще через два месяца я перевелся в Кронштадт — главный оплот Ленинградской военно-морской базы, где появилась на свет моя вторая дочь Зарина. Три года мы жили на съемной квартире у тети Даши на улице Советской, пока Тамара Ивановна — супруга Виктора Александровича Гокинаева — командира кронштадтской дивизии, настойчиво не напомнила ему о предоставлении мне квартиры на шестнадцатом квартале, где только что возвели очередную девятиэтажную домину для офицеров кронштадтского гарнизона. Получить квартиру — всегда радостное событие для семьи, девочки были очень довольны. Но новые квартиры всегда требует дальнейшего благоустройства и дополнительных финансовых затрат.

Еще занимая должность начальника медицинской службы на береговой базе дивизии, перезнакомился со всем офицерским и мичманским составом подразделения. И однажды оказался на складе у знакомого мичмана-баталера, когда увидел груды скопившегося за годы его службы паркета. Паркет дубовый и буковый исчислялся в квадратных метрах и каждый метр скручивался отдельно мягкой проволокой. Однако условия хранения его оставляли желать лучшего, и часть паркета пришла в негодность. Мой знакомый мичман списал годами лежавший хлам, но выбросить жалел.

О паркете на складе я вспомнил, когда с женой первый раз переступил порог новой квартиры. Полы в комнатах были выложены из сбитых и едва стесанных грубых досок, покрашенных коричневой масляной краской. В 52 ПНС (пост наблюдения и связи) служил чеченец огромного телосложения Байсангуев Шаму, которого я и подключил отобрать из этого сгнившего мусора на складе стоящие и годные к использованию паркетины в обе комнаты, из расчета, что в зале будет дубовый настил, а в меньшей комнате — из бука. Шаму управился за два дня, и подогнав санитарный УАЗик, мы привезли отобранные им изделия ко мне на квартиру. И тут Байсангуев меня обрадовал. Оказывается, до призыва на воинскую службу ему приходилось собирать паркетный пол у себя дома, и он объявил мне, что обе комнаты он мне покроит на память о себе, но с одним условием. Не знаю почему, но все выходцы с Северного Кавказа предпочитали работу в милиции. Думаю, их притягивала в первую очередь власть и уважение со стороны близких и окружающих из села или района, но более всего — отсутствие физической работы. Но в органы принимали после службы в армии или на флоте, и обязательным условием было наличие членства в партии, в коммунистической, разумеется. Так вот, его просьбой было помочь ему уйти со срочной службы коммунистом. Парню было хорошо известно, что секретарем партийной организации бригады являюсь я, а 53 ПРС, где он проходил службу, входило в состав нашей бригады. Пришлось согласиться с его доводами. Паркет он уложил за десять дней, однако на пятые сутки его работы в квартиру позвонили. На пороге стоял небритый мужчина с добродушным выражением лица. Он представился новым соседом и попросил показать, каким способом Шаму укладывает паркет — на клей или прибивает гвоздиками. Байсангуев пропустил его в квартиру и по простоте душевной подробно стал объяснять ему свою методику укладки паркета.

На следующий день мне раздался звонок от дежурного по части, он объяснил, что меня приглашают в отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности городского отдела милиции. Вот так состоялась мое первое знакомство с начальником отдела Галаевым Хамзатом. В ходе нашего разговора объяснил ему, что паркет списанный и на учете у мичмана — баталера не состоит, что легко можно проверить по его ведомости на списание. Хамзату также стало известно, что укладывал паркет чеченец Байсангуев — его земляк, и вскоре беседа перешла в русло неторопливого углубленного знакомства. Мы начали рассказывать- каждый о себе, о семье, о детях, о работе. Через час он пригласил меня пообедать в местное кафе, предварительно позвав кого-то еще. Этот «кого-то еще» оказался прокурором Кронштадта, и звали его Миша Головатов. Молодой парень моего возраста, вполне коммуникабельный. Хамзат со смехом рассказал ему, как матрос Байсангуев впустил в квартиру осведомителя и еще полчаса объяснял ему свою методику укладки паркета. И кому объяснял?! Мастеру по укладке паркета по кличке «Лис»! Хамзат откровенно объяснил, что таким образом «Лис» устранял конкурентов. Оказывается, он донес в ОБХСС еще на пятерых квартиросъёмщиков в нашем доме, которые также укладывали паркет. Я заказал еще водки и в этот день на работу уже не пошел, как, впрочем, и мои новые товарищи. Зато капитально познакомился с начальником ОБХСС и прокурором города. Где-то через час к нам присоединился Карпов Николай — бывший сотрудник прокуратуры, ныне адвокат. Так завязалась наша дружба.

Что касается хитрого «Лиса», так ему в соседнем подъезде через три дня крепко досталось от «конкурентов». У него оказались сломанными несколько ребер и повреждена, вроде, правая рука — больше он в нашем доме паркет не укладывал. Меня об этом сосед по этажу проинформировал — капитан первого ранга Сергей Иванов, командир 42 ВШМС (Высшая школа мичманов и старшин). Таковы они издержки жестокой рыночной экономики.

Из последующих разговоров с Галаевым Хамзатом узнал, что представители его фамилии и рода относятся к тейпу «Терскхол» и проживают в основном в Надтеречном районе в районном центре Знаменское, расположенном на берегу Терека, где тянутся вдоль реки километры камыша. Они называются камышовыми плавнями, где водятся кабаны в неисчислимом множестве, ибо чеченцы свинину не едят, и потому они размножаются вопреки всем законам природы. Это, кстати, относится и к диким уткам и гусям. Хамзат утверждал также, что на озерах часто видел лебедей, аистов, цаплю и даже чаек с Каспийского моря. Отец его до выхода на пенсию работал фотографом. А всего их в семье было пятеро детей, еще две старшие замужние сестры и три брата, из которых он был старшим по возрасту. К Хамзату ежегодно приезжали на охоту в знаменские камышовые плавни его непосредственные начальники из милиции, вот чем объяснялся его взлет в карьере. Представьте себе, что из всех, кто приезжал к нему в гости — даже самые никудышные охотники не возвращались без убитого дикого кабана, ибо их в плавнях столько развелось, что они сами бросались под ноги стрелкам по принципу: «стреляй в меня — не хочу» …