– Пора.
Ей подали плащ. Усадили в повозку. Хлоя, Брахим, Тиго и остальные слуги провожали их. Эрисорусу это не нравилось, но какое это имеет теперь значение? Она уезжала навсегда.
И вот – дорога. Три колесницы королевской стражи несутся по ней, за ними повозка, и четыре колесницы едут следом.
– Они будут ехать с нами до моря? – спросила Артемис. Вот чего она точно не хотела, так это чтобы вся царская стража помогала ей рожать!
Эрисорус крикнул Элтина и сказал:
– Проводите нас до Суульских холмов и возвращайтесь во дворец.
– Но, светлейший…
Эрисорус Великий, царь Альтиды, сдвинул брови, и командир стражи покорно склонил голову.
– Спасибо, – шепнула царица мужу.
Ехали и ехали, мимо предместий, вдоль полей; у Суулы колесницы развернулись, и Элтин, заглянув в повозку, пожелал:
– Легкости и радости вашему ребенку в этом мире, ралу.
– Спасибо, Элтин, – проговорила Артемис. – Не обижайтесь, что мы отказываемся от вашего сопровождения. Но уже утро и до моря недалеко, а я волнуюсь за Фиорта: вы же знаете, чтобы уследить за этим мальчиком, даже легиона мало.
Элтин улыбнулся и снова склонил голову. Он любил царицу, и ему было жаль, что она покидает дворец. Артемис улыбнулась ему в ответ, но улыбка получилась ломаной, через силу. Эрисорус тронул царицу за руку.
– Да, – ответила та. – Кажется, начинается…
Сквозь нарастающую боль Артемис слышала удаляющийся грохот колесниц.
– Потерпи, родная! – Эрисорус встревоженно смотрел на дорогу.
Море вставало за холмами, огромное, оглушительное в своей утренней синеве, оно ждало ребенка, предназначенного ему, Айрус протягивала руки, но Гета еще крепко держала их повозку, цеплялась длинными пальцами дорог и холмов, и Артемис в предродовых муках казалось, что все боги скачут вокруг нее в диком хороводе. Она застонала.
– Нужно найти деревню, светлейший, – сказал возница Бат. – Иначе твоя жена родит на дороге, будто бродяжка.
Только верному Бату, который вынянчил царя, и могли сойти с рук такие слова.
Царь думал, пока они ехали по Ривельскому холму. Артемис кусала губы, пытаясь сдержать крик.
Эрисорус Великий, царь Альтиды, любил свою жену. По-настоящему любил, нежно и трепетно. Он хотел бы взять на себя ее боль сейчас и смягчить удар судьбы, который ее ждет. И мысль о том, что новорожденный малыш мог бы помочь ей пережить разлуку с первенцем и с ним, Эрисорусом, не шла у него из головы. Еще минуту он решался, но очередная кочка на дороге сильно качнула повозку, и новый стон жены сдернул его с места. Он выпрыгнул на дорогу, подбежал и влез на козлы, рядом с Батом.
– Погода портится, светлейший, – сказал тот. – Не знаю, успеем ли до ливня. А на море уже шторм, видите? Уж я-то знаю: сколько лет ходил на арутах. На море будет несладко, но и земле достанется, защити нас Гета.
Эрисорус дотронулся до плеча Бата.
– Как проедем холмы, увидишь у дороги засохшее дерево…
Бат заметил, что слова даются царю Альтиды с трудом, и от удивления чуть не опустил вожжи.
– От него в лес идет тропа. Сверни на нее и дальше все время прямо, до развилки. Там остановись, я сам буду править, а ты пойдешь на маяк Четырех китов и будешь ждать меня там. И никому никогда не расскажешь об этом. Или я сам отрублю тебе голову, Бат.
Эрисорус забрал вожжи у Бата. Повозка повернула в сторону леса.
Штормовое море, освещенное рассветным солнцем, что пробивалось сквозь быстро сгущающиеся тучи, смотрело, смотрело им вслед.
Часть первая
Дом в лесу
Нет в мире лучшей тишины, чем тишина этих лесов…
Нет иного царства, что было бы равно царству лесов.
Урсула Ле Гуин. На последнем берегу
Двери наши овевает ветер с холма,
а в окна проникает лишь лунный и звездный свет.
Дж. Р. Р. Толкин. Властелин колец
Катоний Флац назвал Альтиду сердцем солнца, подаренным богом Ралом Океану. Что ж, побывав там, я готов согласиться. Там нет зимы, и суровые ветра, что завывают на моей родине по несколько месяцев в году, лишь изредка проносятся над этим благословенным местом, одетым девственными лесами, в глубине которых прячутся кристальные озера и шумные горные реки. Круглый год здесь цветут и плодоносят деревья, одаривая людей, зверей и птиц щедро и не требуя усиленной заботы в ответ, а море полно рыбы и всяческих морских гадов, которых местные жители также употребляют в пищу. Может, потому люди здесь дружелюбны и приветливы, что им не надо каждую минуту думать о том, как раздобыть пропитание и согреться? Недаром альтийцы считают, что их земля – любимица богов.
Огромный остров, лежащий посреди океана, омываемый теплыми течениями, весь порос величественными деревьями такой высоты и толщины, что каждое из них вызывает священный трепет. Невозможно обхватить руками этот ствол, невозможно увидеть верхушку: она теряется в облаках. Из одного дерева можно построить целый дом, но альтийцы считают эти деревья (ралуты) священными и, несмотря на то что их древесина ценится в других землях очень высоко, не торгуют своим лесом.
Из «Дневника путешествий» Шарлаха Ал-Лари
У четырех ралут
Девочка по-птичьи покрутила головой, прогоняя остатки сна, потянулась и вскочила на крепкие, сильные ноги. Она подняла с пола лоскутное одеяло, такое разноцветное, что рябило в глазах. Одеяло шила Диланта. Она помогала маме при родах и начала шить сразу, как девочка родилась. Так ей, во всяком случае, рассказывали. Даже в самые холодные зимние ночи одеяло согревало девочку, а когда дождливыми осенними вечерами некуда было деться от скуки, она разглядывала рисунки на лоскутах и каждый раз находила что-то новое. У Харзы тоже было такое одеяло.
Одним ловким движением девочка стянула с себя рубашку, в которой спала, а вместо нее надела льняную тунику. Осталось обуть сандалии, но их ремешки такие длинные, шнуровать надо до колен, это так долго! И хотя девочке очень нравилась обувь, которую шил для нее Вальтанас, она выпрыгнула через окно босиком. Сегодня она не полезет в самую чащу, будет ходить по протоптанным тропинкам. Девочка вообще не понимает, почему ее упорно заставляют носить обувь. Босыми ногами так здорово чувствовать тепло земли, мокрую от росы траву, прохладную воду ручья. Ей не больно ходить даже по опавшей хвое, даже по округлым шишкам. Но маме все это не нравится. Она говорит, что ноги у девочки должны быть нежными и мягкими, как голый живот у новорожденных щенков.
Выпрыгнув из окна, девочка оказалась на широком чистом дворе. Длинный приземистый амбар отбрасывал густую тень. В хлеву слышалось меканье коз. На псарне возились собаки. Девочка осторожно выглянула из-за угла дома: не встала ли Диланта? Нет, никого нет. Бесшумной птицей перелетела она залитый солнцем двор и затерялась между деревьев. Дом не был отгорожен от леса забором. Диланта, конечно, будет ворчать, но это уже потом. И может быть, девочка успеет вернуться к завтраку. Она только до обрыва и сразу назад!
Вальтанас и все вокруг называли деревья их леса ралута, то есть «друг бога Рала», потому что деревья эти тянутся к солнцу так упорно, что вырастают до самого неба. Но странник, который чаще других ночных гостей появлялся в их хижине и даже, бывало, жил по несколько дней, говорил, что у этих древесных гигантов есть и другое имя – секвойя. И что это имя дерево получило в память о великом древнем царе.
Девочка любила слушать сказки странника, но Вальтанас ворчал:
– Не забивай детям головы…
Девочка же думала о том, что однажды тоже найдет какое-нибудь не известное никому дерево и даст ему имя в честь своего отца, хоть он и не царь вовсе, а просто травник. Зато все – и Вальтанас, и ночные гости, и даже Диланта с мамой! – все слушаются его беспрекословно. Так что можно сказать, что он тоже царь. Царь их маленького лесного дома.
