Следуя за Алоикой то в лавку Ятла-табачника, то к толстухе Митас за какими-то травами, то в храм Рала, которого марики особенно почитали, то в порт, Лита представляла, что живет в городе, что она одна из марик, такая же красивая и свободная, что у нее есть своя повозка и свой маленький домик и что она умеет так же хорошо танцевать и петь.
– Хочешь, научу тебя нашим танцам? – спросила как-то Алоика, и Лита с радостью согласилась.
Теперь она стремилась в город еще охотнее. Ей нравилось танцевать. Нравилось чувствовать свое тело, легкое и гибкое, нравилось, что Алоика ее хвалит и говорит, что она красивая. Никто никогда раньше не говорил ей этого. Нравилось, что мужчины, которые приходят в гости к Алоике, смотрят и на нее тоже, хотят поговорить, просят сыграть на флейте. Правда, после разговоров Алоика всегда отсылала ее, но Лита понимала: это ведь не ее гости, конечно, Алоике самой хочется быть с ними, смеяться над их шутками и петь им песни. Лита не обижалась и не расстраивалась, она уходила бродить по городу и делала все новые и новые открытия. Оказывается, в городе живут разные люди: есть богатые и свободные, а есть те, кто служит им. Лита не очень понимала, что значит слово «вечные», которым их называли, но видела, что они безмолвно и безропотно выполняют все, что им скажут, и молчат, даже если их колотят. Один раз она попыталась вмешаться, но ее прогнали возмущенными воплями, кричали, что нажалуются Первому совету. Лита еле унесла ноги, спряталась в домике у толстой Митас.
– Что, к Алоике еще приходят мужчины? – спросила в тот день Митас.
– Да, иногда приходят.
– Дурочка, думает, можно скрыть…
– Ребенка?
Митас выронила чашку, которую только сняла с огня, обожглась выплеснувшимся отваром, зашипела.
– Она сказала тебе?
– Нет, я сама догадалась, – похвасталась Лита. – Сразу же видно.
– Ничего еще не видно.
– Не по животу, – объяснила Лита. – А просто по походке, и как она садится, и как встает. Беременные все двигаются иначе, даже собаки.
Митас расхохоталась, а потом сказала серьезно:
– Ты скажи ей, девочка, чтобы она уже остановилась. Негоже ей теперь принимать мужчин.
Лита пожала плечами:
– Ей нравится, она всегда смеется с ними.
– Много ты понимаешь, – вздохнула Митас, но больше ничего не сказала, хотя Лите показалось, что слов у той припасено немало.
А еще Алоика показала ей море. Не то, что плещется в порту, зажатое каменными причалами и суетливыми арутами. Нет, однажды Алоика привела ее на обрывистый берег, и Лита не смогла сдержать вопля – таким бесконечным, таким божественным показался ей этот синий простор. Она упала на колени, приложив сомкнутые ладони ко лбу и шепча молитву великой богине Айрус. Вот она, вся как есть, открылась ей, обычной девочке! Вот что значит любовь богов – смотреть и смотреть в эту синюю даль! Ее обнял ветер и будто бы поцеловал в лоб, в разгоряченную макушку, погладил по плечам. О Тимирер, нежноликий бог, возлюбленный ее покровитель, вот где ты властвуешь – здесь, на этих обрывах, над этой синевой!
Алоика тихо посмеивалась.
Сегодня и вот уже почти три века на Альтиде правит царский род Аскера. Самый прославленный герой Альтиды, остановивший Войну четырех городов (то есть победивший в этой войне), Гиор – из этого рода, а нынешний царь Эрисорус Илтар Тиарос – его прямой потомок. Цари облечены огромной властью, но не абсолютной. Есть немало законов, ограничивающих не только царствующих особ, но и их личную жизнь. Так, позволяя царям богатой и сильной Альтиды, которой не нужно искать дружбы с соседними государствами, жениться по любви хоть на самой бедной девушке в мире, им, тем не менее, разрешено иметь только одного ребенка – единственного наследника. Закон этот показался мне странным и не очень логичным, ибо жизнь непредсказуема, но альтийцы верят, что это был завет самого Гиора, а все, что завещано Гиором, – свято. За соблюдением законов следит Первый совет – некий орган, имеющий такую власть, что фигура царя кажется больше представительской.
В Первый совет входят 49 советников, по семь от каждого округа, избираются народным голосованием на площади. Ты не можешь заявить свою кандидатуру на эту должность, но если тебя выбрал народ, то не можешь и отказаться служить в Совете. Советникам выплачивается жалованье, начисляемое из налогов всех жителей Альтиды. Возглавляет Первый совет косул – выбирается раз в 10 лет самими советниками. Это невероятно успешная система; хотел бы я, чтобы она была принята и на моей родине, и во всех диких странах, где жизнь людей до сих пор зависит от одного человека. Впрочем, приберегу эти мысли: у меня на родине за них, пожалуй, повесят.
Из «Дневника путешествий» Шарлаха Ал-Лари
Отец
Лита в наряде марики исполняла свой первый танец на площади. Вокруг нее были другие марики, как и она, танцующие впервые, они так же робели в своих слишком открытых одеждах. Сегодня решалась их судьба.
– Будешь красиво танцевать – понравишься какому-нибудь богатею, и он купит тебе дом или подарит украшения, – говорила Алоика. Она немного пополнела, но двигалась все так же грациозно и так же заливисто смеялась.
Литу это не волновало: дом у нее есть, а украшения, кроме браслета Уны, она не носила – в лесу в них неудобно. Но страшно интересно было станцевать на виду у всех. Посмотреть, как твой танец отзовется в сердцах людей, будут ли тебе хлопать и бросать цветы… Алоика намазала ей кожу каким-то маслом, и та заблестела, источая тонкий нежный аромат. Потом расплела волосы и велела надеть особую тунику.
– Вот эту? – с ужасом спросила Лита. Туника была ниже колен, но с разрезами до бедер, а самое главное – из полупрозрачной ткани.
– Конечно, глупышка! Ведь они должны разглядеть тебя как следует!
– Кто «они»?
– Те, кто станут твоими покровителями.
«У меня уже есть покровители, – подумала Лита, – Тимирер и Гета». Но почему-то не посмела сказать этого вслух. Ей стало казаться, что она делает что-то неправильное, но Алоика так нахваливала ее, говорила такие ласковые слова, от которых сладко трепетало сердце.
– О, только не уведи у меня царевича, – погрозила она пальцем.
И опять Лита ничего не поняла, но внутри у нее все содрогнулось.
– Может, я не буду сегодня танцевать? – робко спросила она.
– Ты что? Мы же готовились! Будешь! И танцевать, и на флейте играть! Сегодня праздник, в городе столько гостей, на тебя обратят внимание, уж поверь, я знаю мужчин.
Лита тоже знала их! Она знала папу, Вальтанаса и Харзу, и она понимала, что ни одному из них не понравилось бы, что она танцует в прозрачных одеждах на улице. Но сил сопротивляться Алоике у нее не было.
Танец начался, заиграли флейты и харбы, марики двигались в общем круге. Потом каждая из них будет танцевать одна, играть на музыкальных инструментах или петь. Таков обычай, говорила Алоика, горожане любят его. Пока Лита двигалась в общем танце, волнение прошло, она забыла и про прозрачную тунику, и про полную площадь народу и чувствовала лишь свою красоту, молодость и легкость. Когда подошла ее очередь играть на флейте и она взяла первые ноты, толпа принесла весть: царь, едет сам царь, он будет проходить мимо площади, танцуйте и пойте, о прекрасные девы, ибо с ним царевич, вдруг одна из вас приглянется ему!
Лите было любопытно посмотреть на царя и царевича, но она боялась сбить дыхание, а потому играла, не поднимая глаз, и только на последних нотах окинула взглядом толпу и увидела, что на царских носилках, в тунике золотого цвета и в золотом обруче, обхватывающем высокий лоб, восседает ее отец, Травник, он в ужасе смотрит на нее. Лита опустила флейту, не дав отзвучать последней ноте.
Толпа восхищенно гудела, осыпая носилки царя лепестками летуиры. К ногам Литы тоже сыпались монетки и записки. Отец хлопнул в ладоши, и воцарилась тишина. Царь не сводил глаз с дочери, а она стиснула флейту так, что костяшки пальцев побелели. На соседних носилках сидел тот самый темноглазый молодой мужчина, который часто приходил к Алоике и которого она называла царевичем. Он настороженно переводил взгляд с отца на Литу.
