а смелый хозяин искал ту старуху.
И вот на базар господин завернул,
И Смерти в лицо с изумленьем взглянул
«Скажи, ты зачем напугала слугу,
неужто, помочь я ему не смогу?»
Смерть тихо поближе к нему наклонилась:
«Его не пугала я – лишь удивилась,
увидев раба твоего на базаре –
у нас с ним под вечер свиданье… в Самарре…»
Задумался гордый бесстрашный патриций,
и каждую ночь ему виденье сниться,
что будто, поддавшись слепому кошмару,
он скачет в отчаянье в город Самарру,
чтоб Смерть обмануть, чтоб не видеть её,
но грозно сверкает судьбы остриё!
Прошло много лет… Был проездом хозяин
В Самарре. И вот, возле самых окраин
во мраке Смерть пальцем ему погрозила,
как будто прощенье за что-то просила.
Сверкает на солнце златая столица,
на площади гордо белеет гробница.
И утро восходит в сиянии новом
над жизнью – волной в океане суровом…
УЛЫБКА №3
И поставил я в сердце
с невеселою шуткой
балаган без актеров
на ярмарке жуткой.
Ф.Г.Лорка
ПРОЗРЕНИЕ
* * *
Сегодня мне приснился дождь
прозрачно-голубой,
он ждал, когда же ты уйдешь,
чтоб взять меня с собой.
И свет неверный за окном
мерцая, пропадал;
и было как-то все равно -
я тоже молча ждал.
Неслышным шелестом листвы
смеялся черный куст
над громким уханьем совы,
над фальшью наших чувств.
Твой лес не спал, и ждал ответ,
пронзенный тишиной.
И вздрогнул я, услышав: «Нет,
твой путь совсем иной».
И ты ушла, забыв куда,
к истории другой,
и таяла небес вода
прозрачно-голубой.
* * *
Осень.
На темных висках проседь,
в попутчики зонт, перчатки,
и бросить зарядки.
Весна.
Опьянение слаще вина,
закипает в крови цвет-дурман -
я с утра снова пьян.
Июль.
Очень поздно ложусь и встаю,
в море брошена груда огней,
и постель из камней.
Зима.
Передуманы мыслей тома,
перекроены наспех в слова,
и болит голова.
ВДВОЁМ
Пустой квартал. Забитый дом.
Ушли хозяева и гости.
Я знаю все, что будет после,
я помню, что было потом.
Трепещет тело под дождем
продрогшим от воды нарядом,
стоит со мною кто-то рядом,
и скоро вместе мы уйдем.
Уйдем по лестнице наверх,
где будем пить и веселиться,
чтоб после средь кварталов скрыться,
и разнести свой хриплый смех
по улицам пустым и гулким…
А позже всхлипнет грязный вечер
из дыма закопченных труб,
и будут все топиться печи,
сжигая наш с тобою труп
в промозглом тёмном переулке…
* * *
Чужие мое время гложут,
рвут друг у друга из когтей,
вползая из-под грязной кожи
питаться гнилью новостей.
Свидетель дрязг и полусплетен,
я поселюсь в норе сырой,
в больших кварталах незаметен,
лишь только вхож туда порой.
Паук с печальными глазами
совьет узор для потолка,
и будет забавляться пламя
с ночной одеждой мотылька.
С мышами буду жить бок о бок,
с луной лежать на гамаке,
среди бутылок, ржавых пробок
на старом затхлом чердаке.
Сокровища свои укрою
от глаз чужих. И лишь тогда
вечерней позднею порою
спускаться буду иногда.
* * *
Шаг за шагом, от рассветов
к темным крохотным ночам,
от вопросов и ответов
чтоб никто не замечал.
Наизусть запомнить роли,
позабыв свой сладкий звук,
и привыкнуть к тихой боли
от свиданий и разлук.
И родиться неприметно,
там где лес или река,
и прожив легко и бедно,
улететь за облака.
* * *
Заберите мое сердце,-
я болею им так долго
злым недугом иноверца
с кровью загнанного волка.
Неба черного пустыня
не спасает от проказы,
и костлявая богиня
скоро выполнит заказы.
Сколько бурь в руках клокочет,
сколько рек глаза умыли
в эти сломанные ночи
этой самой страшной были!
Где лежу я как младенец
мертворожденный и хилый
среди черных полотенец
под покровом темной силы.
Так пронзите мое сердце,
и умойтесь горькой влагой,
а доспехи иноверца
пусть сгниют над алой плахой!
* * *
Руки мои из дерева,
в шрамах, шипах и ссадинах.
Все что любил – потеряно,
все что искал, не найдено.
Голос хрипит, корёжится
словно кряхтенье ворона,
чёрные мысли множатся
в чреве заката скорого.
Пальцами оловянными
переверну страницу я,
ночью предстанут равными
тени с живыми лицами.
В черных зрачках проколотых
козыри переменятся,
и на губах из золота
яда узор запенится.
Странных причуд не ведая.
день заморочит голову…
Всё, что любил, то предал я,
только уже по-новому.
Моя душа из дерева,
дерева злого сада,
там, где изба затеряна,
и из голов ограда…
* * *
Бледные безрадостные ночи,
где же ваших сказок колесницы?
Как вы утаили между строчек
то, что может в будущем присниться…
Почему застыли карусели
что кружились в вашем звездном гроте,
иль все раздали ожерелья
дня жестокого чумной работе?
Мои сны все чаще, тяжелее,
поселились в них тоска и злоба,
засыпаю на пустой скале я
в хрустале подвешенного гроба.
Только тучи слышат мои стоны,
удивляясь постоянству страха,
да седые призраки вороны
ждут рассвета в покрывале мрака.
Мои ночи, радостные девы,
возвращайтесь из небес пустынных,
спойте проклятым любви напевы,
что теперь поете для невинных!
* * *
Кони меня кружат
по седому лесу,
только тьма и стужа,
словно козни бесов.
Мне б упасть и сгинуть,-
здесь плохие игры.
Но лишь ветер в спину