– Тссс, никто никого не сожрал, – повторил он этим своим плюшевым, как кошачьи лапы, голосом. – Всё пройдёт. Видите, как хорошо, что в тот вечер у вас дома вы додумались запереть двери.

– И окна.

– И окна.

– Вы же знали, да? – вдруг сообразила я. Мысль всплыла в голове совершенно неожиданно, и почему она раньше не возникала? – Вы звонили мне миллион раз тем утром, и никакой кран у вас не сломался.

– И утром, и ночью, – он пожал плечами. – Мне подсказали, что вам нужна помощь.

– Вам там ещё и подсказывает кто-то. Я никогда в жизни не курила, но сейчас могла бы убить за сигарету, – задумчиво произнесла я, нежно перебирая пальцами шершавые камешки. Вокруг внезапно оказалось невероятно много запахов – цветов, мокрой земли, жареного мяса, водорослей. Каждый из них очень хотелось вдохнуть целиком и унести с собой, вместе с запахом сигаретного дыма. Мне казалось, что я одновременно пьяна и при смерти. – У вас нет сигареты?

– Нет. Придётся спасаться как-то иначе. Ещё чая? Заодно погладите кота.

– Нет, – эхом отозвалась я. – Хватит с меня котов и чая. Расскажите ещё про одержимость. Как это работает?

Я легла на спину, уставившись в звёздное небо, и всем видом постаралась выразить максимальную степень готовности внимательно слушать. Придумывать такие вопросы, чтоб они не звучали по-идиотски, было очень мучительно, поэтому я надеялась, что Александр как-то сформулирует мысль сам.

Такие яркие звёзды на чёрном небе, как россыпь бриллиантов. Хотя бы небо такое же, как прежде, всё-таки что-то надёжное есть в этом мире.

– У вас есть знакомые, может быть старые друзья, с которыми вы когда-то были очень близки, а потом у вас внезапно не осталось ничего общего? – Александр присел со мной рядом, но достаточно далеко, чтобы мне не захотелось от него шарахаться. – Как будто в один момент все их интересы, вкусы, взгляды переменились, и они начали делать и говорить что-то им раньше совершенно не свойственное?

– Конечно, – растерянно ответила я. – У всех есть такие друзья и знакомые, и даже родственники. Вы что, хотите сказать, что в них всех вселились духи, да так и остались?

– Нет, конечно. Не во всех. Но иногда именно так и есть. Чем больше времени любое существо проводит в человеческом разуме, тем сильнее срастается с ним, и однажды они становятся неотделимы. Причём это происходит довольно быстро.

– То есть, – я вертела слова в голове так и эдак, чтобы выстроить из них что-то похожее на логическую цепочку. – Дух – или кто-то ещё – может не только утащить меня на морское дно в своём горячем душевном порыве, но к тому же будет не против буквально стать мной?

– Да.

– И никто ничего не заметит?

– Заметят, наверное, но о причинах точно не догадаются. Решат, что вам новая подружка задурила голову. Или телевизор. А может интернет. Как вы понимаете, даже если кто-то что-то и заметит, то вряд ли решит, что всё из-за духов.

– Что делать-то теперь? – я тёрла глаза, как будто была хоть призрачная надежда проснуться. – Замечательно, конечно, что жизнь стала такой насыщенной, но – что делать? Я так не хочу больше.

Не глядя в его сторону, услышала шебуршание гальки. Приподнялась и села, обняв коленки; Александр снова смотрел на море, поглаживая свою исцарапанную руку.

– Пригляжу за вами пока.

– Почему?

– Что почему?

– Ну вы что, ангел-хранитель мой? Или кто? Зачем я сдалась вам? Откуда вы взялись?

Я не питала особой надежды, что он сейчас возьмёт и выложит мне все карты на стол. Александр вообще не производил впечатление большого, или хотя бы маленького, любителя поговорить – может, он тоже чувствовал, что любые его объяснения звучат для нормального человека как горячечный бред. Но острый привкус крови во рту и это кошмарное, почти непреодолимое желание облизывать морскую гальку могли заставить меня поверить во что угодно.

– Давайте договоримся, – на этот раз его голос прозвучал неожиданно строго. – Я сделаю так, чтобы вы остались живы и в своём уме. А вы пока будете задавать мне любые вопросы, кроме этих, – и, не дожидаясь ответа, он встал и протянул мне руку: – Пойдёмте.

Я хотела машинально протянуть свою, но тут неожиданно для самой себя поднялась, быстро отряхнула платье и, глядя ему в глаза снизу вверх, произнесла тем же железным тоном:

– Ответьте на мой вопрос.

Мы так стояли и смотрели друг на друга, он – молча прожигая меня внимательными угольно-чёрными глазами, я – прикидывая, что буду делать, если он пошлёт меня ко всем чертям. Уже пожалела, что зачем-то спросила так грубо, и что стою теперь вся такая воинственная, как потрёпанная амазонка, и на секунду всем телом почувствовала настоящий животный ужас перед мыслью, что он сейчас уйдёт и оставит меня одну.

– Я не знаю, – вдруг медленно и почему-то даже ласково проговорил он. – Понятия не имею, зачем вы мне сдались, Камилла. Понятия не имею, с какой стати вы постоянно выскакиваете то тут, то там на моём пути. Я не знаю. Понимаете?

– Не понимаю.

– И я не понимаю, – он так серьёзно смотрел мне прямо в глаза, что захотелось отвернуться, а лучше спрятаться. – Но есть ведь у этого какая-то причина, правда?

– Наверное.

– Вот и я так решил. Пойдёмте домой. Хватит на сегодня.

***

– Камишка, привет! Как дела? С квартирой что-то?

– Привет, тёть Лиз. С квартирой всё в порядке. Со мной тоже.

– Ну и хорошо. А чего звонишь тогда?

– Тёть Лиз. Как умер отец?

– А… Я не расслышала, что?

– Как умер мой отец?

– Камилл… Я понадеялась, что мне послышалось. Ты ведь знаешь всё, в чём вопрос?

– Я поняла, что ни разу не спросила ни у кого – почему совсем молодой пациент с… шизофренией умер в больнице? От шизофрении не умирают, так ведь? И он был младше меня сейчас.

– Слушай, ты давно уже взрослая, всё отлично понимаешь. Есть миллион причин для смерти. Особенно с шизофренией в фазе деградации, прости уж за прямоту. Не очень, конечно, приятно возвращаться к этой теме.

– Мне тоже не очень приятно, но всё-таки это мой отец. И всё-таки некоторые вещи о своей семье лучше бы знать.

– Ты чего такая хмурая? Случилось что-то?

– Настроение такое, не обращай внимания.

– Ой, Камиш. Да ты же и не знала отца-то. Зачем тебе сейчас страсти эти?

– Тёть Лиз, а если бы ты своего отца не знала, тебе не хотелось бы узнать?

– Ну может быть не со смерти тогда начинать надо?

– С остального я уже начинала. Я просто хочу знать. Падать в обморок, бегать кругами и рыдать не буду, ты же знаешь.

– Да не из-за чего там падать, Камиш. Он всегда хороший был, добрый. Даже в больнице первое время со всеми дружил. Пока мог. Ну а тогда скальпель где-то нашёл. Пока наряд вызвали, он четверых санитаров порезать успел. А потом и себя.

Мне совсем не снились сны. Это великое открытие, случившееся одним солнечным утром, меня совершенно обескуражило. Я просто закрывала глаза ночью и открывала их утром – как будто между утром и ночью мир просто полностью переставал существовать.

Не знаю, с каких пор это началось и как долго длилось, но вспомнить, когда видела сны в последний раз, я не смогла, и мысль об этом на время погрузила меня в паранойю. Я стала не только запирать двери, но и придвигать к ним кресло, а вокруг кровати художественно раскидывать вещи. Пусть духи отхватят новых занимательных ощущений, а с утра я смогу узнать, если ночью решу прогуляться по окрестностям.

Но двери оставались закрыты, кресло приходилось каждое утро двигать обратно к окну, хлам лежал на своих местах. Просто – никаких снов, как корова языком их слизала.

По утрам я уходила из дома и долго слонялась по длинной набережной, которую словно именно для меня и построили. Бродила медленно, как старушка, потому что пропавшая ночь оставила мне на память не только психоз, но и сбитые в кровь ступни, которые дали о себе знать только спустя сутки. Но дали так, что я целый день лежала и мечтала, чтоб ноги мне ампутировали полностью прямо сейчас, всё равно они мне, очевидно, в таком состоянии больше не пригодятся.