Пастор Эльяс Симойоки, капеллан батальона, вышел вперед. Он отпевал погибших и молился за раненых, помогая уносить их в безопасное место. Поскольку во время Зимней войны в подразделениях официально не существовало должности капеллана, он сражался наравне с остальными. Все любили Симойоки. Он всегда подчинялся приказам… но лишь до этого момента.
Пастор взял свой пистолет и спокойно пошел по открытому заснеженному пространству. Ни с той ни с другой стороны не прозвучало ни единого выстрела, было ясно: все хотели, чтобы лошадь была избавлена от мучений.
Симойоки дошел до лошади и совершил акт милосердия. Животное утихло, и пастор начал свой долгий путь назад. Стояла мертвая тишина.
Противник дождался, пока пастор доберется до своих позиций, а затем открыл огонь[36].
Генерал Хегглунд прекрасно знал, что русские в первые дни января проводят поспешную перегруппировку своих сил. Была сформирована новая армия (15-я) под командованием командарма Г. М. Штерна, который в августе 1939 года отличился во время десятидневного сражения с японцами на Халхин-Голе. Штаб 8-й армии был переведен в Кархюмяки, а командующий 56-м армейским корпусом Черепанов перенес свой штаб из Кёснёселкё поближе к 168-й дивизии. Это оказалось неудачным решением, ибо вскоре Черепанов попал в окружение у Койринойя.
8 февраля в районе Салми был сформирован еще один армейский корпус, 7-й, под командованием генерала Коротаева. Он был укомплектован свежими силами, переброшенными в этот район в надежде, что им удастся изменить ход событий.
Тем временем яростные и кровопролитные бои продолжались. Командир 4-го егерского батальона полковник Матти Аарнио столкнулся с последней отчаянной попыткой русских вырваться из окружения в районе к востоку от Леметти. Он получил сообщение с передового наблюдательного поста о том, что сотни русских вырвались из ловушки и продвигаются к расположению его батальона вдоль дороги, по которой осуществлялось снабжение. Сейчас они находились всего в нескольких сотнях метров. Аарнио тут же приказал прервать все радиопереговоры и прибыть в расположение батальона. Крупные силы русских, прорвавшиеся через оборонительные позиции лейтенантов Сарева и Сорвали, встретили огонь финских подразделений. Десятки русских гибли под огнем, но их превосходящее количество вынудило финнов покинуть свои позиции.
Русские находились всего в каких-нибудь двух десятках метров, и Аарнио сообразил, что их ведет группа старших офицеров. Генерал Кондратьев и офицеры его штаба отчаянно пытались вырваться из окружения. Всего лишь несколько часов назад Аарнио был уверен, что в этом районе нет войск противника, поэтому рассредоточил свои силы в разные точки по периметру окружения. Сейчас ему пришлось спешно организовать оборону из офицеров своего штаба, посыльных, поваров и водителей машин.
Среди находящихся на командном пункте военнопленных было много таких, кто бегло говорил по-фински. Выяснилось, что это карелы, и финнам было горько сознавать, что они сражаются со своими собратьями. "По меньшей мере 3600 солдат пытаются вырваться из окружения", — сообщили Аарнио.
К тому времени шум битвы рядом с расположением батальона был услышан финскими патрулями, посланными для окружения попавших в ловушку сил русских. Они ринулись назад к месту прорыва и открыли шквальный огонь по бегущему противнику. Царили невообразимый хаос и неразбериха. Солдаты стреляли по своим в этой свалке. Один из посыльных прибежал на командный пункт доложить, что русские уже находятся в расположении батальона. Когда он собирался покинуть командный пункт, в дверях его настигла пуля. Аарнио выбежал наружу и увидел, как его новобранцы и офицеры штаба образуют цепь вокруг штабной палатки. "Не стреляйте по своим! Дождитесь появления русских!" — прокричал он.
На командный пункт прибыли еще 50 финнов и заняли оборону. Сержант Растас привел 27 связистов. Аарнио спокойно прокомментировал: "Вот и весь мой резерв!"
Шум боя доносился со всех сторон, и трудно было разобраться в том, что происходит. Но уже через час прорвавшиеся русские прекратили стрельбу. Удивленные финны выбрались со своих наскоро выбранных позиций, и перед их взором предстали сотни убитых русских по обе стороны дороги и в окружающем лесу.
Аарнио и несколько офицеров штаба обошли кровавое поле битвы. Трудно было поверить в увиденное. На площади в 250 метров вдоль дороги лежали 400 убитых русских, кое-где в три ряда друг на друге. Они не имели при себе ничего, кроме стрелкового оружия. В своей неистовой попытке вырваться они решили обойтись без танков, артиллерии и пулеметов.
Среди погибших были командир 34-й танковой бригады генерал Степан Иванович Кондратьев и все офицеры его штаба, включая четырех женщин-машинисток. Погибли также командир 18-й дивизии генерал Кондрасев и офицеры дивизии, командующий артиллерией 56-го армейского корпуса полковник Болотов, командующий артиллерией 18-й дивизии полковник Глогоров. Всего погибло 310 старших офицеров и 112 военнослужащих.
Это вовсе не были грязные и плохо одетые офицеры, знакомые финнам по прежним схваткам, наоборот, они носили белые рубашки под хорошо подогнанной формой. Это были совсем другие офицеры, больше напоминавшие участников парада в мирное время. Они принадлежали к советской элите и разительно отличались от простых окопников, большинство которых были родом из Советской Карелии.
Среди погибших финнов были лейтенанты Салоти и Мерьямо, которые лежали рядом метрах в двадцати от тел погибших русских. Пять военнослужащих сержантского состава из штабной роты отдали свои жизни в этом сражении с прорвавшимся противником, потерявшим 3 тысячи человек убитыми. Таков был конец окруженной к востоку от Леметти танковой группировки.
Вечером того же дня на командный пункт привели раненого русского командира батальона капитана Галуцкого, ранее служившего в Московском военном округе. Все было спокойно, лишь слышался гул кружащих в небе советских самолетов. Аарнио обсуждал события сегодняшнего дня и говорил о погибших. Во время беседы русский уснул, когда он проснулся, Аарнио извинился за то, что не отправил его в медсанбат.
— Ваши же самолеты могли убить вас по дороге, — объяснил финн. — Я позже распоряжусь насчет транспорта.
— Благодарю, — ответил пленный. — Вы проявляете обо мне трогательную заботу.
— Мы так обращаемся со всеми военнопленными вне зависимости от их звания, — заявил Аарнио. — Сдавшийся в плен солдат больше не враг. Он просто человек.
Русский заметил:
— Сегодня я стал свидетелем многих прекрасных поступков финнов, и мое мнение о них полностью изменилось[37].
Количество захваченных после сражения у Леметти трофеев оказалось самым большим из доставшихся финнам после разгрома всех окруженных группировок: 105 танков, 12 бронемашин, 237 грузовиков, 31 легковая машина, 10 тракторов, 6 тяжелых артиллерийских орудий, артиллерийские повозки различного назначения, 10 полевых кухонь, 3 минных трала (наземных), 231 повозка на конной тяге и 200 повозок с боеприпасами. Огромное количество стрелкового оружия и другого снаряжения предстояло подсчитать позднее.
За этот период 4-й армейский корпус генерала Хегглунда уничтожил все окруженные группировки противника, кроме находившихся у Кителя. Хегглунд отдал приказ прекратить дальнейшие атаки и просто сковывать действия противника, не давая ему возможности вырваться из окружения (эти группировки спасло заключенное перемирие).
"После этой кампании, — писал Маннергейм, — положение на протяженном Восточном фронте стабилизировалось, и на всех других участках противник потерпел серьезные поражения. К сожалению, это не позволило финнам вовремя высвободить достаточное количество войск для сражения на главном театре военных действий, где в начале февраля положение дел вошло в решающую фазу".
