Батальоны действительно пришли через ледяную пустыню и рассеяли русских во всех направлениях. Но у них не было продуктов питания, они смертельно устали, и им требовался хотя бы день отдыха после боев.

Тем временем защитники Коллаа получили приказ отойти на несколько сотен метров. Сало и Карккайнен, занимавшие позицию у железной дороги, обсудили положение с лейтенантами Лейно и Лайне. Они закрепились здесь только сегодня вечером, 10 марта, и противник вел себя подозрительно тихо. Возможно, русские устали; все считали именно так. Прибыли резервисты для пополнения рядов обороняющихся. В последующие два дня финны занимались разработкой плана общей контратаки, призванной нанести решающий удар по дивизии русских. Да, они будут атаковать.

Но в ночь на 12 марта вновь поползли казавшиеся вполне правдоподобными слухи о заключении мира. План командира дивизии так никогда и не был осуществлен.

Одинокий финский солдат понимал, что не должен засыпать. Его глаза должны неустанно следить за русскими, чтобы он мог сразу доложить об их действиях в роту. Он точно не знал, кого ему удастся поднять по тревоге, ибо в последние дни он почти не видел своих. Он лишь знал, что свои находятся где-то поблизости, ведь он не видел, чтобы кто-то уходил. О том же сказал и лейтенант, когда его уносили на носилках.

"Они все умрут", — подумал солдат. Он тоже умрет.

Только вчера вечером кто-то упомянул о предстоящем контрнаступлении. Какой-то новый батальон должен выполнить эту работу. Прибыл целый батальон, и с русскими будет покончено раз и навсегда. Но где же этот батальон? Время приближалось к полудню. Боже мой! Неужели они погибли по дороге?

Солдат закричал и слезящимися глазами посмотрел в сторону русских. Ему показалось, что он видит башни нескольких танков, но людей не было. Неужели его глаза обманывают его, как это уже не раз случалось ночами?

Он почувствовал, как от слабости подкашиваются затекшие ноги, он больше не мог стоять в своем окопе. Сейчас он видел, как к нему направляются убитые русские. Они были безоружны и улыбались. Солдат вдруг почувствовал, что теряет сознание.

Он очнулся оттого, что кто-то сильно тряс его. Над ним склонился незнакомый человек. У него было узкое, заросшее бородой лицо, в руках он держал русскую винтовку. Финн вдруг понял, что артиллерийский огонь прекратился.

— Я умер, и потому так тихо? — спросил он.

— Вставай, солдат. У нас теперь мир, — произнес человек.

— Коллаа не сдастся? — спросил финн. — Город должен удержаться. Пришел ли батальон? Будет контрнаступление?

— Сейчас мир. Огонь прекращен. Ты можешь уходить, — сказал человек.

— А где остальные?

— Никого не осталось.

Наконец до солдата дошло, что никто больше не стреляет. Но ему не верилось, что наступил мир. Он снова потерял сознание.

Придя в себя, солдат почувствовал, как кто-то кладет ему в рот кусок сахара, теперь вокруг были знакомые лица. Кое-кто лежал у обочины дороги, другие стояли на лыжах.

Видно, и в самом деле наступил мир. Стрельбы не было.

Но радости ни у кого на лицах не видно. Неужели что-то случилось?

Кто-то рассказал о невероятно жестких условиях мира, и солдату стало ясно, почему все так печальны.

— Но как же так? — спросил он. — Мы в Коллаа не сдались. Коллаа выстоял[42].

В Хельсинки и других финских городах флаги были приспущены. Люди ходили по улицам со слезами на глазах, кое-кто даже говорил, что самым приятным для слуха звуком сейчас была бы сирена воздушной тревоги. 13 марта 1940 года Финляндия была погружена в траур. Она скорбела о своих 25 тысячах погибших и 55 тысячах раненых; она горевала о материальных потерях, которые даже моральная победа, одержанная ценой стойкости и мужества ее солдат на полях сражений, не могла восполнить. Сейчас Финляндия была во власти России, и она снова прислушивалась к мнению великих держав. Прозвучали, например, страстные слова Уинстона Черчилля:

"Финляндия в одиночку — находясь в смертельной опасности, но сохраняя свое величие — демонстрирует, на что способны свободные люди. Услуга, оказанная Финляндией всему человечеству, неоценима… Мы не можем сказать, какой окажется судьба Финляндии, но нет ничего более прискорбного для всего цивилизованного мира, чем то, что этот прекрасный северный народ в конце концов должен погибнуть или, в результате ужасной несправедливости, попасть в рабскую зависимость, худшую, чем сама смерть".

Министр иностранных дел Финляндии Вяйнё Таннер заявил: "Мир восстановлен, но что это за мир? Отныне наша страна будет продолжать жить, чувствуя свою ущербность".

Возвращались на лыжах домой с полей сражений солдаты, многие из них, потрясенные условиями мира, рыдали. Они едва держались на ногах от усталости, но по-прежнему считали себя непобежденными. Многих мучил вопрос, что они будут чувствовать, когда у них появится время отдохнуть и все обдумать.

Когда 14 марта члены участвовавшей в мирных переговорах делегации вернулись в Хельсинки, перед ними предстал безразличный ко всему город. Мир на таких условиях казался нереальным… ужасным.

В России, говорят, один из генералов заметил: "Мы отвоевали достаточно земли, чтобы похоронить наших погибших…"

У русских было достаточно времени для разработки своих планов, выбора времени и места для нападения, и они значительно превосходили по численности своего соседа. Но, как писал Хрущев, "…даже в таких наивыгоднейших условиях лишь с великим трудом и ценой огромных потерь мы смогли одержать победу. Победа такой ценой на самом деле была моральным поражением".

Из общего количества 1,5 миллиона человек, отправленных в Финляндию, потери СССР убитыми (по словам Хрущева) составили 1 миллион человек. Русские потеряли около 1000 самолетов, 2300 танков и бронемашин, а также огромное количество различного военного имущества, включая снаряжение, боеприпасы, лошадей, легковые и грузовые автомобили[43].

Потери Финляндии, хотя и несоизмеримо меньшие, были сокрушительными для 4-миллионного народа. Произойди нечто подобное в 1940 году в США с их населением более 130 миллионов, потери американцев всего за 105 дней составили бы 2,6 миллиона человек убитыми и ранеными.

В ходе обсуждения условий мирного договора Молотов заметил: "Поскольку кровь пролилась вопреки желанию советского правительства и не по вине России, территориальные уступки, предлагаемые Финляндией, должны быть значительно больше тех, что были предложены Россией на переговорах в Москве в октябре и ноябре 1939 года".

По условиям мирного договора к России отходили: второй по величине город Финляндии Виипури (ныне Выборг. — Ред.); крупнейший порт на Северном Ледовитом океане Петсамо; стратегически важный район полуострова Ханко; крупнейшее Ладожское озеро и весь Карельский перешеек — место проживания 12 процентов населения Финляндии.

Финляндия отказывалась в пользу Советского Союза от своей территории общей площадью 22 тысячи квадратных километров. Кроме Виипури, она теряла такие важные порты, как Уурас, Койвисто, северную часть Ладожского озера и важный Сайменский канал. На эвакуацию населения и вывоз имущества давалось две недели; большую часть имущества пришлось оставить или уничтожить. Огромной утратой для экономики страны стала потеря лесной промышленности Карелии с ее отличными лесопильными, деревообрабатывающими и фанерными предприятиями. Финляндия также лишилась части предприятий химической, текстильной и сталелитейной промышленности. 10 процентов предприятий этих отраслей находились в долине реки Вуокса. Почти 100 электростанций достались победившему Советскому Союзу.