— Ничего себе!

— И, похоже, этот ребенок переполз со столба на потолок, а потом как перышко пролетел по воздуху больше шести сяку[9].

— Маленький ребенок?

— Да. В общем-то, ребенок как ребенок, а голова, говорят, у него была жабья.

— Так ты потому и говорил тут «жаба»?

— Да. И с тех пор — каждый вечер! Каждый вечер является этот ребенок.

— А мастер?

— Мастер как уснул, так до сих пор и не просыпается. У одного из подмастерьев началась лихорадка, и он умер прошлой ночью.

— И тебя вызвали?

— Да.

— И что получилось?

— Если снова наклеить там листок с заклятием, наверное, что-нибудь бы получилось. Но это временная мера. Даже если все получится, одним протеканием крыши от дождя на этот раз не отделаемся.

— И?

— И я провел расследование. Выяснил кое-что об этих воротах. Похоже, что когда-то давно там уже являлось нечто подобное.

— Хм…

— Так вот, я узнал, что в прошлом на месте ворот умер ребенок. Это я в Архивном ведомстве выяснил.

— Ребенок?

— Угу, — коротко буркнул Сэймей.

— Какое запутанное дело… — сказал Хиромаса. Сказал, и вдруг закрутил головой по сторонам в темноте. Ощущение катящихся по земле колес, которое было до сих пор, исчезло.

— Ой, Сэймей! — сказал Хиромаса.

— Заметил, что ли?

— Заметил? Это же! Ты! — нет ни звука повозки, ни ощущения движения.

— Хиромаса! — словно уговаривая, сказал Сэймей. — Все, что ты теперь увидишь, услышишь — считай, что это сон. Я даже не уверен, что смогу тебе все объяснить.

Хиромаса потянулся поднять бамбуковую занавесь повозки, но тут из темноты вытянулась рука Сэймея и задержала его руку.

— Хиромаса! Ты можешь открыть занавесь, но: что бы ты там не увидел, пока занавесь поднята — ни в коем случае не произноси ни звука. А если произнесешь, то я не только не смогу тебя защитить, я сам окажусь в смертельной опасности. — И рука Сэймея разжалась.

— Понял, — громко сглотнув, Хиромаса поднял занавесь.

Тьма — была. Тьма, где нет ничего. И месяца — нет. Нет земли, нет неба. И только спина черного быка ясно виднелась во тьме. А перед быком, слегка покачивая полами шелковых одеяний, шла, показывая дорогу, девушка. Она испускала красивое слабо фосфоресцирующее сияние.

— О… — безотчетно издал грудной звук Хиромаса. Во тьме, впереди по движению, зажглось бело-голубое пламя. И вдруг оно сделалось огромным и превратилось в демона. Пока он смотрел, пламя стало женщиной со спутанными волосами. Женщина вглядывалась в пустоту и клацала зубами. Хиромаса разглядывал дальше, и пламя, свернувшись, превратилось в толстую змею с синей чешуей, которая исчезла во тьме. Он продолжал вглядываться: во тьме копошились мириады невидимых глазу существ. Невидимых — и вдруг становящихся видимыми. Вдруг покажется человеческая голова, а волосы у нее окажутся из звериных голов, костей, кишок, каких-то непонятных вещей. Нечто, как письменный стол. Губы. Демон странной формы. Глаз. Пестик растения. Вагина. И среди этих странных предметов, куда-то направляясь, движется бычья упряжка. Из-за слегка приподнятой занавеси прилетал слабый тошнотворный ветер. Запах тлена.

Хиромаса опустил занавесь. Он был мертвенно бледен.

— Ты видел, Хиромаса? — спросил Сэймей, и Хиромаса резко кивнул.

— Я видел чертов огонь, — сказал Хиромаса. — Он стал демоном, потом женщиной, потом змеей — и исчез…

— Да? — тихо отвечал Сэймей.

— Слушай, Сэймей. Это вот — ночное шествие ста демонов?

— Именно.

— Я, когда демона увидел, я чуть не крикнул.

— Хорошо, что не крикнул.

— А если бы крикнул, тогда что?

— Они бы все накинулись и мгновенно сожрали бы всю повозку, даже костей бы не оставили.

— И как же мы попали в такое место?

— Есть много способов. Я использовал самый простой.

— Какой же способ?

— Ну, ты же знаешь про «перемену направлений»?

— Конечно знаю, — ответил Хиромаса.

Суть «перемены направлений» в том, чтобы поехать в другом направлении, если в день, когда вы отправляетесь из дома, то направление, куда вам нужно идти, оказывается стороной света, где пребывает в это время бог направлений Накагами[10], затем остановиться на ночь где-нибудь, но не в том месте, которое является целью вашего путешествия, а на следующий день ехать туда, куда нужно. Этот способ Искусства Инь-Ян применяется для того, чтобы предотвращать беды от вредоносных духов.

— Много раз повторяешь такое по большим и малым улицам столицы, и пока кружишься — можешь попасть сюда.

— Вот как…

— Вот так, — ответил Сэймей. — И еще, у меня есть к тебе одна просьба.

— Что, Сэймей?

— Эта повозка — так сказать, граница, которую я сделал, и редко что может пробраться внутрь, но есть и такие существа, которые могут внутрь проникнуть. Давай подумаем: сегодня — пятый по счету день со дня Петуха в стихии Земли-Инь[11], то есть сегодня Накагами меняет сторону света своего пребывания. Чтобы сюда добраться, мы пять раз переехали его дорогу, поэтому скоро кто-нибудь явится поглядеть на нас.

— Сюда?

— Да.

— Не пугай меня, Сэймей!

— А я не пугаю.

— Придет демон?

— Нет, не демон, но и демон одновременно.

— Тогда, человек?

— Нет, не человек. Но так как ты, Хиромаса, человек, то, если, конечно, у них там не будет какого-то особого плана, он появится в человеческом обличие и будет говорить человеческими словами.

— Что делать, когда он придет?

— Меня он не увидит.

— А меня?

— А тебя очень ясно увидит.

— И что тогда со мной будет?

— Ничего не будет. Делай так, как я тебе скажу.

— Что делать?

— Скорее всего, придет Досэй, потому что стихия Земли сейчас в состоянии Инь.

— Это ты так духа земли называешь?

— Объяснять сложно, поэтому думай так.

— Ну, и?

— Скорее всего, он спросит тебя так: «Ты, с человеческим телом, по какой такой причине ты находишься в подобном месте?»

— Угум.

— Когда он тебя так спросит, ответь следующее.

— Как ответить?

— «Понимаете ли, с позавчерашнего дня страдал я болезненным беспокойством. И спросил знакомого своего, нет ли какого-нибудь хорошего лекарства. А сегодня от этого знакомца получил микстуру, которая хороша против червя беспокойства».

— Хм.

— «Это была сушеные листья травы хасиридокоро[12], я ее запарил и выпил три чашки вот такой вот величины. После этого как будто что-то случилось с моим сердцем, и вот я тут растерянный стою» — вот это ответь.

— И это поможет?

— Да.

— А если он еще о чем-нибудь спросит?

— Что бы он тебе ни сказал, повторяй на все вопросы то, что я тебе только что сказал.

— И все будет в порядке? Точно?

— Да, — ответил Сэймей.

— Ладно, понял, — коротко кивнул Хиромаса. И тут вдруг раздался звук: кто-то снаружи стучался в повозку.

— Сэймей? — Хиромаса перешел на шепот.

— Делай все как я сказал! — сказал Сэймей, и тут быстро поднялась вверх бамбуковая занавесь повозки, и снаружи заглянуло лицо беловолосого старика.

— Эгей! — сказал старик. — Что это ты с человеческим телом поделываешь в таком месте? — спросил он. Хиромаса сдержался от того, чтобы испуганно не перевести взгляд в сторону Сэймея, и сказал:

— Понимаете ли, с позавчерашнего дня страдал я болезненным беспокойством. И спросил знакомого своего, нет ли какого-нибудь хорошего лекарства. А сегодня от этого знакомца получил микстуру, которая хороша против червя беспокойства, — он повторил слово в слово сказанное Сэймеем. Старик, повращав большими глазными яблоками, посмотрел на Хиромасу.

— Это была сушеные листья травы хасиридокоро, я ее запарил и выпил три чашки вот такой вот величины. После этого как будто что-то случилось с моим сердцем, и вот я тут растерянный стою…