Андроповский период породил надежды на обновление общества. Пребывание в партии давало возможность активного участия в «процессе». Так собственно и произошло в студенческие годы, которые совпали с розовым периодом перестройки.

Правда, сейчас, соотнеся время, потраченное на дискуссии в городском Политическом Клубе, с результатами перестройки в стране, он сожалел, что «созревал» так долго для вывода о том, что лучше бы он больше занимался профессиональной подготовкой, например, изучением законодательства демократических государств или, на худой конец, английского языка.

С другой стороны, время потрачено не совсем зря. Дискуссии помогли преодолеть деревенскую застенчивость, научили выступать перед большой и часто враждебной аудиторией и, наконец, он лучше разобрался во многих вопросах и идеях, которые составляют основу мировоззрения каждого человека.

В общежитие Михаил добрался в девятом часу вечера. Анатолия опять не было. Михаил затеял небольшую постирушку, потом принял контрастный душ, чтобы смыть дорожную пыль и вялость от долгой езды в автобусе.

Вернулся Анатолий. Они обменялись новостями.

Анатолий присутствовал на допросе парня, который на днях убил свою мать. Та была алкоголичкой уже много лет. Муж от нее ушел. Старший сын сбежал на Север, как только младший отслужил в армии.

Теперь младшему уже было за тридцать. Они жили с матерью одни. Сын не хотел бросать мать, а девушку, согласную терпеть свекровь-алкоголичку, найти не мог. Наконец, встретил свою одноклассницу, которая вернулась к родителям после неудачного замужества. Они посочувствовали друг другу.

Встречи стали регулярными, вспомнилась взаимная симпатия еще в школьные годы. У обоих появилась надежда изменить к лучшему неудачное начало взрослой жизни.

Помолвку решили отпраздновать у него. Он долго выбирал момент между запоями матери и уговаривал ее удержать себя в руках хотя бы один день.

Мать обещала. Он убрал в доме, приготовил обед. Примерно за час до прихода невесты пошел в магазин купить свежего хлеба.

Ожидание, разгрузка машины с хлебом, толчея в большой очереди – прошел почти час. У парня нервы на пределе: не хватало опоздать на помолвку. Кроме того, оставил мать одну, а в холодильнике спиртное: вино, водка, шампанское.

Домой чуть ли не бежал. Уже с порога увидел: худшие опасения оправдались. В доме все вверх дном, мать лежит на полу в луже из мочи и блевотины, рядом пустые бутылки. Через минуту-другую должна появиться невеста.

В ярости схватил, что попалось под руку. А попался топор. Дальше произошло непонятное. Парень стал рубить тело на части. Позвонила в дверь невеста, он не открыл и попросил вызвать милицию.

– Меня, – закончил рассказ Анатолий, – удивил Манюня. Все обстоятельства события налицо, а он устроил допрос на целый день, правда, с перерывом на обед. Заставил этого парня рассказать про всю свою жизнь, с пеленок. Я не выдержал. После обеда сбежал в архив.

– Его не допрашивать нужно, а обследовать в психиатрической больнице.

– Возили в день задержания. Врачи обследовали и на следующее утро попросили забрать. Из больницы привезли прямо на допрос.

– Нужно верить опыту… Не все так просто. А если они сговорились убить мать и спрятать труп, а потом невеста испугалась и сообщила в милицию первой? Он же в раскаянии все взял на себя. А что интересного ты нашел в архиве?

– У меня мелочи. Может быть, сначала ты расскажешь о встрече с Ярмаком?

– Это длинный разговор. Давай начнем с мелочей.

– Изволь. В архиве мне разыскали папку рабочих материалов по данному делу. Там протокол первого допроса, который проводил еще Манюня.

– Ярмак подтвердил то же самое.

– Еще много фотографий, описание места события, вариант временной диаграммы. Меня заинтересовала фотография пятен крови на костюме, которые, похоже, оставлены окровавленной рукой. Если остался негатив, то можно попытаться восстановить их. Вот, пожалуй, и все…

– Интересно будет прочитать протокол первого допроса – насколько он совпадает с рассказом Ярмака. Ведь прошло четыре года. Даже в том случае, если оба раза Ярмак говорил искренне, память подсознательно может выбросить всякие коленца. Жаль, что Манюня не дал мне диктофон. Всего один на отдел. Такая бедность! Но основные моменты я оформил в виде протокола и Ярмак подписал его.

Михаил подробно рассказал о беседе, дополняя ее по ходу изложения своими соображениями.

К концу разговора Анатолий пришел к выводу, что шансы на успех, то есть возобновление следствия по делу, весьма весомы, и решил пока участвовать в работе.

Договорились утром посетить мать Ларисы, потом институт, чтобы отыскать следы сокурсников и, если останется время, встретиться с Марком Садовским.

Еще Михаил хотел заново просмотреть материалы в архиве – старые и вновь обнаруженные Анатолием.

Дело раскручивалось…

На утреннем совещании Михаил кратко доложил о результатах работы за сутки и планах на текущий день.

– Сегодня пятница, а не позже вторника тексты проекта постановления и сопроводительного письма должны быть у меня на столе. Сделайте максимум сегодня. Я не могу настаивать, суббота все-таки выходной, но институт можно посетить и завтра. Сосредоточьтесь на скрипке, это главное направление. Разговоры о ее сексуальных связях сомнительны, уж больно они не соответствуют ее имиджу. Она была на виду, и если бы что-то было, знал бы весь город.

После совещания практиканты направились в архив. Архивариус, пожилая женщина, встретила их без энтузиазма – опять доставать высоко на полке и перетаскивать многотомное дело.

Анатолий показал найденные вчера материалы.

Михаил внимательно изучил фотографии. Несколько раз возвращался к снимку, где ноги убитой на переднем плане. Черно-белый снимок. Черные лаковые туфли на каблуке видны отчетливо и полностью отвечают словесному описанию обуви в протоколе с места преступления.

Скрипки или сумки не было на снимках и не было в описании. Конечно, каблуки не очень высоки и слегка сбиты. Но если девушка провела в них целый день, то к вечеру не могла быстро ходить и на таких.

Могла она надеть такие туфли на концерт? Вероятно, ведь это был заурядный зачетный концерт, пусть даже в городской филармонии. Зрители – в основном студенты и преподаватели факультета искусств и завсегдатаи филармонии.

Изучение временной диаграммы дало еще более удручающий результат – с момента, когда Ларису видели последний раз в филармонии, до момента убийства прошло не менее полутора часов.

Версия, сконструированная Михаилом после разговора в зоне и изложенная на утреннем совещании, что Лариса, расставшись с Ярмаком, побывала дома до убийства, повисала в воздухе. За это время Лариса могла приехать домой, оставить скрипку и папку с нотами или сумку и опять вернуться в центр города по какому-либо делу. На трамвае это всего десять минут в один конец.

Ярмак и его друзья могли видеть ее при повторном возвращении домой. Во всех протоколах допросов: и проведенных Манюней, и проведенных Сумченко с каждым подозреваемым отдельно и на очных ставках, нет ни слова о скрипке или сумке. И это естественно: следователи вопросов не задавали, ведь предметов не было на месте преступления, и они не пропали, а подозреваемые не оценили значения данной детали для себя. Тогда по горячим следам это можно было установить достаточно просто – было много свидетелей их разговора в трамвае. Кто-то из них мог вспомнить о скрипке.

Может быть, эта деталь отсутствовала ,и ее придумал Ярмак во время своих ночных бдений на нарах? Нет упоминания и о содержании разговора с Ларисой, кроме последних протоколов, где излагается сюжет об оскорблении Ярмака (она его обозвала педерастом) и случайном убийстве брошенным камнем.

Короче говоря, нужно искать более веские доказательства, что скрипка находилась у Ларисы при встрече с подозреваемыми.

Встреча с Марком Садовским ничего в этом смысле не сулила: они могли согласовать свои действия. Времени было больше чем достаточно.