Да, работу свою в Москве он очень ценил, считая ее хорошим трамплином для карьерного роста. И вообще ему в столице России было очень комфортно. Сервис ничуть не хуже, а зачастую и лучше, чем в любой из европейских столиц, относительно недорогие цены, по сравнению со Штатами, культурное общество, обилие развлечений на любой — даже самый изысканный вкус, относительно невысокая уличная преступность и обилие красивых женщин, до которых он всегда был большим охотником. Всё это делало его местопребывание здесь удобным и комфортным. Его даже не раздражал тот факт, что время от времени он чувствовал на себе ничем не прикрытое внимание со стороны местных спецслужб, следующих за ним на некотором расстоянии, абсолютно не скрывая своего присутствия. В некоторой степени это даже льстило его самолюбию и повышало, как внутреннюю самооценку, так и авторитет со стороны коллег. И, как бы это ни было обидно, но всему приходит свой конец. Пришел конец и его деятельности в стране, которой он посвятил, пожалуй, лучшие свои годы. После того, как послу озвучили доказательства причастности некоторых его сотрудников, включая и Мэтью, к теракту на Красной площади, стало предельно ясно, что надо срочно уносить ноги, чтобы тебя не вынесли самого вперед ногами. Единственное, что смог сделать Хартман, так это упросить ведьму, которая стоит во главе местного МИДа, выпустить его из страны, не причиняя вреда. Впрочем, рассчитывать на честное слово, данное дипломатическим работником, это значит, всю оставшуюся жизнь ходить и оглядываться по сторонам в ожидании фатальных неприятностей.
Даже сидя в полупустом комфортабельном салоне самолета, уносившем его домой, он не чувствовал себя в полной безопасности. Наполненный внутренним страхом, он каждый раз ежился, когда стюардесса проходила мимо него по салону бизнес-класса, эротично покачивая округлыми бедрами. На её неоднократные попытки предложить ему скоротать время за сытным обедом с большим выбором горячительных напитков, он угрюмо отвечал отказом из-за пошлой боязни быть отравленным. С такой же подозрительностью он оглядывал каждого пассажира желавшего прогуляться до «нужного» места и вынужденного проходить мимо его перепуганной персоны. Сам он тоже за весь почти десятичасовой перелет в Нью-Йорк так ни разу и не покинул своего пассажирского места (видимо заранее облачившись в памперсы). При этом не раз ловил себя на мысли, что чувствовал бы себя гораздо спокойней, находясь в багажном отделении среди чемоданов, нежели сидя в кожаном кресле пассажирского салона. Паранойя. От нее никуда не деться. Когда самолет прибыл в аэропорт имени Кеннеди, Мэтью не стал спешить с покиданием салона, любезно пропустив всех впереди себя. Его никто не встречал. Не такая уж он был и «шишка», чтобы отряжать на его встречу эскорт. Уже в аэропорту, он, как заправский нелегал, а вернее, как человек, насмотревшийся в свое время голливудских поделок о шпионах, пропустил мимо два такси, прежде чем остановить третье. Это такси и довезло его до пятизвездочного «Хилтона», что располагался на 6-м авеню. Мэтью, вернувшись на родину, решил, что в некоторых случаях можно и не экономить, тем более средства позволяли совершать такие траты. К тому же, когда еще представится возможность шикануть, хотя бы денек-другой, проживая в апартаментах, рядом с каким-нибудь саудовским шейхом? Торопиться теперь было некуда. Он честно заслужил продолжительный отпуск, находясь на передовой борьбы с русской Империей Зла. А департамент по вакансиям ждал его в своих стенах лишь на следующей неделе.
Первое время по возвращении домой Скайлз пребывал в состоянии раздвоения личности. С одной стороны он безумно был рад вырваться из атмосферы тотального страха за свою жизнь. Рад был ощущать себя на родине, видеть возле себя лица американцев, чувствовать их менталитет. Радовался тому, что не надо было при каждом общении с соотечественниками каждый раз обдумывать свои слова, прежде чем их произнести. Наслаждался дыханием свободы и настоящей демократии. А с другой стороны, он все никак не мог отделаться от мании преследования. Ему все время казалось, что за ним неотступно следят вездесущие глаза агентов КГБ. В каждом встречном прохожем, он, прежде всего, старался разглядеть чуждые для него черты, которые бы выдавали «с головой» его вероятного палача. Он боялся одновременно, как открытых пространств — потенциально опасных для любого снайпера, так и закрытых, которые в любой момент могли стать для него роковой ловушкой. Одно время он всерьез размышлял над тем, чтобы сделать себе пластическую операцию. Он даже, как-то поделился своими мыслями на данный счет с одним из чиновников Пентагона, отвечающих за комплектование посольств военными представителями. Но тот, слава Богу, отговорил его от этой безумной затеи. Аргументом, послужившим отказу от необдуманного шага, стало то, что ему, если он хочет продолжить свою службу на данном поприще, менять свой облик категорически нельзя, ибо на новом месте службы при получении и ознакомлении с его личным делом, обязательно затронут эту тему, и тогда придется давать не совсем удобные объяснения. Да и у страны пребывания, может возникнуть нездоровый интерес к причинам, послужившим для смены обличия.
Все восемь лет, служа помощником военного атташе, он не был ни разу в отпуске. Поэтому получив разом компенсацию за неиспользуемое время для отдыха не слишком-то переживал, что его новое назначение затягивалось. Все тот же знакомый чиновник, пояснил ему, в приватной беседе за ресторанным столиком, что нового назначения можно не ждать, пока в Белом Доме не сменится караул. Потому, как новая администрация, наверняка захочет сменить штат военных атташе, доставшихся ей в наследство от прежней власти. И не потому, что демократы обязательно должны были сменить республиканцев, а потому, что времена теперь наступали совсем иные, а значит, и требования к сотрудникам посольств, представляющим интересы Пентагона, должны были в корне поменяться. Время дипломатических расшаркиваний медленно, но верно уходило прочь. Соединенным Штатам, находящимся на краю экономической, политической и социальной пропасти требовалось менять свою всегда жесткую риторику на еще более агрессивную. Мэтью, как далеко неглупый человек, рассчитывал и тут оказаться на коне и в авангарде перемен, ибо кто, как не он был, по сути, в самом центре заговора против русского президента. И хотя об этом нужно было помалкивать, он никогда не упускал случая принять многозначительную позу, если речь заходила о внутрироссийских делах. Он ведь всерьез рассчитывал, что государство осыплет его наградами с ног до головы, за умело проведенную операцию, но никто с этим делом, к его искреннему удивлению, не спешил ему навстречу. В какие бы высокие кабинеты он не заходил, все старательно отводили от него глаза и спешили поскорей сбагрить кому-нибудь другому настырного соискателя почестей. Все, что удалось выцарапать из родного ведомства, так это реплику наручных часов «Rolex Paul Newman Daytona» стоимостью якобы 90 000$ с дарственной гравировкой от главы Пентагона, но на самом деле, «красная» им цена в базарный день не превышала 400 «жабьих шкурок». Желая, как следует о себе заявить, чтобы повысить стоимость своих акций, он даже добился встречи с самим Дэниелом Смитом — всемогущим руководителем «русского дома». Но тот до обидного был холоден с ним, ограничившись лишь вялым рукопожатием и отделавшись ничего незначимыми словами ободрения и поддержки. Это демонстративное пренебрежение к его заслугам, сильно ударило по больному самолюбию Скайлза. Ведь кто, как не сам Смит, еще год назад, когда операция только готовилась, несколько раз сам связывался с Мэтью по закрытой линии связи и заискивающим тоном интересовался ходом подготовки к намеченной акции? А теперь он делает вид, что чуть ли не впервые видит его. И хотя Мэтью было обидно за невнимание к его заслугам, в душе он понимал, что чем меньше людей знает о его «подвигах», тем целее его личная шкурка, которую он любил больше чем лавры признания своих заслуг. Впрочем, денежное содержание, которым его щедро одарило родное ведомство, в какой-то мере, скрашивало весь негативный осадок от замалчивания его ведущей роли в деле дестабилизации извечного противника США. Поэтому не оставалось ничего другого, как терпеливо ждать нового назначения. Он, разумеется, не рассчитывал, что его законопатят в какое-нибудь полудикое африканское государство, где одна хунта сменяется другой на постоянной основе, и где есть риск, если и не заболеть малярией, то спиться от тоски и безнадеги. Ему, конечно, хотелось бы попасть в какую-нибудь маленькую тихую страну, наподобие Швеции или Швейцарии. А уж попав туда, заниматься неспешной и размеренной работой, которая не несет в себе никаких рисков. Днем заниматься рутинными и скучными делами, связанными с посещениями брифингов для дипломатических представительств, посещениями посольств дружественных (вассальных) государств, присутствием на маневрах карликовых армий, а вечером посидеть в хорошей компании коллег, где-нибудь в уютном кафе.
