Мой взгляд упал на платье для выпускного, и на сердце сразу потеплело. Обычно я не жалую атрибуты женского гардероба, предпочитая удобство красоте. Но сегодня это не наряд для последнего вечера в качестве школьницы, это моя снайперская винтовка. И у меня лишь один шанс на удачный выстрел в сердце Питера.

С фасоном для платья я определилась быстро. В феврале мы с родителями смотрели церемонию «Оскар», на котором Тильде Суинтон вручили заветную статуэтку за лучшую роль второго плана в фильме «Майкл Клейтон». Актриса надела на премию изумительное чёрное платье в пол с одним рукавом «а-ля летучая мышь». Мама мой выбор одобрила, но настаивала на другом цвете. После нескольких дней препираний мы нашли компромисс: бледный серо-голубой шёлк.

Ненавижу ходить по магазинам, но в этот раз сама настояла на поездке в Сиэтл за тканью. Как выяснилось, найти подходящий цвет не так уж легко: он оказался достаточно редким. Мы с мамой обошли с дюжину бутиков, побывали практически во всех торговых центрах. И когда уже отчаялись найти то, что нам нужно, заметили небольшой магазинчик, странный и довольно грязный. Мама засомневалась, что в подобном месте продаётся что-то приличное. Каким-то шестым чувством я поняла, что именно здесь мы найдём искомое, и убедила её зайти.

Старик-продавец выглядел не менее нелепым и зачуханным, чем его заведение, но ткани, разложенные по пыльным прилавкам, были настоящим сокровищем. Такого разнообразия довольно редких натуральных материалов по удивительно приемлемым ценам мы не видели ни в одном из посещённых магазинов. Подходящая на сто процентов и по цвету, и по фактуре ткань лежала в самом центре магазина, притягивая наши восхищённые взгляды как магнит. Мы даже не надеялись найти подобную красоту и незамедлительно указали продавцу на свой выбор. Поразительно, но ткани имелось в наличии ровно столько, сколько необходимо для пошива.

Когда я впервые надела платье, то ощутила себя настоящей королевой. Шёлк приятно холодил кожу и струился по фигуре, бережно обнимая каждый изгиб. Неожиданно небольшая грудь превратилась в достоинство: она не отвлекала взгляды от моей, как оказалось, не андрогинной, а хрупкой, как у китайской статуэтки, красоты. С удивлением я поняла, что привлекательна и сексуальна. Напрасно я всегда отмахивалась от мнения брата и родителей, считая, что они льстят из любви ко мне. Мама сшила платье не точь-в-точь как у Тильды Суинтон. Мы сохранили длину наряда и оригинальные рукава: один отсутствует, другой – «летучая мышь», но добавили глубокий вырез на спине. Модельная стрижка и модная тонировка на немного отросших волосах, туфли на высоком каблуке и серебряный клатч завершали образ, делая его ошеломительным. А́дам просто остолбенел, когда увидел меня при полном параде.

– А́ва, ты потрясающе выглядишь! – Восхищение в голосе брата было, как всегда, неподдельным, но в этот раз я ему поверила.

– Спасибо, мне тоже нравится моё отражение. – И как доказательство покрутилась перед зеркалом, широко улыбаясь.

– Теперь ты понимаешь, почему я непременно должен сопровождать тебя на бал? – Улыбка медленно сползла с моего лица.

Такого побочного эффекта я не предусмотрела. Однако желание понравиться Питеру оказалось сильнее, чем страх перед недовольством брата.

Я с трудом оторвалась от созерцания вечернего наряда: нужно немедленно придумать, как отвадить А́дама от выпускного бала.

«Что же может его остановить или отвлечь? Ночью он вроде не особо горел желанием идти. Расхотел? Не думаю, что мне грозит подобное счастье. Зато я уверена, как только брат снова увидит меня при всём параде, его мнимое недомогание как рукой снимет. Может, ему слабительное или снотворное в сок подсыпать?» – подумала я и тут же устыдилась.

Это уже явный перебор, даже для такой важной цели, как у меня. Понятно, что какая-нибудь неожиданная травма, например, ноги могла бы мне помочь, но это ещё более отвратительный способ. «Какая же я гадкая, раз мне в голову приходят столь чудовищные мысли о брате!» – произнесла я и заплакала, чувствуя себя абсолютно несчастной.

И тут меня осенило: «Плач! А́дам не выносит вида моих слёз! А ещё он ненавидит школу!» Я стала лихорадочно думать: «А́дам собирается вечером на бал и категорически не хочет идти на вручение аттестатов. Говорит, что дважды в один день не вынесет посещения «заведения для оболваненной молодёжи». Если я найду, на что обидеться, но не просто, а прям до горючих слёз, тогда брату придётся сопровождать меня в школу днём. Может, мне даже повезёт, и А́дам, утомлённый общением с многочисленными одноклассниками и их родственниками, уснёт и пропустит выпускной. Мне же достаточно не попадаться ему на глаза в новом наряде. Звучит наивно, но может сработать. Должно сработать! Какая же я умница!» – восхитилась я собой и захлопала от радости в ладоши. Хорошее настроение вернулось, и я была готова прожить этот самый важный для меня день.

В голове созрел макиавеллиевский план, и теперь осталось с хирургической точностью воплотить его в жизнь.

А́дам, кроме моих слёз, совершенно не выносит ещё одну вещь – бардак. Любовь к порядку и педантичность являются теми чертами его характера, которые напрочь отсутствуют у меня. Это, кстати, ещё одно различие между нами.

Если заглянуть в чулан, который служит брату комнатой, то можно отметить, что несмотря на пыль, возникающую, как по волшебству, практически сразу после уборки, там царит идеальный порядок. Старая тахта аккуратно застелена покрывалом, коробки выстроены по размерам чёткими, как под линейку, рядами, и даже старые журналы разложены по годам и номерам в порядке их выпуска.

Моя же комната похожа на помещение после локального торнадо: вещи, которые я надевала или собираюсь надеть, обычно валяются на кровати; стол завален книгами, тетрадями, блокнотами, ручками и другими нужными мне предметами. Обычно визит А́дама ко мне начинается с разговора о важности порядка для формирования сильной личности, во время которого брат методично раскладывает вещи по местам. А́дам на полном серьёзе считает, что экологическая катастрофа, надвигающаяся на планету, ничто иное, как недостаток порядка в умах и жилищах людей. Стоит ему увидеть незакрытый колпачком тюбик зубной пасты или фломастер, как можно тут же нарваться на лекцию о беспорядочной вырубке лесов или вымирании редких видов животных. Как эти разрозненные, на мой взгляд, факты связаны, я никогда не спрашивала, опасаясь новых нравоучений. Учитывая эту особенность брата, мне ничего не будет стоить вызвать у него недовольство подготовленным маленьким беспорядком.

Я так увлеклась построением плана, что забыла про время. Посмотрев на часы, я обнаружила, что уже полдень. «Проклятье! У меня на всё про всё всего час! А я до сих пор в пижаме!» – Быстро выпрыгнула из постели и заметалась по комнате, подготавливая авансцену для будущего спектакля. Сначала я убрала с глаз долой вечернее платье, чтобы А́дам не смог отвлечься на воспоминания о том, как я в нём выгляжу. Потом быстро достала первую попавшуюся под руку белую блузку и запихнула под одеяло так, чтобы был виден небольшой кусочек ткани. Я даже не успела толком навести ещё дополнительного бардака, как в дверь постучал брат. «Ну и слух у него, – подумала я. – Хотя ничего удивительного, между нашими комнатами довольно тонкая стена». Я метнулась за ширму и крикнула: «Входи!»

Я сделала вид, что собираюсь в большой спешке и не могу что-то отыскать в шкафу (хотя там висел на плечиках ещё с вечера подготовленный костюм, но откуда брату об этом знать). В процессе я принялась с максимальной настойчивостью звать его на вручение аттестатов, мотивируя тем, что это важный момент в жизни каждого школьника. Даже не видя из-за ширмы лица А́дама, я знала, что он скривился, будто съел лимон целиком. Решив, что не помешает усилить отвращение брата к встрече с одноклассниками, я ещё раз призвала его сопровождать меня. А́дам что-то пробурчал под нос, но я не стала уточнять, что именно, поскольку приближался кульминационный момент.