— Мне нравится, когда тепло, — голос Брунхильды отдалился, словно доносясь из-за стены, — как в глубине земли, где созревает зерно, перед тем как прорасти. Так возрождается и душа: брошенная в Аид, она появляется на земле, возрождаясь в новом теле. Мой сын любил мудрость греков и, через него я приобщилась к тайнам Элевсина.

— Твой сын? — Энгрифледа стряхнулась, пытаясь согнать дурман,- о чем это ты?

На губах Брунхильды зазмеилась жестокая, порочная улыбка и Энгрифледа снова поразилась, каким взрослым стало лицо вельвы.

— Я...я пойду, — Энгрифледа ненавидела себя за эту неожиданную нерешительность, столь противную ее натуре, но все равно не смогла ничего сделать, когда Брунхиильда вдруг поцеловала ее в губы. Только сейчас Энгрифледа увидела, что губы самой Брунхильды покрыты чем-то ярко-красным, блестящим, как кровь — или это и была кровь?

— Никуда ты не уйдешь, — рассмеялась она, — я была моложе тебя, когда брат заставлял нас с сестрами показывать ему...всякое. И я не отпущу тебя, пока не покажу тебе все, чему я научилась у брата.

-Твой брат? Амальгар? Я...я не понимаю.

-Ты все поймешь, дурочка, — лже-Брунхильда хищно улыбнулась, — совсем скоро.

Она вновь поцеловала Энгрифледу — сначала в губы, потом в грудь, кончиком языка лаская затвердевшие соски, потом спустилась еще ниже и молодая королева застонала от пронзившего ее острого, как пытка, наслаждения. Ее не первый раз целовали ТАМ, но ласки Брунхильды отличались о того, что ей доводилось доселе испытать с мужчинами. Вельва словно знала ее тело лучше ее самой, выискивая особенно чувствительные места на нежной плоти, впиваясь в них губами, теребя языком нежные, истекавшие влагой, складочки. Захваченная новыми, необычными, но необыкновенно сладостными ощущениями, Энгрифледа вскрикивала, запуская руки в растрепанную светлую шевелюру. Впервые в жизни она чувствовала себя столь беспомощной — и наслаждалась этим ощущением покорности, пока женские руки, губы и язык умело ласкали ее дрожащее тело — от трепещущей жилки на горле до изящных маленьких ступней. Вот она вскрикнула, ее тело выгнулось дугой, и Энгрифледа обмякла на постели. Брунхильда, рассмеявшись, наклонилась над ней и смачно поцеловала в губы, заставляя молодую королеву пробовать себя на вкус. Вельва улыбнулась и Энгрифледа увидела то, что ранее не замечала — торчащий из верхней челюсти клык.

— Ты...ты не сестра Амальгара, — выдохнула Энгрифледа, — кто ты?

Брунхильда рассмеялась — неприятным, будто лающим смехом.

— Та, кто займет твое место рядом с императором, — сказала она, — и поможет ему стать величайшим из владык этого нелепого века. Ты, глупая варварская дурочка, решила, что сможешь тягаться со мной? Ни тебе и не этой дурехе, чье тело я взяла, это не под силу. Я Юлия Агриппина, мать кесаря Нерона, жена кесаря Клавдия, сестра кесаря Гая Калигулы, правнучка самого Октавиана Августа. Мое предназначение — стоять у трона владык: поучая, направляя, а если нужно — и убивая их. Ты занимаешь свое место не по праву — так отдай мне все это: свою молодость, свое тело, свою жизнь.

Ее глаза вдруг стали желтыми с вертикальным зрачком, рот ощерился острыми клыками, а волосы превратились в извивающихся змей. Энгрифледа попыталась дернуться, но Агриппина, ловко захлестнув ее ноги своими, коснулась промежностью укромного местечка королевы. Влажные нижние губы слились с губами Энгрифледы и та, вновь охваченная сладостной истомой, не противилась этому насилию. В уши ударило шипение и в руках одержимой появилась соломенно-желтая змея. Агриппина положила ее между своих бедер и Энгрифледа вздрогнула, когда ее кожи коснулись холодные кольца.

— Вот и все, — сказала «Брунхильда», — я войду в тебя прямо сейчас.

С губ ее сорвалось змеиное шипение и Энгрифледа почувствовала как чешуйчатая голова скользнула в ее влажную щель. И вместе с ней в девушку проникало и нечто иное: холодное, мрачное, подменяющее ее мысли собственными кровожадными мечтами. Однако одновременно со злобным предвкушением обладания новым телом, она чувствовала и другое: раздражение, даже тревогу Агриппины от того, что очередная жертва сдается не так быстро, как остальные. Жизненная сила молодой королевы оказалась столь велика, что она продолжала борьбу против злобного призрака.

Но мертвецки-холодный чужой разум давил все сильнее, оплетая молодую королеву ледяными змеиными кольцами. Энгрифледа, чувствуя, что вот-вот сдастся, издала протяжный каркающий вой, полный одновременно ярости и отчаяния. В тот же миг послышалось оглушительное ржание и мощный удар сотряс дверь, вышибая ее внутрь комнаты. С оглушительным карканьем ворвались вороны и закружили вокруг «Брунхильды» метя клювами и когтями в ее лицо. Энгрифледа, внезапно вновь обретя власть над своим телом, пинком отбросила от себя Агриппину, одновременно за хвост вытягивая из себя змею. В тот же миг до нее донеслись жалобные крики.

— Нет!!! Пожалуйста, не надо!!! Это я! Это я! Это я!!!

Голос Брунхильды звучал как-то по-новому — и тут же вороны отпрянули от скорчившейся на ложе девушки. Энгрифледа, присев рядом с ней, силой отвела руки, которыми девушка прикрывала лицо и на нее глянули заплаканные глаза. Как-то сразу Энгрифледа поняла, что это не очередное притворство.

— Брунхильда? — осторожно сказала она и девушка торопливо закивала, ошалело озираясь. Взгляд ее прошелся по рассевшимся по углам воронам, по черному монстру, отдаленно напоминавшему лошадь, стоявшему в дверях и остановился на змее, что злобно шипя, извивалась в руке Энгрифледы, пытаясь укусить королеву. Девушка испуганно шарахнулась от гадины, заслоняясь руками.

— Она! Она в ней! Зло!

— И чего так орать? — к Энгрифледе уже вернулось самообладание, — эта змейка что, ядовитая?

— Нет, — мотнула головой Брунхильда, — нет, не ядовитая. Соплеменники этой ведьмы называли ее эскулаповой.

— Ну тогда, — вторая рука Энгрифледы наткнулась на что-то твердое меж устилавших ложе шкур и, пошарив в них, она достала большой нож с рукоятью в виде головы волка. Она уже хотела разрубить змею пополам, но Брунхильда вцепилась в ее руку.

— Нет! Нельзя! Если ты убьешь змею — дух Агриппины освободится! И снова будет искать тело. Ты не представляешь, какая это хитрая тварь.

— Уже представляю, — поморщилась Энгрифледа, — ладно, раз такое дело.

Она вылила из кувшина вино, сунула змею внутрь и накрыла одним из кубков.

— Ты сама в порядке? — Энгрифледа посмотрела на Брунхильду, — Помнишь что-нибудь?

— Немного, — покачала головой вельва, — помню матушку... с разбитой головой. Помню, как она схватила меня за руку, а потом... все как в тумане. Частично я все еще оставалась в своем теле, а частично — блуждала в Хель, на грани жизни и смерти. Она могла отправить меня туда насовсем — но тогда и ей бы пришлось остаться в моем теле навсегда, а она хотела выбрать что-то получше.

— Ага, и выбрала меня, — передернула плечами Энгрифледа, — да еще и так мерзко.

Королева с омерзением посмотрела на чуть заметно покачивающийся кувшин, из которого еще слышалось злобное шипение.