По спине озноб летит. Все тело перетряхивает.

Хорошо, что к тому моменту уже на ручнике стою, а не где-то в потоке движусь, потому что первый, будто вложенный потусторонней силой порыв – разбиться о стену.

Ни хрена не до шуток. Но иначе я не знаю, как с этой странной связью и вызываемыми ею страшными эмоциями справляться.

Хочу набрать ее, услышать голос, сказать все, что подгорает внутри… Останавливает лишь то, что знаю: она не одна сейчас. В полном кабинете сотрудников нормального разговора не получится. А выходить и искать укромное место ради меня новая Ю не станет.

Поэтому я беру себя в руки и пишу ответ.

Ян Нечаев: Я знаю, как ее воскрешать.

Ян Нечаев: Закапывай сколько угодно глубоко, я раскопаю и воскрешу.

И снова пауза. А я, мать вашу, жду.

Закурив, туплю в машине, словно мне не хуй больше чем заняться.

Юния Филатова: Ты, оказывается, не только зоофил, Нечаев. Еще и некрофил.

Черный юмор подъехал.

Лады. Пусть так.

Затягиваюсь. Выдыхаю. Набираю.

Ян Нечаев: Когда кончаешь, ты очень живая.

Юния Филатова: На твои пошлости, Нечаев, я отвечать точно не собираюсь.

Ян Нечаев: Правильно. Не отвечай. Просто кончай.

Юния Филатова: Ян…

Удивительное влияние, но я ловлю себя на мысли, что все отдал бы только ради того, чтобы услышать сейчас, как она произносит мое имя вслух.

Юния Филатова: Ладно. Я придумала. Решим вопрос с моральным ущербом следующим образом… Ты позволишь мне общаться с Ильей.

Твою мать…

Не хочу, блядь, злиться… Но, сука, злюсь.

Зачем?!

Ян Нечаев: Не стоит меня провоцировать, Ю.

Пишу, отправляю… А потом такой… Стоп. Она у меня разрешения спрашивает.

Вот в чем суть.

Юния Филатова: Я не провоцирую. Тут вопрос доверия. Если ты относишься ко мне так же, как озвучивал… Если до сих пор думаешь, что я способна крутить с одним из твоих братьев… Иди к черту, Ян!

Скриплю зубами. Засаживаю кулаком в руль. Разражаюсь матами.

Пальцы дрожат, когда отвечаю.

Ян Нечаев: Договорились, Ю.

Ян Нечаев: Постарайся закончить сегодня работу к семи.

Юния Филатова: Почему к семи?

Ян Нечаев: Потому что в 19:05 я буду ждать тебя на паркинге.

И похер, что рабочий день до шести.

Юния Филатова: У меня есть еще одно предложение по оптимизации себестоимости. Но Лилии я теперь не доверяю. Можно к тебе сейчас зайти?

Юния Филатова: Мм-м… К вам.

Тягостно вздыхаю.

Приоткрываю окно. Швыряю окурок.

Ян Нечаев: Я не на месте. И не знаю, когда буду. Лилия у нас больше не работает. Не хочешь, кстати, ее заменить на время, пока отдел кадров не найдет мне нового секретаря?

Юния Филатова: Нет уж, спасибо.

Ян Нечаев: Дождался все-таки твое «спасибо».

Юния Филатова: Очень смешно. Так что мне делать с предложением, Ян Романович? Это важно.

Ян Нечаев: Присылай на почту, Юния Алексеевна.

Сворачиваю переписку, когда понимаю, что она больше ничего не ответит. Выхожу из машины. Закидывая телефон в карман брюк, оглядываюсь.

Хрен знает зачем.

И без того ведь понимаю, что район старый и благополучием не славится.

Дверь в подъезд нараспашку. Поднимаюсь.

Стучу, потому что звонок признаков жизни не подает.

– Кто там? – отзывается из-за двери детский голос.

На пару секунд теряюсь.

Потом включаю мозги и вспоминаю, как общаться с детьми. Тем более это, похоже, мальчишка, к которым я привык.

– Привет. Меня зовут Ян Нечаев. А тебя?

– Натан Поверин.

Фамилия та же, что и бывшего Ю.

По спине сбегает первая волна липкой дрожи.

«Я никогда не была беременной…»

Нет, блядь… Нет! Это не может быть ребенок Юнии.

Она бы своего не оставила.

Доверяй ей… Блядь, хотя бы попытайся!

– Ты футболист? – врывается в мое звенящее от напряженных дум сознание голос мальчишки.

– Был когда-то.

– Ух ты, как круто! У меня есть твоя футболка! Ты не мог бы ее подписать?

– Взрослые дома есть, Натан?

– Не-а.

Должен развернуться и уйти.

Но не могу.

– Вообще так делать нельзя. Но мне можно доверять. Подпишу футболку, если откроешь.

И замки коротко щелкают.

…потеря, которую я, вступая в войну с собой,

никак не желаю отпускать…

© Ян Нечаев

Мелкий не только дверь мне открывает. Впускает в квартиру. Позволяет осмотреться.

На пороге понимаю, что ни хрена хорошего мне здесь не светит. Но стискиваю челюсти и шагаю. С гремящим за ребрами сердцем расшатываю не успевший толком закрепиться мир с Юнией Филатовой новыми подробностями ее жизни без меня.

Сколько там времени после развода прошло? Из этой жизни ее до сих пор не вычеркнули.

Везде она. В каждом закутке.

И если наличие обезличенных женских штук и прибамбасов можно списать на предполагаемую новую подружку Поверина, то с фотографиями, которые повсюду, труднее поспорить.

На всех Ю.

С Натаном, которому сейчас навскидку лет десять дать можно, в разные годы его жизни, начиная аккурат с пяти… И с самим Костей Повериным – тупорылым татуированным качком.

Здесь ее до сих пор любят. И чувства эти не скрывают.

Грудь сдавливает. Обручами сжимает. Сердце с легкими в одну кучу сгоняет. Смотрю на улыбающуюся со всех снимков Юнию, и кажется, что никогда больше вдохнуть не смогу.

Это разве она? Та же девчонка, которая дрожала в моих руках.

Чисто внешне все то же. Только глаза чужие. Цепляюсь за эту деталь, стойко игнорируя лапы-грабли Поверина на моей Ю. Да и его самого в целом.

Что с ней было?

В глазах тьма. Одуряющее головокружение. И чернота в нутро будто нефть хлещет. Тошнота поднимается зверская. Страх разлететься на куски не столь ужасен. Подношу спичку, чтобы разнесло. Освободило.

Больно? Разрушен. Сгораю. Но не убит.

– У нас все хорошо, – подкидывает дровишек Натан. – Мой брат чемпион Европы по джиу-джитсу! А скоро победит весь мир! И мы переедем. Далеко-далеко.

– Твой брат?

– Костя.

Ну да, похожи. Похожи.

Смотрю на гориллу, якобы в поисках интеллекта. На самом же деле задаюсь вопросом, могла ли эта тварь резать Ю.

На конченого извращугу, честно признаться, не особо тянет.

Но и по Юнии никогда ведь не скажешь…

Сука, как же жжет за грудиной. Вдохнуть невозможно.

На хрена ехал сюда? Какую информацию рассчитывал вскрыть? Что не жила здесь?

Глупо. Потому как все указывает на то, что была здесь. С ним.

– Где брат? – хриплю, обращаясь к малому.

– Работает.

– А ты что же?..

– А что я?

– Дома сидишь?

– Так ведь каникулы.

– Понятно.

– Футболку подпишешь? Ты обещал?

Поджимая губы, киваю. Кулаки стискиваю. Работаю на выносливость в титаническом труде переживать боль.

– Откуда она у тебя? – спрашиваю, когда пацанюра приносит часть моей старой футбольной формы.

– Юния подарила… Еще давно…

«Подарила…» – раскатываю мысленно, визируя маркером часть своего прошлого.

Я бы ни одну ее вещь не отдал… Не отдал же.

Сколько еще боли будет?

– А ты играешь сейчас? Юния говорила, что тебя звали в столичный клуб и национальную сборную, но ты предпочел забугорную команду.

На автомате ухмылку давлю. Просто не знаю, как еще с эмоциями справляться.

– Нет. Давно не играю.

– Даже понарошку?

Хмурюсь, пока догоняю, что под «понарошку» Натан подразумевает любительское увлечение футболом.

– Даже понарошку.

– А мы с Юнией играем!

– Рад за вас, – роняю, скрепя сердце.

– Сейчас новая звезда в юношеской сборной – Тарас Говорун. Помнишь такого?

Мотаю головой.

– А он тебя помнит. Есть ролик, где он рассказывает, что попал в футбол благодаря мажору, который устроил его в спортшколу, купил форму и дал денег. Твое имя называет! И счастливый стольник баксов показывает! Помнишь, помнишь? – распаляясь, несколько раз подскакивает.