Ужасно расстраиваюсь, когда Нечаев пишет, что задержится на дополнительные сутки. В груди начинается бурление. Ничто не помогает его успокоить.

Сотню раз берусь за телефон, чтобы набить сообщение, которое выжимает из меня измотанная психика.

Юния Филатова: Ты мне нужен прямо сейчас. Умоляю, брось все и приезжай.

Набиваю и стираю.

Довожу себя, довожу… Не на что переключиться.

В один миг сдаюсь. Звоню Яну по видео. Он… Сбрасывает.

Ян Нечаев: Не могу сейчас говорить. Все нормально?

Нет, не нормально.

Но написать об этом я не решаюсь.

Выхожу на крыльцо внутреннего двора. Пристраиваюсь на ступеньки рядом с Богданом, он с задумчивым видом гладит пса.

– Через пару дней заканчиваются каникулы, – изрекает скорбно, что вызывает улыбку с сочувствием. – Снова придется гонять отца в кабинет директора. Эх.

– Прям придется?

– Ко мне же специально цепляются! Только потому, что я Нечаев, понимаешь? Провоцируют!

– А ты не поддавайся. Не будешь реагировать, задирать перестанут.

Мальчишка вздыхает.

– Ян тоже так говорит.

Услышав его имя, поднимаюсь.

– Ты куда?

– Я, пожалуй, прокачусь перед ужином, – задвигаю не очень уверенно.

– Эй… – вскакивает на ноги. – Не думаю, что тебе можно одной уезжать. Подожди Илюху, – просит взволнованно. Но я уже иду к двери, ведущей в гараж. – Ю! Я Яну напишу!

– Я сама ему напишу, Богдан, – заверяю. Оборачиваясь, добавляю: – Не беспокойся.

В гараже срываю с запястья пластырь. Выбрасывая в урну, знаю, что больше его не наклею никогда. Дыхание сбивается. Эмоциональный фон становится токсичным, будто радиационный.

Открывая ворота, впускаю свежий воздух.

Прежде чем сесть на байк, захожу в сообщество своего тату-мастера. Лихорадочно листаю посты, пока не добираюсь до фотографий четырехлетней давности.

Горло перехватывает, но из глубин души вырывается стон. По щекам скатываются горячие слезы.

Мое «до» и «после» – это пересекающий линии синеватых вен уродливый красный шрам и объемная нательная живопись в виде милой пушистой зайки.

Не переставая плакать, сохраняю обе фотографии. Без колебаний отправляю Яну.

После этого прячу телефон, вытираю лицо, сажусь на мотоцикл и покидаю гараж.

В пути сомневаюсь в правильности выбранного направления. Особенно сильные сомнения охватывают, когда сворачиваю с трассы в лес. Не думала, что когда-нибудь решусь рассекать по чаще в одиночку.

Но…

Наверное, это та самая дорога, которую я пять лет назад не смогла сама пройти.

«Мне нужно… Нужно в этот дом… Добраться… Любой ценной…» – все, что бьется в моей голове.

И, наконец, я вижу его.

Грудь сходу разбивают безумные эмоции. Шлем с трудом заглушает полувскрик-полувздох. Перед глазами на миг все блекнет. Переводя дыхание, заставляю себя успокоиться.

Глушу мотор. Закатываю байк под навес, где хранятся ровные стопочки дров. Нахожу под одним из поленьев ключ – помню, как Ян именно там брал. У двери в нерешительности замираю.

Это последний шаг. Я должна столкнуться с прошлым, которое до сих пор не дает двигаться дальше, кто бы там ни крылся. Ангелы или демоны – пора всех принять.

Вставляю ключ. Проворачиваю. Шагаю через порог.

Половицы скрипят, соревнуясь с шумом моего дыхания. А за спиной рождаются слабые раскаты грома. Вздрогнув, закрываю дверь. Иду в комнату. У камина застываю.

Сердце разрывается, столько событий и связанных с ними чувств проносится сквозь него. Меня трясет, но слез, как ни странно, нет.

Опускаюсь на шкуру. Судорожно дыша, пробегаюсь по жестковатым ворсинкам шерсти пальцами.

И в этот момент вибрирует мой телефон. Откидываясь спиной на изножье кровати, достаю из кармана, чтобы прочитать сообщение.

Ян Нечаев: Где ты?

Юния Филатова: В охотничьем домике.

Ян Нечаев: Я лечу домой.

Ян Нечаев: Часов через 6-7 буду. Раньше никак.

Меня разрывает от желания знать, что он думает. Как воспринял фото? Что чувствует?! Но я понимаю, что расспрашивать не время. Только глядя друг другу в глаза, когда будет возможность видеть реакции, готова говорить.

Хватает того, что сейчас, на расстоянии тысячи километров, через скупые сообщения ощущаю тревогу, за которую мне адски больно и удушающе стыдно.

Юния Филатова: Жду тебя, Ян.

Ян Нечаев: Ю…

Ян Нечаев: Только, пожалуйста…

Юния Филатова: Все в порядке. Я буду тебя ждать, Ян.

[1] (*_*) – восхищен, фанатею, обожаю.

[2](/_\) – таю.

Моя девочка. Моя неземная Одуван. Моя Зая.

© Ян Нечаев

Еще один, блядь, героический выход на поле, и пациент готов. К вечеру того же дня в бедре режет и жжет с такой, сука, интенсивностью, что добраться ровным шагом до кровати стоит зверских усилий.

Противовоспалительное и обезболивающее на трое суток. Относительный покой. Какие-то, мать вашу, чудо-пластыри… Не стихает.

Тяжело оставлять Ю. Крайне тревожно. Но возможности тянуть дальше с обследованием нет.

Результаты по тестам неутешительные – трещина в титановой пластине, ее частичное смещение, острое воспаление окружающих тканей, экстренная необходимость ложиться под нож.

Сука…

Прискорбно. Но что поделать, если других вариантов нет.

Хорошо, кости целые. И слава Богу, не обнаружено проблем с металлоконструкцией в позвоночнике. Все-таки за последние месяцы позволил я себе немало.

Сука… Снова операция.

Настраиваюсь.

Учитывая анамнез, понимал ведь, что рано или поздно потребуется новое вмешательство. Ничего сверхъестественного не происходит.

В этот раз ограждаю от переживаний всех близких. Никого не оповещаю. Даже отцу не говорю. Заверяю, что по здоровью все нормально и, мол, задерживаюсь в рабочих целях.

В клинике меня каждый второй специалист знает. Виной тому не столько мои травмы, сколько умение находить общий язык с людьми. Не думаю, что мой случай какой-то прям уникальный. Медики здесь повидали всякого. Но я валялся у них исключительно долго. И в последующие годы строго по плану проходил все осмотры. Как не претило, советовался, когда садился снова на мотоцикл, когда вводил в тренировочную программу новые упражнения, и каждый гребаный раз, когда в теле возникали какие-то нетипичные ощущения.

Спокойно договариваюсь о хирургическом удалении рухнувшей пластины и крепивших ее штифтов. Операцию готовят на утро третьего дня моего пребывания в Германии. Вечером второго, после всех полагающихся обследований, стою у себя в палате и настраиваюсь на разговор с Юнией. Уже знаю, что придется проваляться здесь около пяти дней. Даже если продолжу прикрываться работой, новые шрамы не скрыть. Пытаюсь решить, что скажу ей, чтобы остаться в своей силе. Торгуюсь с совестью, которая требует исключительной честности. Против своей воли взращиваю мужественность, которая никак, сука, не идет на уступки и не позволяет дать Юнии даже представить себя на больничной койке.

А потом…

Ю присылает фотографии, и все летит к черту.

Полагал, все самое сложное в этой жизни уже прошел. Думал, абсолютно все способен выдержать.

Ошибался.

В ту секунду, когда вижу, что спрятано под татуировкой зайки на запястье Юнии, мой мир раскалывается пополам. Раскалывается точно по линии моей грудины, как ствол дерева, в которое влетел мощнейший заряд молнии. И никакой титан не способен сохранить организм в целостности. Хоть всего меня в него закуйте, как я отлил свою гранатовую пулю, не выстою.

У человека есть душа, а значит, существуют и слабости. Моя – девочка с глазами-океанами.

Моя девочка. Моя неземная Одуван. Моя Зая.

В какой момент тебе было настолько больно? Когда?!

Почему я не знал? Почему не был рядом?

«Всегда помни, кто ты…»

Я добро. Я вера. Я правда. Я сила.