— Мы вам, наверное, мешаем. — Дама несколько раздражённо обратилась к Мякину.

Мякин отложил книгу и, посмотрев на даму, тихо ответил:

— Нет. Это, вероятно, я стесняю вас. Уж извините, здесь такой порядок, что из палаты не вырвешься.

— Да, порядок, — покачала головой дама и обратилась к моряку: — Котик, там тебе точно будет лучше, комфортнее. Там и прогуливаться будешь, а не сидеть в этой… — Она попыталась подобрать обидное слово вместо палаты, но решила просто обозвать её комнатой. — В этой коммунальной комнате, — закончила она фразу.

— Мамочка, нам и здесь комфортно, — попытался возразить моряк.

— Ну да, тебе, котик, везде комфортно, ты у нас совсем неприхотливый, — согласилась дама.

Мякин вновь углубился в чтение:

«Инвалид был немногословен. В коридорных разговорах участвовал редко. По утрам он надевал большой протез и, стукая искусственной ногой об пол, выходил в сумрачный коридор. Протез при ходьбе жутко скрипел кожаными ремнями, которые удерживали сложное сооружение на худом теле инвалида. Местная шумная ребятня инвалида побаивалась и при его появлении как-то затихала, стараясь незаметно проскочить мимо него вдоль стены.

Тихий сынишка инвалида, видимо, подчиняясь влиянию сверстников, вёл себя так же. Одним словом, совершенно трудно было заметить по его поведению, что инвалид является его отцом. Может быть, у себя в комнате его поведение было другим, но здесь, среди коридорных сорванцов, трудно было догадаться, что он и инвалид — близкие родственники».

— Ну, котик, я, пожалуй, пойду, — услышал Мякин громкий голос дамы. — Ты уж одну ночку потерпи, — добавила она. Затем встала, обернулась в сторону Мякина и заявила: — Вы, молодой человек, извините нас, если мы вам помешали. Завтра ваш сосед освободит вас от своего присутствия. Так что и вы потерпите всего одну ночку.

Мякин отложил книгу и, почувствовав, что, наверное, надо встать при даме, поднялся с постели, поправил одежду и, опустив руки по швам, застыл в ожидании следующих слов посетительницы. Дама, слегка улыбнувшись, добавила:

— Всего одну ночку.

Мякин, вроде бы в знак согласия, несколько раз кивнул.

— Прекрасно, — произнесла дама и повернулась к моряку. — Целую тебя, мой котик. Так что до завтра. Не скучайте здесь. — Она подошла к двери и тихонько постучала в неё указательным пальцем.

— Мамочка, так ты до них не достучишься! — Моряк встал рядом с дамой и три раза жёстко ударил в дверь кулаком. — Вот так, может быть, услышат.

— Да, — поморщилась дама, и они вдвоём застыли в ожидании реакции больничного персонала.

Только после третьей серии ударов дверь отворилась, дама прикоснулась губами к щеке моряка и, попрощавшись, вышла в коридор. Мякин от нечего делать потоптался возле кровати и, заметив, что моряк не расположен общаться, снова занялся чтением:

«В отличие от инвалида, учительницу никто не боялся. Её появление в коридоре никак не влияло на поведение ребятни. Да и взрослые относились к ней довольно равнодушно — может быть, потому, что она сама была не очень приветлива, а может быть, оттого, что её всегда строгое бледное лицо было закрыто для эмоций. Соседи считали её нелюдимой и редко обращали на неё внимание. С ней, в комнате почти напротив инвалида, проживал её взрослый сын, который где-то учился и всё время был занят, в общественных делах никогда не участвовал, и его личная жизнь соседям практически была неизвестна.

Остальные соседи охотно общались, ссорились из-за пустяков, трудно мирились, воспитывали детей разного возраста, заготавливали на зиму дрова, весной усиленно возились на огородах, которые располагались здесь же, недалеко от дома. Время летело и быстро, и медленно — в зависимости от настроения, занятости и обременения бытовыми мелочами».

— Что читаешь, матрос? — услышал Мякин, перелистывая очередную страницу.

Он положил книгу на тумбочку и скромно ответил:

— Да так. Роман какой-то. Только начал.

— «Какой-то»? — удивился моряк. — Читаешь и не знаешь о чём?

— Да нет. Знаю о чём, только читаю машинально, лишь бы время занять, — оправдался Мякин.

— Понятно, — пробасил моряк, тяжело вздохнул и добавил: — Вот, видишь ли, расформировывают наш экипаж. Последняя ночка осталась.

Мякин, не зная, как отреагировать, односложно ответил:

— Да…

— Да-а… — протяжно повторил моряк, подошёл к окну и несколько минут стоял молча, созерцая рано наступившие сумерки. — Скоро зима, — задумчиво произнёс он. — Замёрзнет всё, и наше судоходство.

— Судоходство? — вопросительно повторил Мякин. — А что же, ледоколов у нас нет?

Не оборачиваясь моряк ответил:

— Ледоколы, конечно, есть, а судоходство всё равно мёрзнет.

Мякин не стал уточнять, что имел в виду моряк, но, почувствовав в этих словах «судоходство мёрзнет» какое-то глубокое уныние, спросил:

— Вы обещали рассказать техническую историю. Помните?

Моряк обернулся, взглянул на Мякина и, еле заметно улыбнувшись, ответил:

— Помню. — Он вернулся к своей койке, грузно расположился в ней и продолжил: — Весёлая история была. Жаль только, участников маловато: я да матрос-салага.

Дверь палаты неожиданно отворилась, и дежурная объявила:

— Мякин, к вам гостья.

Мякин торопливо встал и ответил:

— Да, конечно.

— Стойте, стойте! — возмутился моряк. — Мы ещё не готовы. Дайте хоть минуточку!

Мякин, поправляя пижамную куртку, быстро согласился:

— Да-да. Через минуточку.

Ровно через минуту в палате появилась Раиса. Она благоухала и сияла во всей своей жизнерадостной чувственности.

— Мякиша, как мы все по тебе соскучились! — вместо приветствия произнесла она.

Мякин в ответ ничего более умного не придумал, а только удивлённо произнёс:

— Да?

— Конечно да! Конечно да! — затараторила Раиса. — И Герасим Ильич о тебе справлялся уже несколько раз. Спрашивал: «Как там наш Мякин?»

— Ну и что вы отвечали? — нахмурившись спросил Мякин.

— Отвечали, что лечится, — сказала Раиса и, оглядывая палату, добавила: — А у вас тут просторно, даже танцевать можно.

— Вот-вот. Можно танцевать, — скороговоркой пробасил моряк и накинулся на Мякина: — Ты что же, матрос, так хмуро встречаешь такую красавицу?

Он, стараясь быть элегантным, подошёл к Раисе и, широко улыбнувшись, произнёс:

— Наш экипаж рад приветствовать королеву на своём борту! Разрешите ручку поцеловать?

Раиса улыбнулась и со словами «очень приятно» подала ему руку. Приложившись к ручке, моряк заявил:

— Ну, матрос, аж завидую тебе: такая королева тебя посетила! — И, обращаясь к Раисе, добавил: — Располагайтесь, Ваше величество, средь своих подданных и повелевайте!

Раиса искренне расхохоталась и ответила:

— Королева повелевает одарить вас сладостями и вкусностями за служебное рвение.

Она достала из аккуратного пакетика две коробочки с конфетами и по очереди вручила их моряку и Мякину.

Моряк, принимая конфеты, произнёс:

— Воистину королевский подарок!

А Мякин, не соображая, как реагировать на происходящее, застыл с коробочкой в руке посреди палаты.

— Ну что ж, тогда изложите своей королеве, какова обстановка в королевстве и как живётся подданным. Не притесняют ли кого? — Раиса присела на стул и, ожидая ответа, ещё раз внимательно осмотрела палату.

— Нынче у нас полный штиль. В сухом доке стоим, Ваше величество, — уже не очень весело ответил моряк и добавил: — Лучше уж вы повеселите нас, простых смердов, как и что происходит там, на просторах королевских?

Раиса, улыбаясь, повторила:

— На просторах королевских, — и, взглянув на Мякина, произнесла: — Ждём мы вас там здоровыми и крепкими.

Моряк на несколько секунд задумался, а затем как-то совсем не оптимистично пробасил:

— А сие от нас мало зависит. Уже мало, — добавил он и, всё-таки улыбнувшись, пояснил: — Теперь всё от вас, от молодёжи идёт, — и обращаясь к угрюмому Мякину, почти в приказном тоне заявил: — Матрос, да не стой ты столбом, словно скала на фарватере! У нас красавица, а ты молчишь!