— Мякиша, что с тобой? — спрашивала она Мякина и каждый раз получала один и тот же ответ:

— Всё хорошо. Не беспокойся. Иди ложись.

В конце концов она забеспокоилась и привела Мякина к врачу. Ничего особенного у Мякина не обнаружили. Рекомендовали почаще отдыхать, быть на свежем воздухе и некоторое время принимать успокоительное. Но супруга заметила, что ничто Мякину не помогает, наоборот он становится всё угрюмее и вообще перестал спать. Клинический доктор с труднопроизносимой фамилией, осмотрев Мякина и полистав его бумаги, заключил:

— Предлагаю полежать у нас несколько недель. Понаблюдаемся, подберём нужные лекарства. В общем, надобно полечиться.

Супруга тревожно покивала головой, собрала вещички и привезла Мякина в клинику. Палата Мякину понравилась. Всего два человека. Обстановка, хотя и скромная, но чистенькая, то есть жить можно. Единственное, что его обеспокоило, — это то, что с утра его никто не осмотрел и никаких процедур и лекарств ему не назначили.

— Я уже давно здесь, — тихо произнёс тощий. — Всё здесь изучил, всё знаю. Всех персон. Эта, которая с рыбой, очень вредная. С ней ни о чём договориться нельзя. Она у них главная по рыбе. Вы ещё настрадаетесь от неё. Я вообще с ней не разговариваю. «Здрасте», «до свидания» и всё. — Тощий обернулся. — Вы опять спите. Вы нас всё-таки погубите.

Мякин поднялся с постели и подошёл к двери, толкнул её наружу — дверь не поддалась.

— Бесполезно, — констатировал тощий. — Видите, нет ручек? Они нам не доверяют. Они думают, что нам ручки на дверях не нужны.

— Да, ручек нет, — согласился Мякин. — Надо постучать — может быть, откроют.

— Бесполезно, — повторил тощий. — Стучите, не стучите, всё равно ручку вам не дадут.

— Мне не ручка нужна, — пояснил Мякин. — Мне что-нибудь для сна.

— Для сна? — удивился тощий. — Зачем? Мы же должны бдить, то есть караулить. Вы же индивид два. Вы сами согласились, а теперь… — Тощий нервно заходил кругами по палате. Заложив руки за спину, он продолжал наставлять Мякина: — Если мы будем спать, они обязательно придут. Вы помните, кто они? Они персоны. От них можно ожидать чего угодно. Я уже давно не сплю. С самого начала и до сих пор они не справились со мной. А если бы я спал, вы бы не узнали меня. Я был бы не я, а кто-то другой. Кто-то другой, — несколько раз повторил тощий. — Вот вы сейчас индивид два, а можете стать кем-то другим. Вы хотите стать другим?

Мякин вспомнил, как он хотел стать новым человеком.

— Вы молчите — значит, не хотите стать другим, — продолжил тощий. — Что значит «быть другим»? — Он задал вопрос и остановился. — Другим? Вы понимаете, что это значит?

Не дожидаясь ответа, тощий двинулся дальше по кругу и продолжил рассуждения:

— Друг — это друг. Он должен понимать меня, а другой — он не друг. Я его не понимаю, и он меня тоже. Одним словом, если я стану другим, я перестану понимать сам себя.

Тощий снова остановился, видимо, осмысливая сказанное.

— Понимать себя? — Он продолжил своё круговое движение. — Вы понимаете себя?

Тощий снова остановился, словно натолкнулся на какое-то невидимое препятствие.

— Вы понимаете себя? — повторил он вопрос.

Мякин стоял у двери и не знал, как ответить. Сначала он решил сказать что-нибудь неконкретное и произнёс:

— Не всегда. Иногда…

— Не увиливайте, — прервал его тощий. — Я спрашиваю вас: вы понимаете себя?

Мякин сообразил, что сейчас, в данный момент, ему отвертеться от ответа не удастся, и, не думая, твёрдо произнёс:

— Понимаю. Я себя понимаю.

— Вот опять, вот опять! — Тощий словно возмутился от мякинских слов. — Вот опять неправда! Не может индивид так говорить. Не может!

— Почему же не может? — возразил Мякин. — Понимать себя всегда полезно.

— Я не спрашиваю вас о полезности, я спрашиваю о понимании. — Тощий сел на кровать и закрыл лицо руками. — Я вот иногда, мне кажется, совсем не понимаю себя. Нет, я, конечно, стараюсь понять себя, но… — Он быстро вскочил, подошёл к окну и на несколько секунд затих.

— Вы видите, что творится вокруг? — Тощий, не оборачиваясь, продолжил свою речь. — Кругом непонимание. Даже вы — индивид два — не понимаете меня, а себя разве вы понимаете? Вы сказали, что понимаете. Тогда скажите мне, только честно: все ли ваши поступки вам понятны? Есть ли такие, которые вам теперь не нравятся? Нет, не так я сказал. Понимаете ли вы, к чему они, ваши поступки, могут привести?

Мякин прошёлся по палате, вновь приблизился к двери и сказал:

— Я всё-таки постучу.

Тощий, не оборачиваясь, с нотками безнадёжной тоски ответил:

— Делайте как хотите, но за свои поступки отвечайте сами. Меня увольте. Я здесь ни при чём, то есть если меня спросят, то я отвечу: «Я ни при чём».

— Хорошо, хорошо, — согласился Мякин и тихонько постучал, прислушался и ещё раз, но гораздо настойчивее, стукнул по самой середине белой, немного потёртой внизу двери.

Тощий вернулся к своей постели, лёг, демонстративно отвернулся от Мякина к стене и затаился в позе с согнутыми коленками. К удивлению Мякина, через минуту дверь отворилась и на пороге появилась медсестра — женщина средних лет с усталым морщинистым лицом. Бегло взглянув на пациентов, она равнодушно спросила:

— Что вы хотите?

Мякин совсем не ожидал такой быстрой реакции на его стук и вначале несколько растерянно произнёс:

— Нам бы… то есть уже вечер…

— Да, вечер, — перебила его сестра. — Через час отбой.

— Я плохо сплю, — продолжил Мякин. — Мне нужно снотворное.

— Здесь все плохо спят, — ответила сестра и добавила: — Но только в самом начале.

Она полностью проникла в палату и прикрыла за собой дверь.

— Посуду надо вернуть. — Сестра по очереди подошла к тумбочкам и собрала тарелки и кружки. — Опять не ешь? — обратилась она к тощему.

Тот разогнул колени, вытянул ноги и ничего не ответил.

— Скажу доктору. Он знает, как тебя следует кормить. А что же вы не повлияли на него? — обратилась она к Мякину. — Такой худой и не ест!

Мякин как-то неуверенно ответил:

— Он не хочет. Как же я могу, насильно, что ли?

— Вы, я вижу, интеллигентный человек, можете его убедить, что не кушать — так и помереть можно.

— Не дождётесь, не помру, — не оборачиваясь, проворчал тощий.

— Вот видите, — уточнил Мякин. — Как же можно его убедить?

— Завтра будем кормить насильно. Голодающие нам здесь не нужны. — Сестра подвела итог этой дискуссии и направилась к выходу.

Мякин занервничал и произнёс:

— А я? Я совершенно не сплю! Можно мне-то что-нибудь дать на ночь?

Сестра остановилась у двери, посмотрела на растерянного Мякина и почти дружелюбно ответила:

— Я вам попозже что-нибудь принесу.

Она вытащила из кармана какую-то штучку и ткнула ею в планку на двери — дверь со щелчком открылась, и медсестра с тарелками и кружками вышла в коридор.

Мякин подошёл к окну. Очень быстро темнело, во дворе зажглись фонари. В их желтоватом свете чёрные от сырости ветви деревьев напоминали какую-то сюрреалистическую картину. На чёрном фоне подсвеченные ветки с блеском от капелек воды корявыми монстрами тянулись куда-то вверх и сливались с бездонной чернотой осеннего ночного неба.

Мякин глубоко вздохнул и вернулся к своей постели. Он прилёг, не раздеваясь, поверх байкового одеяла и закрыл глаза. В мякинской голове с трудом шевелились разные мысли, и каждый новый их поворот возвращал Мякина к бессоннице, из-за которой он и попал сюда. Когда он заболел так, что не мог появляться в конторе, сослуживцы забеспокоились, часто звонили, справлялись о мякинском здоровье. Сначала Мякин думал, что они искренне обеспокоились: как он там, что с ним? А потом, когда звонки стали совсем редкими, Мякин подумал: «Не обо мне они беспокоятся, а о себе. Пришлют нового начальника — опять им приспосабливаться».

Мякин почувствовал, что, кажется, он готов задремать, ему даже показалось, что снится ему сон, словно спит он с открытыми глазами, а прямо в лицо ему смотрит тощий и шепчет: