— А если вы не выдержите? — недоверчиво спросил тощий. — Тогда вы загубите нас.

— Не волнуйтесь, — ответил Мякин. — Я последнее время совсем не сплю.

Мякин попытался вздремнуть; последние пять дней он не спал совсем. В голове постоянно что-то шумело, он уже целый месяц не появлялся в конторе. Сам Герасим Ильич настоятельно рекомендовал ему лечь в клинику. Мякин, как только вступил на должность, начитался умных книг — как управлять — и немедленно приступил к внедрению новаций. Новации коллектив встретил с молчаливой настороженностью, и только одна Раиса радостно и скрупулёзно исполняла мякинские новинки. Недели через две Мякин почувствовал со стороны конторских в некотором роде даже враждебность. По крайней мере бородач иногда стал позволять себе грубые слова в разговоре с новым начальником. Однажды он заявил Мякину прямо в глаза:

— Вы зря это затеяли — у вас ничего не получится.

Мякин не нашёлся, что ему сразу ответить, и, сдерживая эмоции, произнёс:

— Можете идти.

— Вы спите, — испуганно произнёс тощий. — Нет, вы не можете быть индивидом два. — Он подумал и добавил: — Опять я остался один, как в прошлый раз. — Он подошёл к двери, прислонил к ней ухо. — Тсс, я чувствую: они рядом.

Мякин взглянул на часы — до ужина оставалось менее получаса.

— Они придут через полчаса, — сказал он, чем сильно удивил тощего.

— Вы провидец? — тихо спросил тощий и оторвался от двери.

— Нет, — ответил Мякин. — Я просто знаю местное расписание.

— Местное расписание, — задумчиво повторил тощий. — Вы, наверное, раньше были персоной.

— Быть персоной… — как бы размышляя, произнёс Мякин, а про себя подумал: «Да, можно сказать и так: “Быть персоной”».

— Был да сплыл, — вслух произнёс Мякин.

— Как это сплыл? — насторожился тощий и на цыпочках подошёл к окну. — Сплыл, не сплыл! Это можно по воде. Вы были моряком?

— Капитаном, — пошутил Мякин. — Капитаном в одной конторе, но недолго.

Тощий долго смотрел в окно. Осень, слякотная осень оголила деревья за окном, сквозь серые ветви проступала тёмная кирпичная стена. Пейзаж не улучшал настроение пациентов клиники, да и решётка на окнах, хотя и весьма тонкая, наводила обитателей заведения на грустные мысли.

— А кем же был я? — пробормотал тощий, глядя в окно. — Вы не помните, кем был я? — обратился он к Мякину.

Мякин внимательно посмотрел на сутулую спину тощего и с некоторым сомнением ответил:

— Вы, наверное, были художником. То есть, я бы сказал, творцом.

— Я был творцом, — не отрываясь от унылого пейзажа, произнёс тощий. — Да, конечно, я был творцом. Иначе зачем они, эти персоны, загнали меня сюда? Творцов всегда куда-нибудь загоняют.

«Да, — подумал Мякин. — А кто меня загнал сюда?» И тут же услышал:

— А кто вас загнал сюда?

— Меня? — переспросил Мякин.

Тощий обернулся, в его глазах мелькнуло какое-то странное любопытство. Он, словно доктор-психолог, похожий на того врача, который осматривал Мякина, пристально, не мигая, уставился на Мякина, а Мякин в конце концов, не выдержав этого взгляда, отвёл глаза в сторону и тихо ответил:

— Меня, наверное, коллектив.

— Коллектив персон? — снова спросил тощий.

— Пожалуй, да, — ответил Мякин и вспомнил, как последний раз разговаривала с ним Раиса.

— Мякиша, извини, но ты не прав. — Она недовольно пожала плечами. — Зачем ты перенёс оперативку на пятницу? Коллективу это не нравится.

Мякин, не отрываясь от бумаг, сухо ответил:

— Так будет удобнее.

— Какое же это удобство? Пятница — все торопятся домой, а у тебя вечерние посиделки!

— Это не посиделки. Это оперативное совещание, — резко ответил Мякин.

— Ну Мякиша, ты пойми: люди будут недовольны!

— Они не люди, они подчинённые сотрудники, — ответил Мякин.

— Тебе наплевать на людей! Ты совсем переменился. Стал чёрствым, бездушным человеком.

Мякин встал из-за стола.

— Я руководитель, и этим всё сказано. Прошу вас впредь не делать мне замечания. Это не является вашей компетенцией.

— Не надо шуметь, я всё давно поняла, господин начальник.

Она резко повернулась и вышла из кабинета.

Дверь палаты распахнулась. На пороге появилась упитанная женщина в белом халате:

— Ужинать будем?

— Да, — за двоих ответил Мякин и спросил: — А что нынче дают?

— Что дают, что дают… — проворчала упитанная. — Что дают, то и берут.

— А всё-таки? — повторил Мякин.

— Сегодня для вас будут рыба с пюре и чай, — безразлично ответила упитанная и спросила: — Ну так как, ужинаете?

— Ужинаем, ужинаем, — снова за двоих ответил Мякин.

Упитанная скрылась за дверью, и сразу же оттуда послышался грохот какой-то железяки, словно несколько кастрюль специально колотили друг о друга. Дверь снова раскрылась, упитанная накидала большой ложкой что-то серое в тарелку и подала Мякину.

— А сосед будет? — спросила она.

— Будет, — ответил за тощего Мякин.

Упитанная повторила процедуру подачи ужина, и Мякин оказался с двумя тарелками в руках.

— Да поставьте всё на тумбочку, — приказала упитанная, — и заберите чай!

Мякин подчинился, и через несколько секунд в его руках оказались, слегка повреждённые по краям, кружки с горячей тёмнокоричневой жидкостью. Пальцы рук обжигало, и Мякин, закусив нижнюю губу, быстро поставил чай на свою тумбочку.

— А хлеб? Хлеб есть? — спросил он упитанную.

Она молча достала откуда-то снизу тележки тарелку, кинула на неё пару кусков хлеба, отдала хлеб Мякину и двинула дребезжащее сооружение на трёх колёсах дальше. Дверь закрылась, и в палате наступила тишина. Тощий, сидя на своей кровати, настороженно наблюдал за манипуляциями Мякина, который разместил тарелки и чай по принадлежности и произнёс:

— Прошу вас. Будем ужинать.

— Почему вы взяли рыбу? — спросил тощий.

— А что, разве у нас был выбор? — ответил Мякин.

— У неё, — тощий махнул рукой в сторону двери, — наверняка было ещё что-то.

— Вы так думаете? — удивился Мякин.

— У них всегда что-то есть в запасе. Вы что, никогда не общались с персонами?

Мякин, немного подумав, ответил:

— Вы имеете в виду привилегированных?

— Да, у которых всегда что-то есть.

Мякин взглянул на свою тарелку. Кусок непонятной формы и цвета, обрамлённый серым веществом пюре, выглядел весьма уныло, но, вспомнив, что с утра он почти ничего не ел,

Мякин приступил к уничтожению ужина. Рыбу он расколошматил на небольшие кусочки, тщательно отделил их от костей, осторожно прожевал несколько кусков. На вкус это блюдо, учитывая мякинский пустой желудок, оказалось весьма приемлемым. Он попробовал холодное пюре — гарнир ему совсем не понравился. Мякин отложил тарелку в сторону и насытился куском хлеба, запивая его чаем.

Тощий всё это время молча внимательно наблюдал за Мякиным и, только когда Мякин поставил пустую кружку на тумбочку, заявил:

— Вы не боитесь их. Вы смелый. Отчаянно смелый.

Мякин догадался, что тощий голодует, и ответил:

— Да, еда не ахти какая, но жить-то надо. А вы что же, ужинать не будете?

— Я ужинал вчера. С меня хватит, — гордо ответил тощий.

Мякин прошёл в туалет, вымыл руки и, вернувшись, спросил:

— А вчерашний ужин был лучше сегодняшнего?

— Вчера меня навестили. Вот… — И тощий с достоинством открыл тумбочку.

Мякин посмотрел на пустые полки и удивлённо протянул:

— Да-а…

— Всего полно, не то что ваша рыба! Угощайтесь. — Тощий встал с постели и снова подошёл к окну. — Меня часто навещают. Почти каждый день. А у вас, я вижу, никого. Но вы не бойтесь, я вас не брошу, как некоторые.

Тощий в этот раз очень долго, почти полчаса не отходил от окна. Мякин не тревожил его, он тихо прилёг на свою постель и вспомнил, как супруга проводила его в клинику.

Она первой заметила неладное. Мякин возвращался с работы никакой, почти не ужинал, долго лежал в ванне и совсем не спал. Ночью ворочался в постели, тихонько вставал и уходил на кухню. Она часто заставала его там неподвижно сидящим за столом и смотрящим куда-то в угол.